Лучшие истории 2011

силой — знаете, как в кинофильмах про войну летящий артиллерийский снаряд озвучивают? Ну, вот что-то типа этого, только не так громко. Гулявшие во дворе куры с цыплятами порскнули по кустам, а я от неожиданности втянул голову в плечи и пригнулся.

Через секунду, когда свист прекратился, поднимаю голову — вижу, на коньке крыши сидит какая-то небольшая хищная птица.

Отсмеявшись, родственник поведал мне следующее: Этой весной его внук притащил из леса птенца — маленького ястреба.

Ну, выкармливал его как мог — в основном мелкой рыбёшкой. В общем, сделался этот птенчик совсем ручным. А потом, когда подрос и начал летать, то улетел, но превратился в разбойника и начал периодически возвращаться и таскать цыплят. И ведь прогнать или как-нибудь застращать его было невозможно — людей-то не боится!

Другие способы даже и не рассматривались — никак нельзя, сами же спасли-выходили...

— Ну, — закончил свой рассказ дед, — я его подманил как-то свежей рыбкой и, пока он жрал, я ему на загривок пластмассовый свисток секундным клеем и присобачил.

Теперь куры слышат, когда он летит, и успевают спрятаться...

Ходишь с клюшкой по лугам и болотам, проще и полезнее кроликам травы накосить. Я один раз играл, мне не понравилось, чувствовал себя забытым в степи хоккеистом...) Естественно далее шли мешки с деньгами, яхты, квартиры с видом на Кремль и т. д и т. п.

Мы уже изрядно подзамерзли и хотели было "сворачивать удочки", смотрю – маленький таджик в униформе скребет травку грабелькой похожей на руку Фредди Крюгера, рядом тачка с мусором и инструменты.

Спрашиваю:

— Уважаемый, а какое у Вас самое заветное желание?

Дворник выпрямился, заулыбался, похвастав металлическими зубами трех разных цветов и сказал:

— Вы хочешь меня в кино снимать?

— Да, скажите, что бы Вы хотели больше всего на свете? Может быть много денег, красивую невесту, регистрацию? Все что угодно…

Таджик перестал улыбаться подумал, и сказал:

— Не знаю даже, деньги нам платят все время — каждый раз, жена и дети у меня есть, регистрация настоящий... Адин все-таки есть у меня желаний, а Вы не будете обидеться?

— Нет, не буду, говорите. Любое желание.

Таджик немного помялся, заглянул в объектив и серьезно сказал:

— Я хотел бы больше всего, чтобы вы – москвичи стали бы или немножко больше культурными или наоборот — чуть чуть меньше культурными... Такой мой самый большой желание.

— Я Вас не понял, поясните, пожалуйста.

— Ну, если бы все москвичи стали чуть больше культурными, то свои бумажки – мумашки, мусор-шмусор, они бросали бы только в урна. А если бы стали меньше культурными, чем сейчас, то бычки-мычки, семечки – жувачки, бросали бы прямо себе под ноги на асфальт и не старались бы их культурно бросить на клумба или трава... Там мне очень трудно собирать мусор, а с асфальта – р-р-р-аз и подмел легко... Такой мой самый большой желание. Я правильно Вам сказал?

Думаю, что этот таджик захотел уж "слишком любое желание". Нам проще сброситься ему на остров в океане, чем перестать изображать из себя культурных, пряча в клумбах свой мусорок.

Однако много человеку нужно для счастья...

еще вращались, из его чрева на зеленое поле высыпало человек семь комиссии. К нам приехала "внезапная" проверка из штаба армии. "Внезапная" — потому что о ней знал весь наш ракетный полк еще неделю назад. Естественно в этот день в нарядах стояли самые толковые, вся трава стала зеленой, а бордюры белыми.

— Так-с, с чего начнем? — спросил генерал-лейтенант. И дружно всей комиссией пошли в расположение части.

— Смир-р-р-рна!!! Товарищ генерал-лейтенант, за время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по роте старший сержант Седов.

— Вольно! — ответил генерал.

— Вольна!!! — продублировал сержант.

Седову до дембеля оставалось всего ничего, и в этот ответственный наряд его поставили как самого опытного, знали, что он не зарубится, как говорили в части.

— Сколько служить осталось, сержант?

— Четыре месяца, трищ генерал-лейтенант!

— Понятно.

Глава комиссии был не первый год в армии и прекрасно понял, что Макарова предупредили о проверке, раз в наряде у него "деды".

— Так… Ну раз тут у тебя все в порядке, давай посмотрим что на хоздворе, – обратился он к командиру полка.

