Первый "взрослый" новый год. Помните?

Сначала мнётесь, но потом, выдохнув, подходите, и решительно заявляете родителям, что в этот раз будете встречать у Коли, с ребятами.

И мама сразу — ну как это у Коли? Семейный же праздник! Тётя Таня приедут с дядей Борей, Алла Ильинична с детьми будет. Помнишь же её Сонечку и Мишу? Они так выросли! Сонечка — ну прямо невеста уже! Как же мы без тебя? А если уж так невтерпёж — пусть и Коля к нам приходит!

Я вон сколько наготовила, на всех хватит.

Но тут отец, понимающе подмигивая, скажет — ну взрослый же он уже, мать, пусть сходит, встретит с друзьями. Но, только чтоб звонил! А то знаю я ваши новые года!

А у тебя уже заветный, давно припасенный козырь жирным ломтём выпадает из рукава — а у Кольки телефона нет! И всё! Бита родительская карта. Я вообще не понимаю, как сейчас дети живут. Постоянно же на связи. У меня сейчас, если ребёнок не отвечает на звонки и сообщения в месенджерах, всего две мысли возникают: либо батарея села, либо съели ненаглядное дитятко и косточек даже не найти теперь. Схрумкали безотходно демоны ада.

А вот нам ничего, нормально было. Нет телефона у Кольки — и шабаш! Мы потом, как встретим, с автомата позвоним — говоришь. И мама начинает махать руками — ой, вот только этого не надо, по ночам ещё по улице шляться! Сидите уж лучше дома у Кольки у своего, раз уж в родительском гнёздышке вам, неблагодарным, ради которых ночей не досыпалось, не сидится! И отворачивается.

А отец машет рукой — мол давай-давай, вали отсель, а то ведь передумает сейчас.

И начинается таинство. Шумно идёт этот увлекательный ещё, ну потому что неизведанный и от того — безмерно романтичный процесс скидывания, и обсуждения, по сколько, кто чего покупает, и кто чего ещё принесёт из дома. И кто будет, и кого звать вообще-то не надо.

И в итоге всё непонятно, но ты едешь в благоухающем всеми оттенками алкоголя предновогоднем вечернем троллейбусе в новых джинсах и с банкой домашних помидоров в пакете. И ещё там салат от мамы, блюдо от которого ты клятвенно обещал привезти в целости и сохранности назад, ибо — от набора и вообще — вещь в хозяйстве незаменимая.

И вроде бы ты приехал раньше, чем надо, но у подъезда обязательно встречаешь всех, потому что все приехали почему-то чуть раньше, чем надо. Звенят многообещающе купленные на общественные деньги "Асланофф" и "Белый медведь", им игриво отзываются "Амаретто" с "Сангирей" и непонятно зачем взятый, абсолютно ядовитый, не по хорошему зелёный ликёр "Киви" тоже подгавкивает на ровне со всеми.

Ну и шампанское, конечно, куда ж без него. Тоже — неведомых производителей, самых страстных названий, купленное в бескрайней веренице круглосуточных ларьков на Полевом спуске.

Девочки все, не смотря на мороз — без шапок, ну потому что причёски, сам Колька уже немного пьяный, в белой рубашке, глуповато улыбается и сообщает, что самое главное — не заходить в родительскую комнату и что скорее всего ещё сейчас приедет его двоюродный брат, он не скидывался, но привезёт с собой литр водки и вообще — хороший парень, хоть и с села.

В прихожей становится тесно от обуви, а шубы и куртки наваливаются огромной кучей на кровать Колиных родителей, в чью комнату заходить строжайше запрещено. Под этой кучей, на утро будет обнаружен и сам Коля, который в итоге раньше всех напился и, всласть наблевавшись с балкона, куда-то пропал. Оказывается — вот куда.

И девочки, цокая туфлями по паркету, в каких-то неимоверных кудрях и платьях, тех самых, ещё с рынка, (ну а где тогда ещё что покупать), оккупируют кухню и что-то там режут, поминутно требуя помочь им открыть банку или быстренько сбегать за чем-то, что забыли купить.

