Предыстория.

Еду, как-то утром за городом. Стоит на перекрёстке старушка. Чистенько одета, аккуратненькая такая. Очень редко кого подбираю, но тут остановился. Говорит куда ей и спрашивает, сколько будет это стоить.

Денег не прошу, и она садится.

Добирается в посёлок на почту за пенсией. Спрашивает откуда я родом.

Удивлена, что я практически местный. Говорит, что здесь очень редко водители не требуют денег. Сама с Урала, но судьба закинула её сюда давным-давно, да и то через многолетнее заключение. Рассказала бы, но уже приехали. Почта.

Достала из сумки гроздь винограда, угостила меня. Пожелали мы друг другу дежурных благ и расстались.

Несколько дней я просто мучился, вспоминая бабулю. Не выдержал однажды и поехал в тот посёлок на почту. Прошу вспомнить, проверить, какая старушка получала пенсию в то утро. Не хотят ковыряться, искать. Тут меня осенило – виноградом, говорю, вас она, наверняка угостила.

— А! — воскликнула женщина за стойкой. — Так это Елизавета Даниловна с хутора К Маркса.

Так я нашёл попутчицу.

А теперь, вкратце, история.

Жила в одной уральской деревушке девочка Лиза. Работала, как и все в поле. Серпами жали хлеб. Упавшие зёрна тайком отправляли в рот. Очень боялись, но голод был сильнее страха — с 1932 года действовал "знаменитый" Указ "О трёх колосках".

Видел учётчик или нет — неважно, но подбежал к Лизе, схватил за волосы, привёз в контору и велел звонить в район. Дали десять лет. Могли и расстрелять.

Два года шила телогрейки. Началась война. Ассортимент расширился — в моду вошли шинели. Замечаний не было и стали Лизе доверять работы и за пределами зоны. Однажды отправили её с группой на станцию перегружать продукцию. Работы шли в спешке. Военные и железнодорожники ругались и грозили друг другу неприятностями. Поезд стоял на парах. Какая-то страшная тоска вдруг толкнула Лизу в загруженный вагон.

Покинула вагон в новой телогрейке уже на правом берегу Волги. Повезло поменять телогрейку на старое пальто и кусок хлеба. Немцев отогнали уже далеко. Подалась на юг. Документов не было, но до сих пор везло. В Астрахани удалось остановиться работать в больнице. По-настоящему повезло, когда главврач похоронил, как неизвестную, умершую женщину, а Лизу, выздоровевшую, "выписал".

И отправилась дальше на юг уже не Елизавета Даниловна, а Лидия Алексеевна. С ребёнком под сердцем.

Остановилась на Кубани. Прижилась. Родила сына. Работала в колхозе. Годы полетели.

Дояркой Лидия Алексеевна стала передовой. Отмечали её на каждом собрании. Постоянно была на Доске Почёта в районе. А однажды, уже в конце 70-х, её представили к награде.

Вручать медаль приехал на собрание первый секретарь райкома. Очень хвалил, как водится, благодарил за доблестный труд и спросил, чего она желает от руководства колхоза или даже района. Пообещал выполнить любую просьбу.

Лидия Алексеевна поблагодарила всех, отказалась от всех благ и… на глазах всех селян, руководителей и собственного сына рассказала эту историю и попросила вернуть ей её имя.

Можно ли представить, что в нашей измученной стране, человек, переживший такое, мог испытывать самое настоящее счастье.

Давняя история рассказанная знакомой штукатуршей. Штукатуршей — это важно, потому как у них габариты соответствующие.

Возвращалась она однажды темной ноченькой в родимый дом, после хорошего застолья со свом мужчиной. А нужно сказать что застолья у нас на Украине обильные и даже очень, а вот, пардон, туалетов даже очень мало.

И приспичило ей по, ещё раз пардон, большой нужде. Попросив мужчинку покараулить трамвайную остановку она резвенько покатилась в направлении ближайших кустиков. Успела. Но сразу после большого облегчения испытала ещё больший страх.

Её прямо по голой попе, кто-то из темноты похлопал лашкой. От стаха дама извергла из себя остатки ужина и только потом осмелилось оглянутся.

На земле под кустиком лежал на спине очень пьяный и очень обгаженный мужик, сильно пьяный, защищаясь от неизветной напасти он поднял руку и повторил движение. Но не достал. Попа была далеко. На остановке.

Восстание машин.

"…Вовочка принес домой бумеранг И мама затрахалась его выбрасывать…"

Жена мне на день рождения подарила часы, полгода их таскаю, не нарадуюсь: стрелочки в темноте светятся, нырять в них можно, число показывают, даже будильник есть.

Однажды подбил семью ехать на выходные к своему другу за 300 км от Москвы.

Сегодня, центр Владивостока.

Стою курю, а навстречу мне улыбаются прохожие. Причем не просто улыбаются, а косятся на лавку сбоку.

Смотрю — на ней три девицы ежатся полуголые на первом осеннем ветру, но задушевно так беседуют. У одной на лбу пластырь поверх большой ссадины, у другой лодыжка перебинтована, у третьей запястье в гипсе. Ну вот прохожие невольно и улыбаются.

И тут в толпе минуты через три появляется ОН — высокий видный парень. С перебинтованной башкой типа Павки Корчагина. Девчонки прыскают со смеха, он быстро смотрит на свою ширинку, потом задумчиво на них, широко улыбается и молвит: "Кажется, я наконец нашел свой народ... "

У них завязывается оживленная беседа, и теперь при взгляде на перебинтованную четверку на лавке улыбаются уже абсолютно все прохожие...

Еду с подружкой в маршрутке. Подружка где-то на 6-м месяце, т. е. пузик торчит вполне отчетливо. И пробираясь мимо какой-то гламурной тощей дамочки стервозного вида, она ее этим пузиком ощутимо задевает. Дамочка самолюбиво вспыхивает и желчно замечает вслед:

— Кому-то жрать надо меньше!!

Подружка — философски, себе под нос:

— Кому-то надо меньше трахаться. .. — Пауза, взгляд искоса на дамочку: — А кому-то — БОЛЬШЕ!