Хоздвор стоял немного на отшибе. За плацем, за столовой. Это был обыкновенный свинарник, голов на тридцать. Кое-что из той свинины, что здесь выращивалась, попадало не только в офицерскую столовую, но и на солдатский стол. И главным на хоздворе был рядовой Загоруйко. Он прослужил здесь уже полтора года, сам он был выходцем из Западной

Украины, но парнем был городским и до своей службы в армии о свиньях знал только, что они источник сала. А еще у него дома осталась немецкая овчарка, по кличке Ника, которую ему подарил дед на четырнадцатилетие.

Но сейчас не об этом. Будучи не первый день в армии, Загоруйко тоже привел в порядок и свинарник и себя. Подворотничок сиял, [м]ляха блестела,

— все как положено. В свинарнике тоже было относительно чисто, свежая солома, чистые поилки… Хотя ему сказали, что вряд ли Он к тебе зайдет, но все же… Ты смотри если что.

А генерал-лейтенант, поняв, что в части недостатков ему не найти, решил докопаться хоть до чего-нибудь. Где самое грязное место? Правильно – хоздвор. Еще на подходе к свинарнику было слышно как тридцать свиных голов хрюкают и повизгивают, — шум стоял такой, что мама не горюй! И запах! Запах!!! Вообще, запахом это назвать нельзя. Вонь, она и есть вонь.

Дверь в свинарник открылась и на пороге показалась высокая, статная фигура проверяющего.

— Смир-р-рна-а!!! — вскочил Загоруйко, и сделав четыре строевых шага подошел к генералу на расстояние вытянутой руки. В этот момент в свинарнике произошло нечто неимоверное! Все свиньи, услышав команду своего свинаря, как одна замерли, и стояли не шелохнувшись, не произнося ни звука!

— За время несения службы во вверенном мне подразделении происшествий не случилось, старший по хоздвору рядовой Загоруйко!

— Вольно! – ответил генерал. Было слышно как муха на другом конце свинарника бьется о стекло.

— Вольна-а-а!!! – продублировал Загоруйко, сделав шаг в сторону и назад, как и положено по Уставу, давая проверяющему возможность пройти вперед.

После второй команды "вольно" свиньи опять начали двигаться и постепенно все громче и громче издавать свои свинячьи звуки.

Генерал-лейтенант посмотрел на рядового, с тоской окинул взглядом свинарник, молча развернулся и вышел. Выйдя из свинарника, он все так же молча направился к вертолету. Уже там, в вертолете, когда они были на пути в штаб, его заместитель набрался храбрости и спросил:

— Товарищ генерал-лейтенант, почему комиссия покинула полк?

— Понимаешь, у них даже свиньи честь отдают…

На следующий день мы узнали, что наш полк получил оценку "отлично" по боевой и политической подготовке, а рядовой Загоруйко – отпуск домой на десять суток без учета проезда туда и обратно.

нас из-за узбеков. Было их в нашей роте человек тридцать, отсюда и проблемы, ну как проблемы… они собирались оптом и регулярно нас били и от этого естественно у нас бывали проблемы…

Грузины держались друг за друга, казахи тоже не давали себе в кашу плевать, а вот за нас русскоукробелорусов, некому было заступиться. Мы никому не были нужны, даже самим себе, вот и терпели регулярные набеги от тамерланова войска.

Самое большее, что мы могли выставить – это человек десять (У остальных наших воинов возникали неотложные дела…) Вот и получались не эпические битвы, а доказательство преимущества среднеазиатского образа жизни.

Но вот, месяца полтора спустя на пороге нашей казармы появился Он.

Ростом не особо высок, но метра два в нем, конечно же, было, может чуть больше.

Голова огромная как у коня, пузо выпирает и если отойти подальше и посмотреть издалека, то по пропорциям кажется, что он маленький и толстенький, но как только к нему приближался обычный человек, то от их сочетания становилось понятно, что в этой жизни, не все еще нам понятно…

Родом он был из глухой белоруской деревни и носил гордую фамилию

Потоцкий.

По натуре был он человеком ласковым и стеснительным и это как раз не удивительно, ведь иначе какой-нибудь любвеобильный кроманьонец, так бы и не осмелился приблизиться к неандертальцу — далекому предку нашего

Потоцкого по женской линии.

Потоцкий почему-то панически боялся любого начальства, даже сержантов, он был медлительным и совсем неспортивным человеком, но при массе в двести килограммов и силой, как у оборотня – это были абсолютно не его проблемы.

