чтобы я смог хотя я бы дышать нормально, и велела собираться к ним в гости. Доставили быстро, в течении часа меня осмотрели разные специалисты, оценили и обрадовали камнями в почках. В общем, в 4 утра я занимал уютную шконку урологического отделения больницы №20 г. Москва.

В 8.30 я ждал своего укола для рентгена с контрастом. Получил и философски ждал своей очереди на получение подтверждения о том, что мой мир богат.

Рентген делался на специальной кровати, на высоте примерно 1, 20 м над полом. Для большинства нормальная высота, благо там еще и табуретка стоит. Привезла санитарка какую-то бабку, которая сама уже не ходит, весу в ней прилично. На просящий взгляд кота из Шрека я вздохнул и помог закинуть бабку на стол. Потом снять. Потом повторить все еще раз для второго снимка.

Мне не было противно или брезгливо, но я был удивлен тем, что ощущения были, словно я пытаюсь удержать бурдюк с костями и желе. Это был даже не жир, я с легкостью прощупывал кости сквозь кожу и ту желеобразную массу, которая раньше была мышцами рук и ног.

Осадок остался своеобразный, хотя меня сложно чем-то задеть. Приходилось уже смотреть как близкие умирали, болели.

Через час УЗИ, где мне радостно объясняют, что у меня закупорен мочеточник и жидкость застаивается в почке. Что началось воспаление и нужно срочно лечить. Короче, говорят, приходи через полчаса к такому-то кабинету.

Пришел, разделся, удалили меня в кресло, чем-то сильно похожее на гинекологическое. А может оно и было? ХЗ. Сейчас будем открывать почку, сказали мне.

С определенной точки зрения, хорошо что мне не сказали заранее что будет, потому что обладая новым знанием об ощущениях... Я бы согласился только под кайфом, наверное.

Короче, эти эскулапы херовы (во всех, с@ка, смыслах) берут жесткий эндоскоп, это такая трубка, толщиной с шариковую ручку, длиной около 30 см, и вставляют мне в член.

Даже спустя 2 суток я не могу отделаться от ощущений. Честно скажу, что я терпел многое: травмы, лечение зубов без анестезии, разную сильную и очень сильную боль, и все я терпел молча. Но тут, здоровый тридцатилетний мужик, взвыл так, что меня слышали на половине этажа.

Далее, интерн, под руководством врача, начинает внутри копаться, пытаясь установить стент — специальный каркас, который не дает закрываться мочеточнику.

Копался он около минуты, постоянно попадая не туда, что не добавляло мне любви ни к нему лично, ни к жизни в принципе. При этом, мочевой пузырь постоянно наполнялся жидкостью, из-за чего его раздувало и боль была еще и от этого.

Когда раздраженный врач сказал ему сдать назад, это сцуко вытащил вообще все из меня. Врач матерится и я снова ощущаю всю радость от проникновения [м]лядского эндоскопа в уретру.

Благо врач справился секунд за 15 дал мне сбежать из кабинета. Результат: почка спасена, постоянные боли, кровавая моча, но жить можно.

Ночью пошел погулять по отделению, при ходьбе было не так больно. Встретил процессию из двух санитаров и одного трупа, который только что был одним из пациентов и моих соседей по отделению.

Вдохновило.

Пару часов назад звонит жена, спрашивает как дела и почему тяжело дышу. Отвечаю:

Да у нас через палату лежит полоумная бабка, больная что смотреть страшно. Упала на пол, по какой-то причине персонал отказался ее поднимать, видимо не в первый раз. Вот и пришлось помочь поднять ее на кровать.

А тяжелое дыхание от перенапряжения, снова все разболелось внутри, поэтому я слегка злой на [сран]ую больницу, санитаров, сестер и весь этот грёбаный медперсонал, чтоб им гастэроскопию каждый день по три раза делали вместо еды.

Из смешного: со скрипом подняли бабку, перекатываем и перетаскиваем ее ближе к стене и дальше от края кровати.

Бабка: "Ещё!.. Ещё!.. "

Я, с трудом дыша: "Бабуль, ты не перепутала? Мы в больнице, а не в п@рнофильме. "

За пару часов до этого пишу жене:

Суки криворукие, меня сейчас чуть инфаркт не хватил. Меряю температуру: 38, 9. Глаза на лоб лезут, думаю, что я чувствую себя паршиво, но все-таки не настолько. Мне уже готовят срочный укол, решили замерить еще раз — 37, 1. Коновалы, блин.

В общем... Все сильнее хочется быть отсюда подальше, пока меня тут не угробили. Старшие еще нормальные, что сестры, что врачи, к молодым в руки попадать в принципе не хочется.

А то слелают или вколят что-нибудь такое, после чего можно требовать пенсию по инвалидности. А то и надгробный камень.

Не фига не смешно, но уж как есть.

Очень хочется верить, что я выйду из этой больницы живым.

Из забавных моментов: диагноз мне так никто и не удосужился сообщить, узнал случайно что заработал острый пиелонефрит. Лечение со мной никто не согласовывал, а пустой бланк согласия на лечение я отказался подписывать.

Выжить бы после этого лечения...

на улицу, Паша из кулёчка насыпал небольшую кучку чего-то серебристого, зажёг спичку и быстро её в эту кучку сунул. Вопреки моему ожиданию, кучка сразу не загорелась и не бабахнула, в месте где горела спичка появилась маленькая красная раскалённая точка, после чего Паша встал и радостно эту кучку пнул. Пыхнуло, как магниевая вспышка на старых фотоаппаратах, ярко, с небольшим бабахом.

— Давай рассказывай, что это такое и с чем его едят?! — спросил я у друга.

— Так это ж алюминиевая пудра, обычная серебрянка. Главное раскалить небольшой кусочек кучки докрасна... вот только добыл я её немного, — поделился секретом Паша.

— Серебрянка, говоришь... Пошли ко мне, где-то в запасах был пакетик серебрянки.

Поскольку примерное расположение искомого пакетика я знал, нашли мы его достаточно быстро. Килограмма два или три чистой алюминиевой пудры.

Ташкент. Ночь. Довольные мы, вооружившись трофейной пудрой и собрав вокруг себя мальчишек с переулка, этот самый переулок и стали освещать частыми вспышками. Пудра уходила долго, поделившись секретом вспышек и серебрянкой с товарищами по интересам, до глубокой ночи мы расходовали бабушкин запас "эффекта металлик" для любой краски... После чего, довольные новыми знаниями, разошлись по домам. Спать и думать, где можно запасы алюминиевой пудры пополнить.

Дальше было почти как в "Уральских Пельменях".

— ИИииииигооооорь! — начала будить меня бабушка.

— Бабуль, я сплю ещё, мы с мальчишками допоздна гуляли!

— А я знаю, что вы гуляли. Вставай, говорю, Паша уже ждёт, не ему же одному за вами убираться.

— Убираться? Вроде не мусорили вчера.

— Вставай-вставай, внучек, иди, полюбуйся.

Естественно я встал. За дверью меня обречённо ждал Паша со шлангом. И серебрянная улица. Метров 10 нашего проезда были покрыты красивым, тонким слоем серебра. Соседские стены, стволы деревьев, трава. Всё было однотонным.

К обеду мы всё это благополучно смыли, и даже зареклись: никаких больше бабахающих экспериментов. Правда, через недельку, Паша выяснил, что если в марганцовку налить глицерин — смесь через непродолжительное время самовоспламеняется, а если смешать их в закупоренном сосуде - то ещё и бабахает.

Но это уже другая история...