давало самые блистательные балы и карнавалы России, содержало собственный музей изящных искусств, актерскую труппу и струнный ансамбль.

Все пятеро сыновей Сергея Александровича учились за границей — в Париже, Варшаве и Оксфорде. Да и вдова покойного не показывалась дважды в одних и тех же бриллиантах.

Но состояние графов казалось бесконечным, неисчерпаемым. Петербург гудел: предполагали азартные игры, любовные авантюры, наркотики... Реальность оказалась проще: деньги кончились. Промотано все, что веками копили поколения графов Обильяниновых. Вдова и сыновья остались в буквальном смысле без копейки.

Особенно тяжело гибель отца переживал старший сын, Сергей Сергеевич Обильянинов. Он почти окончил обучение в Сорбонне, знал четыре языка идеально и еще десяток со словарем, восхитительно танцевал, был любимцем женщин, играл главные роли в студенческом театре... И это все. Маловато талантов, чтобы прокормить семью.

Перед самым отъездом из Парижа в квартиру Обильянинова зашел мужчина в модных очках с темно-синими стеклами.

— Сергей Сергеевич! — патетически воскликнул он, — Вы нужны Царю и Отечеству!

Обильянинов выслушал незнакомца.

Франция, хотя и была (скажем точнее, была вынуждена после событий 1812 года) союзником и другом России, периодически устраивала "мелкие неприятности" своему заклятому другу.

То завод во Франции, принадлежащий русскому купцу Мармеладову, совершенно случайно перепутали со специально выстроенными целями на полигоне, где испытывали новую пушку. То во всех парижских газетах оказывается фотография русского дипломата в обнимку со скандальной кафешантанной певичкой. А вот теперь ходят слухи о каких-то то ли учениях, то ли показательных маневрах на границе с Россией.

Нужен человек, идеально знающий французский, обладающий обаянием и актерскими способностями, способный выяснить у французских офицеров планы их передвижения.

Обильянинов кивнул. Он был патриотом Родины, да к тому же такая работа гарантировала какое-никакое содержание для семьи.

Но как подступиться к хитрым французам? Подпоить? Но они натренированы пить вино чуть ли не с младенчества. Пообещать денег? Французы жадны, за деньги могут многое... Но где взять те деньги?

И тут Сергею Сергеевичу пришла в голову прекрасная идея.

Французы знамениты своей любвеобильностью. А в постели любой мужчина с удовольствием расскажет все, что знает. К тому же, солдаты и офицеры так скучают по женской ласке...

И вот под Парижем появился публичный дом специально для офицеров французской армии.

Его хозяйка — высокая и статная дама — охотно обсуждала с посетителями сплетни, подносила им вино и предлагала лучших девушек. Которые были выбраны по принципу приятной внешности и хорошей памяти.

Офицеры блаженствовали. Было лишь одно правило: хозяйка заведения, мадам Серж, неприкосновенна. Впрочем, те, кто попытался нарушить эти правила, отведали отнюдь не женской силы "матери-настоятельницы".

Бордель процветал. Петербуржские покровители были довольны работой "мадам Серж", его братья продолжили образование, мать жила в достатке.

Но вдруг, выйдя к гостям, Сергей Сергеевич побледнел. Среди посетителей он заметил своего однокашника по Сорбонне, Андре Деррена. Этот мечтательный упитанный юноша отличался фантастической прозорливостью. Он мог узнать человека, которого видел лишь раз в жизни, по походке, форме уха или цвету глаз. Никакой грим не спасал от острого взгляда Деррена.

"Это конец" — подумал Обильянинов. Но усилием воли взял себя в руки.

Пройдя несколько раз мимо приятеля, он указал глазами на дверь в заднюю комнату.

Андре понял намек. Обняв хозяйку за талию, он повел ее в ту сторону. Посетители были удивлены: такое поведение никому бы с рук не сошло! Но этот штатский чем-то очаровал суровую мадам...

Оставшись с другом наедине, Сергей Сергеевич выложил все, как на духу. И узнал еще более шокирующую правду.

Его друг работал по поручению французского правительства. Он искал, где происходит утечка о передвижении французских войск. И пользуясь своей уникальной памятью и некоторыми художественными способностями, выдает правительству портреты подозрительных личностей.

— И меня зарисуешь? — обреченно спросил Сергей.

— И тебя зарисую, — твердо ответил Андре, — я патриот своей страны.

В этот вечер мадам Серж уезжала из Франции. Ей были куплены билеты до Милана, а оттуда Сергей Сергеевич планировал добраться пароходом в Одессу. Провожать прекрасную и недоступную мадам собрался весь цвет французского офицерства.