Командир части, называл нашу роту бандеровским отрядом. Представьте себе

— рота солдат, позади которой марширует гигантский человек одетый в черный зэковский бушлат, серые брюки, на голове маленькая тюбетейка в виде солдатской шапки, а на ногах сапоги с разрезанными сзади голенищами. Из всего необходимого обмундирования, на складе только и оказалась шапка и кирзы сорок восьмого размера, а остальное – в чем забрали в армию, в том месяца три и служил, аж пока не пришла из округа сшитая на заказ гулливеровская форма.

Не знаю почему, но мы с ним как-то сразу сдружились, хоть по началу я опасался приближаться к этому огромному человеку, мне очень стыдно, но я боялся, что он меня укусит, если вдруг сойдет с ума. Вам это, наверное, покажется смешным, просто вы Потоцкого не видели. А вот дрессировщики львов меня поймут…

Первый раз он удивил меня, когда рота получала на складе толстые солдатские лыжи для кросса. Нескольким счастливчикам не хватило и они отправились в теплую казарму ждать возвращения уставших героев-лыжников.

Время поджимало, скоро на старт, все подгоняют крепления и цепляют к ногам тяжеленные дрова, а Потоцкий зудит мне над ухом со смешным белорусским говорком:

— Ой, мамочки, ой убъющь я на этих прыдуркаватых лыжах, я же сроду на них ня ездиу. Ой шо са мной будзе…

Вдруг за спиной послышался громкий треск, от которого я подпрыгнул – это мой огромный друг незаметно сломал свою лыжу пополам, просто держа ее поставленными рядом ручками. Я пробовал потом переломить такую дровыняку об колено, неа, не смог.

Время шло и рано или поздно, но Потоцкий должен был нарваться на тамерланово войско из тридцати сабель…

И этот день настал.

Обед. Наш богатырь возвышался с краю стола и привычно держал миску за дно, как блюдце (так ему было удобнее), напротив Потоцкого сидел свирепый узбек – главный батыр и предводитель их войска. Батыр решил —

"пора", схватил черпак и начал трясти его перед огромным добродушным лицом белоруса, выкрикивая всякие тюркские ругательства…

Гигант промолчал, опустил глаза и молча продолжил есть дальше. Тут и батыр довольный произведенным эффектом отложил черпак и тоже вернулся к трапезе.

Внезапно (хотя слово "внезапно" придумано не для динозавров) Потоцкий улучил момент и дал узбеку отцовского леща.

Батыр даже не ойкнув рухнул лицом в тарелку обрызгав супом всех за столом.

Крики! шум! угрозы! Земляки вынесли тело батыра на улицу, только там к нему вернулось сознание.

Я, как и все русобелоукраинцы нашей роты, понимал что жить нам осталось примерно до ужина, да и хрен с ним, не впервой, но что это за лещ такой, от которого человек напрочь выключается?

И Потоцкий еще раз продемонстрировал этот фокус на солдатской миске, тут все встало на свои места. После леща по дну, миска навсегда потеряла симметрию и сделалась неустойчивой, как будто грузовик проехал.

Вечером мы сидели в полупустой казарме и тихо беседовали. В воздухе пахло кровью, да и ощущения мерзкие – не поймешь толи жарко тебе, толи холодно. Страшно, одним словом.

Весело и беззаботно было только чудо богатырю и он болтал без умолку о разных гражданских глупостях. Я попытался вернуть его на нашу грешную татаро-монгольскую землю:

— Видимо сейчас придут узбеки тебя бить. Ну и нас четверых заодно. Надо бы приготовиться как-то…

— А чего там готовится, как придут, так и наполучают ляшчей, как сьоння в столовой. Я, кстати, часто дома драуся дярэуня на дярэуню. Ох и вещело было. Придет ко мне одна дярэуня, даст деньог и я иду с ними лупить тамтую дярэуню. А потом наоборот – те собрали деньог, заплатили мне и мы идем лупцевать перших…

Но веселее от этого святочного рассказа нам не стало. Видимо наш бандеровец не очень себе представлял коварных азиатов в количестве тридцати штук.

Ну, вот и все.

Топот сапог, сквозь лес коек мы увидели вражье войско. Узбеки стояли в центральном проходе и гортанно выкрикивали:

— Патоски, выхади шакал, убивать тебя будем!

Потоцкий поднялся с табуретки и направился к ним с трудом протискиваясь между коек.

Мы вчетвером встали и обреченно поплелись за ним.

Белорус оглянулся и спросил с улыбкой:

— Ой, а вы ж куда? Щидите тут, шобы я вас случайно не зачапиу. Щидите гавару!

Мы послушно сели, а дальше начались живые картинки из русских эпических былин.

