В давние годы, когда мы с подружками были нежными и неиспорченными восьмиклассницами, в жизнь нашу ворвался хулиган Ваня. Ваня стоял на учете в детской комнате милиции, дымил как паровоз и сосал пиво как электрический насос, а говорил так, что в письменном виде всю его речь пришлось бы заменить звездочками. Но у Вани было одно редкое достоинство: практически портретное сходство с Жаном-Клодом ван Даммом, которое он подчеркивал, посещая качалку, нося майки-алкоголички и выливая на голову тонны геля для укладки. Короче, все девочки были его.

Но Ванино хулиганское сердце отчего-то лежало к тихой отличнице Козыревой, серой мышке, ходившей в клетчатом платьице с кружевным воротничком и говорившей всегда полушепотом. Козырева от неожиданности ответила Ване горячейшей взаимностью, прогуляла пару уроков, получила тройку по биологии и попробовала курить. После школы они с Ваней каждый день целовались в заброшенном детском садике, а мы подглядывали, завидуя черной завистью и желая Козыревой провалиться сквозь землю.

Но однажды сладкая парочка подошла к нам с крайне смущенным видом. Выяснилось, что родители Козыревой, очень интеллигентные люди, горят желанием познакомиться с новым другом дочери, а это будет очевиднейший эпик фэйл. Мы уселись все вместе на лавочку и за двадцать минут придумали хитрый план.

Ваня придет к Козыревой как бы неожиданно, чтобы родители не думали, что он "держит марку" ради них. Обменяется с ними парой вежливых реплик (Ваня, пыхтя, заучивал: "Благодарю вас, я не голоден", "О, у нас дома такая же репродукция на стене!", "Интересуюсь биологией и химией, кем хочу стать, еще не решил") и поведет Козыреву гулять.

В назначенный день и час Козырева с трепетом ждала возлюбленного дома, но за пять минут до часа Ч мама потребовала, чтобы дщерь сбегала за хлебом. И Козырева побежала со всех ног. Ваня разминулся с ней совсем немного. Дверь открыл интеллигентнейший Козырев-папа и узрел стеснительного симпатичного отрока в отстиранных до первозданной голубизны джинсах и отглаженной рубашке, судорожно сжимающего длинный стебель здоровенной розы.

— Здравствуйте, а Лена дома? — вежливо спросил отрок.

— Нет... — начал папа, только собираясь объяснить, что Лена ушла за хлебом и скоро вернется. Но Вова впал в панику: контролировать отсутствие обсценной лексики в речи было непросто, а тут еще и все пошло не по плану.

— Б**, а ты не п***ишь? — очумело спросил он и уставился на папу в ожидании ответа.

Два месяца после этого мама позорно водила Козыреву в школу по утрам и уводила за ручку после шестого урока.

Буду излагать по детской памяти. Детская — это школьная пора. Я провел это замечательное время на Севере Байкала. Есть там дорогой моему сердцу небольшой поселок. И был в том поселке по моему представлению ЕДИНСТВЕННЫЙ представитель милиции — Иван Перфильевич. Статный, усатый старшина. Вот, ей Богу, больше никакого райотдела милиции

Стою за пивом. Передо мной двое конкретных работяг с соответствующим лексиконом. Беседа — начальник козел, денег не платят и т. п. Матюки через слово. Между делом один заявляет: "А я еще и с бабой своей посрался, теперь спим отдельно (нецензурные вставки опущены)". Другой: "А че случилось?" Отвечает: "Ей больше Цветаева нравится, а мне Ахматова".

Подхожу на рынке к мужику торгующему всем подряд, в том числе и ножами.

Беру в руки нож, и говорю продавцу:

— Судя по длине, тощине и наличию упора, на статью-то тянет?

Тот, забирая у меня из рук нож, говорит:

— Правильно, братан. А теперь на нем еще и твои отпечатки.

Вечер (в Америке -- естественно -- утро). Маленький город в Ярославской обл. Группа археологов в прочтовом отделении связи. Американец Стив беседует по международному телефону с сестрой, остальные уже отзвонились или ждут своей очереди.

Стив говорит в телефон на английском, на все более и более повышенных тонах. Наконец зло вешает трубку и в сердцах произносит:

— Расп@#дяйка!!!

Мы (недоуменно):

—... Стив, а это можно как-нибудь сказать по-английски?

Стив (немного подумав):

— Можно. Но потребуется семь слов.