(Паста)

На мой осенний призыв Яндекс–такси откликнулся веселым мальчишкой–Джамшутом на потертой Шкоде.

— Я переехал. Садиса мошна, — радостно проорал он мне в открытое окно, — Мосафимаске?

— Да, Мосфильмовская.

Я плюхнулся на заднее сиденье. Поехали. Нет. Рванули! 150 в час по дворам! Бабки, голуби, собаки, ааааа!

— Эй! Эй!! Спокойнее! Тише, еще тише.

Пойдя на встречу враз обосравшемуся мне, таксист слегка сбросил скорость. Чуть. До 100. Потом резко затормозил с юзом перед выездом на Ленинский проспект. Я пристегнулся ремнем, вжался головой в подголовник и зажал в зубах капу. Вот он, момент истины! Как там? "Тварь я дрожащая" или просто ссыкло? Пульс 140,165,180.

Через мгновение движок старой лайбы взревел, как двигатель МиГ–25 (кто слышал, тот понимает, о чем я), по потрепанному фюзеляжу её прошла волнообразная дрожь.

— Сокол! Сокол! Я Первый. Взлёт разрешаю, — отчетливо услышал я.

С диким рёвом и скрежетом, на дикой скорости мы вписались в плотный поток автомобилей. Где–то сзади и сбоку остались визг тормозов и звуки бьющихся машин.

Придавленный к сиденью чудовищными перегрузками, я не мог проронить ни слова. Стало страшно. Совсем.

Мой убийца из солнечного Таджикистана петлял, как заяц в потоке тачек. Причем, на бешеной скорости! Мне стало тошно. Нет, не затошнило. А именно, тошно! Вспомнились родители и младшая дочь. В ушах захрипел Владимир Семенович:

"... Что–то воздуху мне мало,

Ветер пью, туман глотаю,

Чую, с гибельным восторгом

Пропадаю, пропадаю.

Чуть помедленнее кони"

— Чуть помедленнее! — заорал я водиле.

— Я иза Ленинабад переехал, — повернувшись всем туловищем ко мне и не снижая скорости сообщил таджикский Гитлер, — Шикода старый, а аренда тысищаписот нада платить.

— Вперед! Смотри!! Вперед! — замахал я на него руками.

— Москва ощен хороший. Денга много, хороши денга, — сообщил палач отца моих детей, но скорость немного сбавил.

Фу! Ладони мокрые, по спине текла струйка пота, памперс давно уже пора менять.

В этот момент нас лихо подрезал новенький тонированный РейнджРовер.

Сказать, что Джамшут охренел, значит ничего не сказать. Он издал горлом какой–то орлиный клёкот, втопил сразу все педали в пол и рванул в погоню.

Алга–а–а!! Ну, или чего они там орут.

Сраный английский автопром со всем его опытом и инновациями сдался всего через пару кварталов. Наша Шкода, пёрнув черным дымом и рассыпав полведра болтов и гаек, встала на перекрестке слева от мерзкого нахала.

Восточный Шумахер опустил стекло пассажирской двери, высунулся по пояс из окна и, отчаянно размахивая руками, проорал в сторону закрытого и наглухо затонированного обидчика:

— Э! Ты защем так? Это апасна, да! Я тогда тоже резат могу! Э!! Ты где, билят?!

Стекло водительской двери РейнджРовера опустилось и на нас посмотрела очень пожилая дама в темных очках и косынке в горошек. Она совершенно доброжелательно улыбнулась и произнесла:

— Простите, вы мне?

Джамшут совершенно охренел.

— Э! Ты бабушка! Да! Совсем глупый! Э! Большой машин защем? Дома сиди.

Дама поправила очки и, продолжая очень доброжелательно улыбаться, очень ласково сказала:

— Сынуля, иди на.

И уехала.

Гость нашей столицы долго молчал, изредка вдыхая и иногда цыкая. Ехал спокойно, не нарушая.

Подъехали к моему дому. Я выгружался из такси и мысленно благодарил бабульку в косынке в горошек. Благодарил от себя, от имени своих детей и родителей: "Спасибо, что живой! "И вдруг, водила задумчиво и утвердительно произнес:

— Насосала.

На заре паровозостроения пионеру железных дорог Георгу Стефенсону пришлось не столько проектировать и строить, сколько спорить и доказывать.

"А как вы думаете,  – спрашивали его в одной из бесчисленных комиссий,  – не будут ли животные пугаться раскаленной докрасна трубы и топки локомотива? "

"Нет!  – быстро нашелся Стефенсон.  – Они просто будут думать, что труба и топка окрашены в красный цвет".

Идет обсуждение пристегиваться или нет в автомобиле. Первый комментарий:

— Просто надо водить так, чтобы пассажиры сами спешили себя и друг друга пристегнуть)))

Одна знакомая в молодые годы ехала куда-то поездом. Она сама, папа, мама и бабушка в одном купе, а муж в соседнем. Среди ночи она проснулась оттого, что жутко замерзла. Заложенный нос (важно для дальнейшего), озноб и всё такое. Решила пойти погреться под бочок к мужу.

Тихонько вошла в соседнее купе, нащупала в темноте его полку. Залезла под одеяло, прижалась к спине, обняла, пригрелась. Стало ей хорошо и захотелось приласкать любимого. Повернула к себе его голову, чтобы поцеловать. Почувствовала, что голова какая-то не такая.

И тут в свете промелькнувшего за окном фонаря увидела рядом вместо профиля мужа жуткую рожу из ночных кошмаров. То ли Кощей, то ли Фредди Крюгер. Обтянутый кожей голый череп (муж тоже лысый, но иначе), запавшие глазницы, провалившийся рот, огромный острый нос. Заорала от ужаса не своим голосом и стала колотить по этому черепу кулачками.

Офигел проснувшийся от ее криков муж. Офигели соседи по купе. Офигело минимум полвагона. Но больше всех офигел лысый старикан, которому муж перед сном уступил свою нижнюю полку.

Живу в Ташкенте около моста. С него отведён разворот, с опасным и очень резким углом для грузовых авто.

Пару раз в неделю при развороте на нём, у фуры взрывается колесо. Кто не слышал — это очень громко, напоминает взрыв снаряда. Дрожат стёкла в квартире.

Просыпаюсь сегодня утром. На развороте УЖЕ стоит грузовик со спущеным колесом. Всем мешает.

Другая фура пыталась его объехать по бордюру... Ба-бах! Ещё один колёсный фраг. Грузовик с трудом отъехал к обочине.

Смена колеса на фуре — довольно трудоёмкое занятие. Водителю пришлось вызвать тройку других, таких же фур на помощь. Все гружёные.

Вот стоят они на обочине, пытаются сменить. С 10 утра до 4 вечера.

И вот четыре часа дня. К ним на помощь спешит очередная фура с их компании. Тоже гружёная... Трах-бабах. Третий за сегодня.

Упарившиеся фуроводилы с обочины смеются и машут своему кенту, мол: "Давай к нам, коллега! "

Часам к шести вечера, все разъехались. Зрителям, за исключением самих действующих лиц — было весело.