Илья Муромец подошел к воинству поганому и сказал:

— Шо чурки не русские, приперлища?

Самый могучий Челубей еле доставал Муромцу носом до [м]ляхи ремня.

И тут началось – все тридцать бусурман с гиканьем кинулись на Богатыря со всех сторон, пытаясь его расшатать. До лица, конечно, никто достать не мог, поэтому их азиатские кулачки уютно тыкались богатырю в огромный живот как в подушку.

Самое дикое, что Потоцкий смеялся. Ему было весело!

Ситуация становилась патовой, Муромец их не только не бил, но даже не воспринял всерьез, а визгливое войско Батыя безрезультатно раскачивало богатыря, будто дошколята борются со своим игривым отцом.

В конце концов Потоцкому это наскучило и он решил освободиться от этих гигантских пчел. Богатырь хватал врагов за ремни, бережно отрывал от пола и откидывал от себя метра на два. Сразу по двое. При этом он счастливо хохотал и комментировал:

— Потешные вы чурки, как дети малые. Летите уже, поигралищя и буде…

Бусурманское войско пришло в замешательство, первый раз в жизни их неистовый бой превращался в балаган.

Тут кто-то из них вспомнил про ремень, извернулся и достал богатырю пряжкой до лица.

Потоцкий издал рев как из ночных джунглей, резко выхватил обидчика из толпы и только теперь включив всю свою звериную дурь, двумя руками забросил его вертикально вверх. Узбек с глухим ударом встретился с высоким казарменным потолком и посыпался вниз вместе с разбитыми лампами дневного света.

Потоцкий как цирковой лев, прорвавшийся на зрительские трибуны, сеял панику и разрушения. Лютые враги моментально превратились в пингвинчиков, которые с пробуксовкой сваливали от вертолета. Потоцкий хотел уничтожить всех, но, к счастью, так никого и не поймал.

Несколько секунд и казарма опустела. Один особо впечатлительный узбек, даже бросил табуретку и попытался выпрыгнуть вслед за ней в разбитое окно…

Муромец вернулся в наш угол, мы слегка напряглись (черт его знает, как у неандертальцев с торможением…) Он сел на свой табурет, пощупал вспухшую губу и сказал:

— Эх, перестарауся, боюся я, шо чурки всеж таки заложат меня сержантам.

Хлопцы, може у кого жеркало есть глянуць на свою рожу?

Сюжет не бойкий, взрывов мало, трансформеров — убийц так и вовсе нет...

Одним словом — отстой. Сын посмотрит ради меня две минуты "Приключений

Бонифация" и все спрашивает:

— Долго еще? Может уже к концу мотанем?

Загрустил я и стал думать как же мне завлечь и подсадить своего паренька на человеческие мультфильмы...?

Заставлять — смысла нет, обещать новые игрушки – не жирно ли будет, за просмотр мультиков...? (А дальше что? Эдак я докачусь до того, что он мороженое станет есть только за шоколадные конфеты...) Пришлось играть на низменных человеческих инстинктах, а что делать...?

Смастерил из посылочного ящика дом, прорезал окна, покрасил стены, даже крышу пристроил с трубой. Вскоре в доме поселились маленькие человечки ростом со спичку и обзавелись неплохим хозяйством: стол диван, книжный шкаф и даже унитаз, а самое главное, они приобрели себе огромную плазму с диагональю аж три дюйма.

Я сразу предупредил сына, что у этих ребят своя жизнь, в которую нам гигантам лучше не соваться. Они же в нашу не лезут, живут спокойно в своем домике под столом. Есть не просят...

Вдруг на следующий день сын прибежал с квадратными глазами и громким шепотом прокричал:

— Папа, бежим скорее, человечки в своем домике смотрят плазму!

— Ну, смотрят и смотрят, что они не люди? Ты им главное не мешай и не пугай.

Поздно вечером вернулась жена и с ужасом застала ребенка лежащего под столом без признаков жизни... Это он бедняга затаив дыхание подсматривал через окно, как маленькие человечки смотрят мультфильмы и успел подглядеть всего Винни–Пуха и Ну погоди. На следующий день человечки взялись за фильмы Гари Бардина и сын не отстал от лилипутиков, втянулся.

Так изо дня в день лежа под столом, он стал крупным специалистом по советской мультипликации...

озверелая толпа здоровых мужиков – человек десять, не меньше. Нагло, пинками согнали с мест кучу народа, уселись к нам и тут же без разговоров стали лапать за все места.

Я заорала:

— Люди помогите кто-нибудь!

И тут же получила сильнейший удар ладонью по лицу, аж синие звездочки перед глазами... Несмотря ни на что продолжаю кричать:

— Чего же вы смотрите, тут есть мужчины!!? Помогите!!!