А вьюноши томятся в ожидании начала распития приобретённого арсенала и смотрят старушечьи, как им тогда кажется, кинокомедии по телевизору Funai, который чёрным ксеноморфом расположился в патриархальной чешской стенке. А остальные её обитатели — хрусталь, две фарфоровых балерины, полное собрание сочинений Лескова и Дюма, керамическая лиса-кувшин, деревянное панно изображающее какой-то былинный сюжет и вольно раскинувший фосфорные крылья зелёный орёл смотрят на него с религиозным ужасом.

А под ним, такой же инородной формой бытия, щерится прикрытой до поры амбразурой видеомагнитофон Grundig, уже готовый всеми своими, то ли шестью, то ли восемью головками впиться в кассету, ну вы понимаете в какую кассету, которую уже кто-то принёс на всякий случай.

И безгрешные, девственные графины, которые на полном серьёзе надеялись состарится и умереть за непробиваемым стеклом серванта, бесцеремонно достаются и наполняются водой, в которой, о ужас, разводится вкуснейший порошковый напиток "юпи" или "инвайт", коими лица, ответственно готовящиеся к встрече нового года будут запивать импортного производства водки, которые, уже в свою очередь, заботливо выставлены на балкон, поскольку всем известно, что тёплую водку пить — занятие пустое и неприятное.

Кто-то предлагает проводить старый год, и ребята, не особо афишируя свою задумку перед барышнями, довольно скоро становятся немного пьяненькими и всем начинает казаться, что вот действительно, сейчас начнётся новый год, а вместе с ним какая-то новая жизнь.

Все постоянно курят, даже те, кто не курит в принципе, и, что самое характерное, именно они — курят больше всех. Но сигарет в избытке. В ходу "житан" и "давидофф", "пьер карден" и противный ментоловый "салем". Время "магны" в мягкой пачке ещё не пришло, но оно обязательно придёт вместе с тихим, чуть мглистым утром первого дня нового года.

И ты выходишь на балкон, а город мягкой, молочной дымкой стелется внизу и пустынные улицы почему-то кажутся сказочными и хочется, чтобы эта тишина и безлюдность не кончалась никогда.

И ты потом, какое-то ещё время, будешь искать это волшебное ощущение, испытанное ровно один раз, регулярно выходя утром первого января на балкон, посмотреть на сонный, скованный хрустальными цепями праздника город, и почти будешь находить его, но с каждым разом всё меньше и меньше, пока наконец совсем не забудешь о нём.

Но это всё не сейчас, ещё не скоро, а пока всё впервые, и по просьбе девочек, ставится "нормальная" музыка, и третий иностранный бандит, нагло вторгшийся в полированно-ворсистый рай советского быта, музыкальный центр Panasonic, заполняет квартиру новинками техно. Чувственные Эйс оф Бэйс сменяются диджеем Бобо и Кэптэном Джеком, Итайп смешно коверкает русские слова и ещё тысячи однотипных песен, где девушка красивым голосом поёт одну фразу, а в промежутках — быстрые речёвки и синтезаторная феерия.

Но потом дело обязательно дойдёт и до медляков от Металлики, и начнутся близкоконтактные танцы, которые, возможно, перетекут во что-то большее, а возможно — и нет. Элемент лотереи, помноженный на новогоднее чудо, порой даёт самые неожиданные результаты.

А моложавый ещё, абсолютно не уставший и никуда не собирающийся уходить Ельцин, смотрин на всех по отечески из заморского Фуная и поздравляет дорогих россиян с новым, девяносто там каким-то годом.

