Кролики растут, солдат таскает им морковку и капусту с кухни, все в ажуре, командир радуется. И тут, пришло время, ехать ему в отпуск, в Союз. Все хорошо, но тяжкая мысль сверлит остатки мозга — "Кролики!!!".

Вызывает он солдата и говорит:

— Вася, сматри, считаю — в одной палавине клэтки пять кролыков, в другой палавине пять кролыков, всего – десят. Приеду, хоть однаво не будет – убю!

По возвращении командир первым делом бежит к клетке, к ушастым любимцам.

Клетка на месте, ушастые копошатся, начинается подсчет. Командир припоминает "Арифметику" Малинина-Буренина и считает в первой половине клетки:

— Адын, дыва, тры, четыре, пьят, шесть. Маладэц, Вася, шесть кролыков!

Вася цветет, мечтает о награде за героическое сохранение кроликов. Но тут командир начинает считать во второй половине:

— Адын, два, тры, четыре….??? Вася, где пятый кролик???

Рев комбата заглушил работу ближайшей ДЭСки, его с трудом оторвали от солдата и нескоро смогли разъяснить, что кроликов то же количество, просто один ушастый каким-то образом очутился не на своей половине.

Стало нам понятно, что в школе командир учился плохо, и натура у него жадная.

Там же, и главный герой тот же. Вздумалось ему разводить свиней.

Отрядили в Хайратон к комбатовскому другу ЗиЛ-131 с прапорщиком, и вскоре доставили четырех подсвинков в бодром расположении духа. Отходы были, так что голодная смерть хрюкающему поголовью не угрожала. А пока за ними ездили, то возле складской зоны был выстроен небольшой свинарник. Поставили свиней на котловое довольствие и стали ждать привеса и приплода. Но тут случился казус. Неблагодарные афганьские крестьяне заметив наличие смердящих животных на священной Афганьщине, не поняли прогрессивных замыслов нашего командира, да при этом по какому-то недоразумению они исповедовали ислам, а это исключало любовь к свиньям.

В результате со стороны близлежащего кишлачка стали разноситься робкие редкие выстрелы, а пару раз пытались забросить нам мины и эРэСы. Из-за таких негостеприимных действий афганских дехкан был объявлен аврал и свинский дом пришлось переносить подальше за сопку. Вскоре меня вскоре отправили в Гардезскую 56 ДШ бригаду, и чем закончилась свинская эпопея, не знаю.

На аэродроме вертолетной эскадрильи в г. Газни проживал большой собак Душман. Породой походил на среднеазиатскую овчарку, а может быть, бабушка согрешила или откормился у столовой, но размером был приличный.

Питался он исключительно у палатки, где харчевался только летный состав.

Нам, пешеходам, ползающим по земле, полагалась другая столовая, в которой подавалась другая, менее калорийная пайка. Так вот Душман занимал позицию у входа в палатку летчиков и ждал. Каждый выходящий нес Душаре кусочек чего-нибудь вкусненького, отчего, к завершению приема пищи, собак объедался так, что приношения благосклонно принимал, лежа на спине.

Но нельзя считать Душмана бездельником. Это был по-настоящему боевой пес. Мало того, что он героически обгавкивал всех, кто носил местную одежду (переодетых спецназовцев не трогал) и бегал с проверкой на посты охранения. Когда-то он выходил на боевые в составе экипажей вертолетов, при этом больше любил Ми-8 — там места больше. Всякие боевые пируэты в воздухе пес переносил легко, иногда мог проспать весь полет, местные летописцы утверждали, что он мог спать даже при проведении фигур пилотажа. Но как-то, забрался пес в "вертушку", прилетевшую из кабульского полка и прикемарил в прохладе. А борт взлетел, и увез псину в дальние дали. Погоревали летчики о талисмане эскадрильи, да и делать нечего, жить надо дальше. Но через некоторое время с возвращавшегося из Кабула борта пришло известие – везут душмана. Сначала подумали, что летуны кого-то в плен взяли, а оказалось, что наши газнинские летчики возле столовской помойки в Кабульском вертолетном полку обнаружили бедолагу Душмана, заморенного, истощенного, обижаемого всей местной стаей. Загрузили Душманку в вертолет и повезли домой. С тех пор Душман на вертолетах не летал – родная столовая ближе.

Врать не буду – было все это до моего появления на аэродроме, эту легенду пересказываю с чужих слов. Немало было приключений в жизни Душмана, но как-то попал он под обстрел вражеской стороны. Посекло бедолагу мелкими осколками так, что пришлось местному эскулапу состригать его шикарную шерсть, извлекать осколки и мазать зеленкой.

После того обстрела и полученных ранений, Душман при первых признаках войны со всех ног.. , пардон, лап мчался в штаб эскадрильи и забивался под стол дежурного, ожидая окончания стрельбы.

