Матвей Блантер в 20-е годы заведовал музыкальной частью в Ленинградском театре сатиры и лишь мельком видел Дмитрия Шостаковича, лично знаком с ним не был и осознал масштаб его дарования позже, когда Шостакович сочинил свою Пятую симфонию. Она настолько потрясла Блантера, что он вместе с композитором Виссарионом Шебалиным два дня подряд пил за здоровье Шостаковича, переходя из одного ресторана в другой. Через год Блантер приехал в Ленинград к Шостаковичу, чтобы попросить его написать что-нибудь для джаз-оркестра СССР. С одной стороны, он полагал, что великий композитор поднимет отечественный джаз на новую высоту, а с другой, Блантер хотел помочь Шостаковичу заработать — Дмитрий Дмитриевич находился в бедственном положении после публикации в "Правде" статьи "Сумбур вместо музыки". Блантер приехал не просто так, а с рекомендательным письмом от Арама Хачатуряна, чем очень Шостаковича позабавил — песни Блантера "Партизан Железняк" и "Шёл отряд по берегу, шёл издалека... " о Щорсе пела вся страна, и он, естественно, ни в какой рекомендации не нуждался. Шостакович согласился. Так появился знаменитый вальс номер 2, а композиторы подружились. Ездили друг к другу, вместе ходили на футбол, правда, болели за разные команды. На стене в кабинете Шостаковича рядом с портретом Бетховена висел портрет Блантера. Гости удивлялись, усмехались, недоумевали: "Это в порядке юмора?".

"Бетховена я очень люблю, — объяснял Шостакович.

— А Мотя — мой друг, пусть висит".

Впрочем, если вспомнить, что Матвей Исаакович написал "В лесу прифронтовом" и "Враги сожгли родную хату", "В городском саду играет духовой оркестр... " и, наконец, легендарную "Катюшу", то вместо иронической усмешки у вас появится ностальгическая улыбка.

Мои бабушка с дедушкой были очень обеспеченными людьми. Дед занимал при советской власти какую-то партийную должность, потом был депутатом, всегда они жили хорошо. Огромная квартира, машина у деда, дачный участок с добротным домом почти в лесу, накопления на счетах. У них было трое детей: старшая сестра, потом сын (мой папа) и ещё один

Родители меня приучили спать в полной тишине и темноте. Я даже не задумывалась об этом, пока жила в родительском доме, такие правила сна были для всех.

Но вот когда началась самостоятельная жизнь, я охренела. Я просыпаюсь даже от писка комара, и если на включателе светится красная точка — я не усну.

Мы жили в частном доме, поэтому соседей сбоку/снизу/сверху я не познала. А вот во взрослой жизни еще как познала и не понимаю, почему люди нарушают тишину в ночное время. Из-за этого много раз приходилось вызывать полицию. Понимаю, что кто-то привык так жить и спит, как танк, но не я. И вот эта тупая фраза: "Захочешь спать — уснешь при любых условиях", — она не для всех, я вот не усну и буду мучиться и злиться до утра или до вызова полиции.

Да, семейную жизнь я тоже не познала и рассматриваю только гостевой брак или раздельные спальни.

Своих соседей я уже этими вызовами натренировала, но все равно мечтаю о своем домике в глухой деревне, где будет тишина и все в блэкаут шторах.

На фото, датированном 1954 годом, две подлинные легенды мирового кино — Джина Лоллобриджида и Мэрилин Монро. Подоплека этого, на первый взгляд рядового снимка с одного из голливудских пати, по-своему примечательна. К середине 50-х, после ряда успешных проектов, Джина — мировая звезда. Американский глянец "She", сраженный ее красотой, предоставляет ей, первой из европейских актрис, свою обложку, на что мгновенно реагирует Голливуд. К ее услугам — заманчивые предложения, а миллионер и продюсер Говард Хьюз — предлагает руку и сердце. Но подлинным признанием звездного статуса Джины стал эпизод, запечатленный на предлагаемом фото, когда Мэрилин Монро, не дожидаясь официального представления, направилась к Лоллобриджиде, чтобы познакомиться и завязать беседу. И это Мэрилин после безусловных успехов "Ниагары" (1952) и "Джентльмены предпочитают блондинок" (1953)!

Свой спич Мэрилин облекла в изысканно-комплиментарную форму: "Меня называют американской Лоллобриджидой".

Джина по достоинству оценила комплимент и мгновенно парировала: "А меня — итальянской Монро"!

Таким образом, если первой итальянской актрисой, удостоенной "Оскара", стала великая Анна Маньяни ("Татуированная роза", 1955), то первой европейской звездой, которую в Голливуде приняли как равную, стала ослепительная, непревзойденная и независимая Джина Лоллобриджида!

Про бабушку.

Мы познакомились на свадьбе — это было в Ирландии, мы с женой были гостями со стороны невесты, нас, естественно, знакомили с гостями со стороны жениха. Их было много, запомнить всех было просто нереально. Но бабушку жениха мы запомнили: это была совершенно удивительная женщина. Ей уже было далеко за 70, очень худая, практически