к школе, тем более — по-английски новички не говорят. А потом начинают играть со сверстниками, осваивают первые 3, 5, 10, потом 20 английских слов — и пошло-поехало, через год болтают по-английски чуть ли не лучше их учителей, и почти всегда лучше родителей.

И вот поступает к нам новый мальчик, 5 лет. Родители недавно переехали из какой-то арабской страны, кажется, Марокко. Сами говорят по-английски с большим трудом, а мальчик - только по-арабски, и больше никак. И этот мальчик у нас в группе был первым в нашей практике ребенком, который целых два месяца даже не пытался играть с другими детьми, а круглосуточно рыдал и пытался сбежать к маме каждый раз, когда открывалась входная дверь, кусая и царапая тех, кто не давал ему это сделать.

Наконец, исчезли все наши надежды, что мальчик постепенно привыкнет и успокоится, и мы позвали ребенка, его родителей, и переводчицу — студентку-арабку, проходящую практику в соседней школе. Мама нас уверяла (не знаю, насколько искренно), что ребенку все в школе нравится, особенно — что в школе много интересных игрушек и, приходя домой из школы, сын ей долго и восторженно эти игрушки описывает. Сын, по ее словам, никогда ей не говорил, что он боится учителей, или одногруппников, или чего-то еше в школе, и идет в школу довольно охотно, но начинает горько плакать, как только видит само здание школы.

Причина его плача ей непонятна. Отец к этому мало что мог добавить, судя по всему, он с маленьким сыном обшался нечасто.

Короче, ребенок рыдает по 6 часов каждый день, находясь в школе, и причина этого неясна никому!

Я пытаюсь обратиться к самому мальчику через переводчика: "Почему ты здесь плачешь? Ты меня боишься? "

"Нет! " "Ты боишься быть один без мамы? " "Нет! " "Ты боишься разговаривать с другими детьми? " "Нет! "

"А почему же ты каждый день плачешь, чего ты боишься? "

"Я боюсь шайтана! "

Ага! Шайтаны, иблисы, и джинны... Как же без них.

Очень актуально в последнее время.

Советуюсь с коллегой (испанцем).

Говорю: "Что будем делать? Лично у меня опыта борьбы с шайтанами пока не было. Даже с православными чертями дел не имела. Первый случай в моей богатой педагогической практике".

Коллега говорит: "Я с шайтанами тоже не общался пока. Может быть, муллу позвать? Или там, имама. Пусть с шайтаном что-то сделают. Это по их части. Школьный совет им даже заплатить может за это. По статье "продвижение культурного разнообразия в школах". Станем первой обесшайтаненной школой в нашем школьном округе. К нам всех мусульманских детей повезут".

Думаю, пока тот имам до нас доберется, этот мальчик в очередной раз попытается сбежать из школы, ему это, не дай Бог, удастся, он бросится на проезжую часть, и...

Нет, надо что-то делать прямо сейчас.

Спрашиваю мальчика: "А где находится тот шайтан, которого ты боишься? "

Показывает себе на область сердца.

Ага. Значит, по крайней мере, шайтан не во мне, не в директоре школы, и не в школьном туалете. Уже хорошо. Хотя, с другой стороны, может быть он имеет в виду свою психическую болезнь?

Эх, была не была...

"Вот, смотри" — говорю ему я. "Я подношу свою руку к твоему сердцу, вытаскиваю твоего шайтана у тебя из сердца, сжимаю кулак с шайтаном и — выбрасываю этого шайтана! Далеко-далеко! Понял? Его больше нет у тебя в сердце! "

Парень кивает мне и — бежит играть со сверстниками!

В этот день он больше не плакал!

Первая пара часов без слез за два месяца в нашей школе!

Мама сидит и смотрит на это квадратными глазами!

Да что мама — я и сама прифигела!

Коллега-испанец меланхолично сказал: "Можешь теперь помещать объявления в газете "Людмила из России! Успешный опыт изгнания дьяволов и шайтанов! Потомственный экзорцист! "

С нетерпением жду этого мальчика завтра... "

— Аффтар, выпей йаду!

Я ответил:

— Обидно, когда язык — великий и могучий, а текст — безликий и вонючий.

По возникшей паузе я понял, что соперник немного опешил.

— Чувак, я просто не врубаюсь, зачем пипл тебя плюсует.

— Зависть — топливо для злословия.

Этот ответ всплыл легко, хотя и не совсем мне нравился.

— Чему завидовать-то?! Твоим отстойным афоризмам?! Да я пишу в сто раз лучше тебя!

А тут он предоставил мне хорошую возможность, и я ответил:

— У иных людей мозгов — кот наплакал, зато амбиций — слон наложил.

Он взорвался:

— Сам ты безмозглый! Ты в школе-то учился? Или по помойкам лазал?

Я на мгновение растерялся. Но потом нашёл, что ответить:

— Реальный хам приятнее виртуального — ему хоть в морду дать можно.

— Ты мне?! Ха-ха, не смеши мои тапочки. Если б мы были в реале, я б тебя в бараний рог свернул! Уж поверь, для человека, который десять лет в зале пашет, это не проблема.

Он снова неудачно подставился и я использовал возможность:

— Самый опасный сплав — это стальные мышцы плюс чугунная голова.

Здесь у него началась истерика.

— Сдохни на фиг!

Мой ответный укол оказался решающим:

— Ты такой редкий козёл, а в Красной книге не числишься.

Больше он не писал.

что-то ещe.

А потом ему гoворили: "Петенька, а нарисуй, что видит Чебуpaшка".

И вот тут прекрасноe.

До 4-5 лет вcе дети уверенно рисовaли опять то же самое – Мишку, Чебурашку, стол, окнo и лысую голову.

После 5 лет у некотoрых, очень некоторых детей возникали попытки нарисовать мир под дpугим углом. Например, появлялась твoрческая догадка, что Чебурашка не может видеть Чебурaшку, а видит Мишку и… кого? Меня? Как он мeня видит?

И голову дяденьки-экcпериментатора он видит под каким-то другим углом. Может, экспериментатoр к нему ближе сидит. И возможно, от этого он кажется ему симпaтичнее?

Ни у кого из детей это не былo мгновенным озарением.

Ни у кого из нас это не мгнoвенное озарение.

Углубление картинки того, как Чебурашка может видеть наш мир, полный скорбей, занимает гoды. Даже в лучших cлучаях.

Некоторые становятся cпособны увидeть мир с точки зрения Чебурашки только годам к десяти.

Тут можно было бы сказать "поздновато". Но мы знаем людей, которые неспособны к этому ни в тридцать, ни, прости господи, в пятьдесят.