Мелким решил узнать, есть ли напряжение на проводах упавшего столба. Потрогал один провод — ничего. Потрогал второй — ничего. Думаю, а если два?

Вспышка и адский огонь, сжигающий меня изнутри и как бы со стороны — моё тело агонизирующее на проводах. На доли секунды сквозь красную пелену вижу лицо кореша, ржущего, думающего, что это прикол. Я понял, что это конец и каким-то животным инстинктом уперся ногами в провод, пытаясь оторвать руки. Удар в ноги, и я откатываюсь в траву.

Шрамы до сих пор на руках.

Во времена учебы в университете в рамках занятий по психологии преподаватель нас, студентов, развлекала между лекциями графологией. Мы и сами между собой развлекались: анализировали почерки друг друга по тетрадкам с лекциями. По всем описаниям сходилось, что у меня ярко выраженный маниакально-депрессивный психоз. Очень веселились с такой характеристики, единственной на всю группу. Для меня это все было сродни гороскопу. Сплошная чушь. Через пять лет стало не смешно. Я попала в психоневрологический диспансер с обострением биполярного расстройства, то есть тем самым маниакально-депрессивным психозом, и провела там четыре месяца. И теперь состою на учете в "психушке", о чем, кстати, почти никто не знает. В том числе бывшие однокурсники.

Четыре года назад меня сбила машина. Это был ад. Меня часто спрашивали, было больно или нет. Так вот... ЭТО БЫЛА АГОНИЯ! Было такое ощущение, что в позвоночник втыкают сотни игл! На тот момент потерять сознание для меня было бы счастьем. Мне было настолько больно, что я даже не могла плакать, я просто орала. Я очень боялась, что у меня сломан позвоночник. У меня было ощущение, что я лежу целую вечность на дороге, и в мой позвоночник и ребра вонзаются иглы. Самое странное, что я отделалась только царапиной на локте. Но с того момента я до смерти боюсь переходить дороги. Даже если машина далеко, я все равно жду, пока она проедет.

Заикание было проблемой, которая оградила меня почти от всех людей. Я заикался так, что требовалось неимоверное терпение и спокойствие, чтобы меня понять. В школе никогда не спрашивали. И, конечно, я был главным объектом для насмешек. В какой-то момент я начал раздражать даже собственных родителей. Почему не было логопеда — не спрашивайте — маленький город, бедная семья. Только к бабке пару раз водили. Единственный, кто сохранял терпение и любовь ко мне был старший брат. Мне было 14, мы возвращались с ним вечером домой. Нарвались на группу местных качков-быдланов. Они хотели то ли сигарет, то ли денег. Окружили, стали обхлопывать карманы. Мы начали разговаривать, они услышали, что я заикаюсь, стали передразнивать, называть калекой. Брат сразу вспылил, полез драться.

Пока его забивали насмерть, двое держали меня. Я никогда не орал так. Я не узнал ни свой голос, ни речь. Мои мучения закончились, я остался один, способный разговаривать, без никого вокруг и с пожирающим чувством вины.