И все кричат ура, и куранты, и надо срочно без верхней одежды всем бежать во двор и бахать там петардами и салютами, и никто ещё не взрослый и не гундит, что это всё глупость и неуместный перевод денег, что надо вести себя прилично а не вот так вот. И мы орём как чумные, и нам орут в ответ с балконов соседнего дома, и мы такие все взрослые, что вот прямо сейчас пойдём и выпьем ещё, и мы идём и выпиваем, и самые стойкие потом почти до самого утра сидят на кухне с гитарой и ревут охрипшими голосами "Гражданскую оборону", а старинная гирлянда отбивает одной ей понятную морзянку, как бы говоря нам, что милые дети, пресловутого молока и сена будет в этой жизни в достатке не всегда.

А потом приходит утро, то самое, которое бывает только один раз в жизни, и которое ты будешь пытаться вспомнить и поймать те незнакомые ощущения чего-то нового, необычного и только-только начинающегося, и теперь всё время ускользающее из-под самого носа до тех пор, пока ты окончательно не забудешь и перестанешь понимать, о чём вообще идёт речь. Или не будешь. Кто тебя знает. Неважно.

С новым годом, ребят. С новым годом.

Вчера муж, поев картошечки с курочкой и салат, попив яблочный компот с блинчиками, выдал:

— Если ты, когда-нибудь уйдёшь от меня к другому, я всё равно буду приходить к вам ужинать!

Зашел на работе разговор о службе — кто где служил и кто как косил. Сослуживец рассказал свою историю. 10 лет назал, в разгар призывного возраста он работал админом в богатом банке, собирался жениться и служба в рядах воинства РК в его планы трагически не помещалась.

Пришла повестка. Он честно взял денег и честно пошел в военкомат. На вопрос веселого военкома о желании служить, четко по военному ответил:

— Никак нет, тов. майор, служить не хочу, но могу искупить. Вот две тыщи баксов.

— Хорошо, — сказал военком беря бабки, — Тогда у тебя сложный сколиоз и его надо задокументировать. Пошли на флюорографию.

В кабинете "флюры" ему дали в одну руку двухпудовую гирю с наказом держать руку вдоль тела как можно ниже к пятке, в другую руку здоровенную гантель, с указанием держать её в сторону от себя, чуть развернувшись. В таком романтическом образе "смерть Ахиллеса" и сделали снимок позвоночника. Получилось страшно.

На коммиссии военком со скорбным лицом спросил: — Как же ты сам прийти смог, сынок? Какая тебе армия? А замазанные в деле военные медики, глядя на снимок ржали, тряся щеками по погонам и сквозь слезы подписывали освобождение от армии.

В застойные времена 3 студента (2 русских и один негр) УниверситетаДружбы народов им. Патриса Лумумбы решили выпить. Так как с помещениему них были проблемы, они пошли на стройку, где уже практическизакончилось строительство нового общежития университета. Они неплохознали сторожа стройки и были уверены, что при условии, что ему нальютстакан, он не будет возражать. Они не ошиблись, сторож дал добро, нопопросил, чтобы они пробрались на стройку и обратно не через проходную(на всякий случай, чтобы никто не увидел), а перелезли через заборгде-нибудь подальше от проходной. Они так и сделали, нашли себе уютноеместечко, долбанули по одной-второй-третьей и т. д. , да так хорошо, чтонегр полностью отрубился. Время идти домой, а он спит так, что недобудишься. Делать нечего, взяли его дружки за руки да за ноги, дотащили кое-как до забора. А через забор-то как? Подумали немного ирешили, что один перелезет через забор, а другой ему аккуратненькопостарается передать чёрного друга. Так и сделали: один перелез, другой начал потихоньку переваливать [мав]ра через забор. В этот моментподбегает к ним сторож и говорит: "Ну как же так, мужики, уговаривались же, что все честно будет, зачем же вы рубероид тостройки [зв]издите?"

Вот все говорят Щелкунчик, Щелкунчик… Билетов не достать, хотя все знакомые уже причастились. Ажиотаж вплоть до Государственной думы. Велика сила искусства оперы и балета. Щелкунчик, кстати, это балет, если кто-то не помнит. Я помню. Целых два балета на всю жизнь в памяти: Щелкунчик в Одесском театре и Руслан с Людмилой, постановки Чернякова