Дальнейшее известно всем. Андре Деррен стал довольно известным художником, а Обильянинов получил новое задание, на этот раз внутри страны.

Его жизнь прервалась намного позже, в далекой стране, холодной сталью ледоруба. Но это уже совсем другая история.

в жизни по своей инициативе уволил двух программистов и обнаружил: производительность труда отдела в целом в результате выросла. То есть восемь человек начали реально делать больше и лучше, чем за неделю или две до того — десять. Просто потому, что двое перестали отвлекать на себя кучу внимания и создавать кучу проблем. Тот случай научил меня никогда больше не брать себе сотрудников, которых привело высокое начальство, и всегда категорически заявлять: я буду работать только с теми, кого сам отсобеседовал и кому дал добро. Ну а первым из подобных "отрицательных" специалистов стал человек, которого я буду называть по отчеству — Алимович.

Главной чертой Алимыча как специалиста были минимальный набор знаний и полная, абсолютная, демонстративная и категорическая необучаемость. Если он, допустим, во времена "Лексикона" выучил, что отступ в начале абзаца делается четырьмя пробелами перед текстом — вы могли хоть в лепёшку расшибиться, рассказывая, что Word уже умеет нормально, и это гораздо лучше. Сколько бы ему ни объясняли, ни растолковывали, ни уговаривали, ни ругались — можете быть уверены, что в начале каждого написанного им абзаца и посейчас найдутся ровно те же четыре пробела. Программист Женя, которому выпало над Алимычем шефствовать, был человеком мягким и деликатным, поэтому в итоге начал каждый вечер оставаться на работе: с девяти до шести он делал свою работу, а после шести, когда Алимыч шёл домой — переделывал то, что натворил его подшефный, так, чтобы это укладывалось в рамки разумного. Кроме того, Алимыч берёг глаза и старался не читать с экрана: всё, что нужно было ему для работы, включая хелпы, документацию и ТЗ, он перед прочтением предварительно распечатывал. Это занимало у него первую половину дня; во вторую же половину он рвал напечатанное на мелкие клочки и выбрасывал в мусорную корзину, объясняя это воспитанной на "серьёзных работах" привычкой к секретности. Вскоре любой звук рвущейся бумаги уже приводил сидевшую рядом с ним программистку Таню в состояние, близкое к истерике. Кроме того, Алимыч так резво гробил весьма недешёвый тонер, что начальство приняло волевое решение: отныне и впредь в принтере будет стоять ухайдоканный Алимычем картридж, печатавший всё более бледно- и бледно- серым. Нормальный же спрятали в сейфе и печатали им нужное, когда Алимыч ходил на обед. Я не буду перечислять взаимоотношения Алимыча с остальными коллегами, ограничусь тем, что никто не хотел сказать о нём доброго слова.

Мне повезло не пересекаться с Алимычем по работе, но не повезло уходить с ним в одно время и уезжать на одном автобусе. Там он присаживался мне на уши и обильно делился жизненным опытом, состоявшим в основном из рассказов, какая дерьмовая штука жизнь и как она всеми способами его била. Наиболее мне запомнились жалобы на то, что во время работы в авиации ему дали охрененно сложную задачу и никак с ней не помогали, а потом уволили, когда он не справился. Вышло так, что за несколько недель до этого рассказа я заходил в гости к знакомой девчонке, студентке-троечнице из МАИ, и курсовая, которую она тогда с блеском сдавала — была практически один в один задача Алимыча.

Возникает закономерный вопрос: кто, как и почему взял такого специалиста на работу. Именно об этом я и хочу рассказать. На самом деле Алимыча брать никто не хотел. После собеседования ему сказали: "Мы Вам позвоним", как и в 99.9% таких ответов звонить заведомо не собираясь. С другим человеком это бы прошло, но Алимыч, получив такой ответ, не сдался: он начал аккуратно каждый день звонить и спрашивать: вы ещё не решили? Я жду вашего звонка. Точно не решили? Хорошо, я позвоню завтра. И звонил. И завтра, и послезавтра. Пока, наконец, измученный начальник не ляпнул: "Мы готовы предложить вам зарплату в $200" (примечание: стандартная стартовая зарплата студента тогда была $500). Начальник надеялся, что уж это-то его отпугнёт, но Алимович радостно крикнул: "Согласен! " — и фирма обзавелась новым сотрудником.

И вот что я хочу сказать: вежливость — отличная штука. Деликатность — отличная штука. Но если не хотите отныне и навсегда тащить на своём горбу такого Алимыча — научитесь сразу, чётко и однозначно говорить "нет".