Как дальше сложилась судьба героического пса не знаю, но надеюсь, что талисман эскадрильи в 1989г. перелетел в Союз.

Но есть такие люди, которые не мыслят свою жизнь без авиации. Одним из них был мой тесть. От него я, под водочку и хорошую компанию его сослуживца, и услышал эту историю.

Во время войны все подростки стремились на фронт. Не стал исключением и мой тесть. В 16 лет он прибавил себе 2 года и поступил в учебку, в которой из него за пару месяцев подготовили летчика. Он успел-таки пару лет повоевать, побомбить фашистов и дойти до Германии.

Не секрет, что старшие офицеры отправляли из Германии на Родину трофеи машинами или даже вагонами. У солдат и младших офицеров такой возможности не было, да и расстреливали за мародерство частенько.

Поэтому грабеж бундесбюргеров ограничивался ревизией буфетов и подпольев: вся еда и питье в брошенных домах съедалась, а то, что не было съедено, крушилось в хмельном перегаре руками, ногами и саблями (бейсбольные биты тогда не продавались, а сабли подвернулись в каком-то замке). Тесть специализировался на компотах: содержимое выпивалось, а банки складывались в ящики, авось пригодятся. А так как транспортное средство всегда было под рукой (то бишь самолет), то ящиков этих скопилось немерено.

По возвращении в Москву тестя определили служить на Тушинский аэродром.

Совсем недалеко от дома. Дом был на Щукинской. Прямо возле теперешнего метро. Практически, рукой подать от места работы. Маленький такой домик, с маленьким таким садом. Ну, может пару соток.

Пролетая каждый раз над Щукино, тесть делал на бреющем полете пару кругов над своим домом, дожидаясь пока на крылечко выйдет мать, махал ей крыльями и улетал по своим делам. Идиллия. Круче чем в американских фильмах.

Не знаю уж, страдали ли жильцы близлежащих домов от приступов панического страха за свои дома и жизни (зря, кстати, повод был), но Полину Давидовну знали и уважали все соседи вплоть до Курчатника (курчатовского института) с одной стороны и Строгино с другой.

Так вот. Дом-то рядом. А нужные банки болтаются у сына (то есть тестя) в самолете без дела. Запилила его Полина Давидовна: принеси, да принеси сынок банки домой, ведь компоты надо закатывать, огурчики с помидорчиками мариновать... Крепко засела эта мысль в голове у Яши.

Настолько крепко, что стыдно ему было и перед мамой и перед папой за свое непутевое отношение к делу продовольственного обеспечения семьи на зимний период. Но ведь несолидно 19-летнему пацану в летной форме младшего лейтенанта таскать по Тушино ящики с банками. Коллеги засмеют, да и соседи. Машин-то тогда не было в личном пользовании, а на такси никто не раскатывал.

Но случай предоставился очень скоро. Дали Яше задание отвезти одного артиллерийского капитана куда-то под Можайск, что-то там типа посмотреть сверху на какие-то позиции, или просто по делам. Не знаю уж про это Секретное Задание достоверно. Но у офицера с собой было. Чтобы не скучно было лететь, или прибытие отпраздновать, или просто прийти в хорошее расположение духа, или гильзы протереть... Но один-то пить не будешь. Надо же разделить счастье с друзьями.

— Ну что, давай по маленькой? — сказал офицер уже на подходе к самолету.

— Давай, — согласился Яша и выдул стакан спирта.

— Еще по одной? — спросил офицер.

— Можно, — ответил Яша, подумав про себя, — а чем я хуже какого-то грёбанного артиллериста.

— Закусишь? — спросил капитан.

— А зачем тогда пили? — ответил Яша.

— Логично, — согласился уже хороший капитан.

Спирт подействовал с небольшой задержкой. Ее как раз хватило, чтобы долететь до родного дома. В затуманенном двумя стаканами чистого спирта мозгу всплыло клятвенное обещание матери насчет "привезти посуду домой".

Да и оказию такую грех упускать.

— Слушай, капитан! Ты там поищи у себя ящики под ногами.

— Нашел. НА чего с ними делать?

— Да посуду матери обещал завезти.

— Ааа, — протянул капитан, не догадываясь, что его ждет в самом ближайшем будущем.

Все развивалось по обычному сценарию: подлет на бреющем, пару кругов над домом, мать на крылечке... НО!!! Набор высоты с заходом в пике старый сценарий не предусматривал. Поэтому в воздухе запахло материализовавшимися страхами бедного пьяного капитана.

— Ящик с посудой нашел? — прокричал тесть.

— Да!

— Бросай!!!

— Ты что, ох[рен]ел, она же разобьется

— Бросай, говорю, это приказ!

И так несколько заходов. По числу ящиков. Один ящик — один заход.

— Так вы, что, попали в дом-то? Крышу небось разворотили? — спросил я.

— Да ты что, в сад, в сад я метил, меня же бомбить учили... — обиделся тесть.

Так и остался он без компота, помидорчиков и огурчиков в 1945 году.

Я тогда был командиром звена, штурманом у меня летал татарин, Фарид Колдашев – скрупулезный и ответственный человек. На малых высотах мы летали постоянно, ведь главное в нашей работе – визуальная разведка и контроль местонахождения самолёта для своевременной "привязки" целей и определения координат... Вот нам и поставили задачу ровно в 11.00 нанести "удар" по понтонной переправе с помощью которой "южные" планировали захватить плацдарм на левом берега реки Неман, контролируемый "северными". Есть немало чисто штурманских "хитростей" выхода на цель в строго заданное время. Мы использовали "веер". Это когда километров за 20 до цели назначается контрольная точка, от которой и считаются секунды. Скоростью тут особо не сыграешь, Выходишь на цель раньше – отворачиваешь от неё на определённый угол, ну а если позже, то доворачиваешь на цель.

Взлетели мы вовремя, полёт контролировался из штаба Армии. Погода – благоприятная, маршрут мы прошли точно, время контролировали постоянно, над контрольной точкой скорректировали его и связались с РП на переправе. Там руководил наш авиационный генерал. Он разрешил мне "пройти" над переправой, предупредив, что слева от меня будут взлетать "вертушки", … это у них по сценарию так было.

— Как идёшь по времени, — спросил он меня.

— Нормально, — ответил я.

Тут надо сказать, что команда "пройди" над чем-то всеми лётчиками воспринимается как выданный карт-бланш. "Пройди" — означает, делай что хочешь, только не убейся (а бывало и такое). На предельно малой высоте само положение самолёте контролируется не по горизонту, а как на посадке: смотришь влево-вперёд-вниз, чтобы видеть малейшие перемещения по высоте. Ветрушки я увидел километра за два, они мне не мешали.

Переправа перечёркивала реку точно по центру, я ещё немного "прижал" самолёт, пока самому не стало страшно …

А в это время сухопутный генерал, руководитель учений подносил свои часы к носу нашего генерала и со значением (ехидно так) на него поглядывал.

Он не видел, что творилось за его спиной, а наш генерал – увидел меня на фоне деревьев и успел сделать успокаивающий жест руками, когда их немой диалог взорвался грохотом двух турбин на максимале и душераздирающим свистом 900 — километровой скорости.

— Что это было, — спросила пехота?

— 11.00, — ответила авиация.

— А он ещё так может? Только попроси его пройти чуть правее, чтобы я видел.

Следующий мой заход хоть и был не столь эффектным, но стал более эффективным, … Солдаты с понтона в воду попадали.

Не часто, но иногда он, со своей свитой, совершал облет подчиненных ему гарнизонов с проверкой. Поездки особ такого уровня тщательно планируются, в том числе маршруты и все мероприятия, порядок и места посещения, временные интервалы и т. д. Несмотря на все это, Командующий имел обыкновение эти планы нарушить и заглянуть в такие места, после посещения которых, местный начальник получал, в лучшем случае, выговор, а то бывало и покруче.

Приехав в наш гарнизон, и следуя из одного запланированного места в другое, он, неожидано для свиты, изъявил желание посетить матросскую столовую. На беду, в этот день, дежурным по столовой в первый раз заступил молодой прапорщик, который прослужил-то всего ничего. Он в гарнизоне даже освоиться еще не успел, не то что изучить традиции или особенности службы, а уж генералов в своей жизни еще точно не видел.

Командующий неожиданно появился перед ним во всей красе. Прапор, как и положено по уставу, кинулся к нему с докладом, но Командующий жестом его остановил, протянул ему руку и сказал:

— Здравствуйте, товарищ прапорщик!

Прапорщик по уставу:

— Здравие желаю товарищ ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК! — и тоже протягивает руку.

Командующий руку убирает и снова обращается к прапору:

— Здравствуйте, товарищ прапорщик!

Прапор ничего понять не может, бледнеет, вподает в ступор, и уже не таким бодрым голосом повторяет:

— Здравие желаю товарищ ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК! — опять протягивает руку. Командующий повторяет фокус с рукой и снова с ним здоровается, надеясь, что тот сообразит, что он от него хочет. Прапор просто офигел!

В его мозгу со скоростью звука пронеслись все статьи строевого устава, положения о всех воинских ритуалах и, вообще все что он успел познать об армии за свою недолгую службу. Он выпрямился, принял строевую стойку, руки прижал по швам и, что есть мочи, заорал:

— УРА!!!

Вся свита ржала вместе с Командующим еще минут пять!