Но пассажиры вокруг, прикрывались от меня ладошками как от яркого солнца...

Второй удар был сильнее первого... По их разговорам, понимаю, что нас сейчас потащат в тамбур.

Вдруг рядом с толпой этих отморозков появился невзрачный такой мужичонка и неожиданно без разговоров скосил троих сидящих около него ублюдков. Да так быстро, что никто ничего понять не успел, их как будто машина сбила, один орет как свиноматка, а двое других молча повалились набок.

В следующую секунду, этот мужичок бросился бежать в сторону тамбура.

Путь ему преградил верзила из той же компании (он охранял от пассажиров кнопку связи с машинистом).

Мужичок, ни на секунду не сбавляя скорости, сходу пробежал по верзиле, как по пустой картонной коробке. Как же громко этот бугай орал лежа на полу... ну просто как пожарная машина.

Оставшаяся толпа пришла в себя и бросилась за мужичком, но тот как-то забаррикадировался в тамбуре между вагонами. Они так и не смогли его выцарапать, минут пять корячились, кричали жутко, а на остановке наш спаситель выбежал на улицу и толпа погналась за ним...

Мы с подружкой пришли в себя, переступили, через покалеченных: один держался за глаз, другой за горло, а третий сидел и скулил. Его указательный палец лежал на тыльной стороне кисти, как пластилиновый, а когда мы проходили мимо четвертого — в конце вагона, нас чуть не стошнило: его нога была вывернута в другую сторону, как у кузнечика...

Мы выскочили с подружкой на платформу и поехали обратно домой. Ни на какую дачу уже не хотелось.

Бывают же на свете настоящие мужчины, дай Бог ему здоровья. Очень надеюсь, что толпа недобитков, его так и не догнала...

Эта история запала мне в мозг и не выходила оттуда, было в ней что-то до боли знакомое.

Во-первых: кто в здравом уме, один полезет на десять здоровых рыл?

Во-вторых: если кто и полезет, то будет вначале возмущаться и призывать к порядку и уж тем более не каждый скосит троих за секунду, как будто машина сбила...

Конечно же я вспомнил про своего друга детства Эдика, который служил в спецназе ГРУ. Он ведь каждые выходные тоже ездит к родителям впахивать на даче и тоже на этой электричке, да и почерк очень даже похож... (один раз видел его в "деле" – на красивую драку из боевиков – это было совсем непохоже...) Эдик как-то рассказывал, как к ним в часть приезжал министр обороны и устроил соревнования между ними и своими любимчиками — десантниками.

Спецназ выиграл с сокрушительным счетом по всем дисциплинам, кроме рукопашного боя...

Просто потому, что бой проходил не между соперниками, а был показушно-отработанным. Десантники порадовали: высокими прыжками, кувырками и маханиями ногами выше головы, а спецназовцы такой фигней не занимались и просто стояли в парах, тупо имитируя друг на друге то чему их учили: выламывание пальцев, вырывание кадыков, отрывание мошонки и выкалывание глаз... Скажем прямо – со стороны не особо зрелищно...

Через пару дней, наконец выбираюсь в гости к Эдику и с порога подробно пересказываю ему всю эту историю о чудесном спасении.

Эдик улыбаясь дослушал до конца и сказал:

— Та ты шо...!? Как мир тесен, я в шоке! А что та девчонка так и сказала: "невзрачный мужичонка"!? Вот ведь коза! Весь прикол в том, что этих студенток те уроды уже тянули куда-то, девки орут: "Помогите! Есть среди вас мужчины!!? ", а я про себя думаю: есть, есть, подождите чуть-чуть, а сам дожираю беляш. Только что купил, не выбрасывать же в окно и с беляшом к ним не пойдешь: подержите мой беляш уродцы, я пришел вас атаковать!

Чуть не подавился пока в себя запихнул...

Я:

— А как ты забаррикадировал дверь в тамбуре?

— Так я сразу как забежал между вагонами, захлопнул дверь, упал спиной на пол и снизу подпер ногой дверную ручку. Нога выдерживает 300 кг, так что, сколько бы их там не было – на ручку нажать нереально. Лежу себе спокойно, прикрылся руками от стекол (на случай если бы дверное окно разбили) и жду остановку.

— Нихрена себе, круто, догадался же, молодец.

— Догадался не я, а инструктор в армии догадался нас этому научить.

А если не знаешь как, то никогда не додумаешься – целая наука...

— Ну ты надеюсь, от них оторвался?

— Обижаешь. У них были бы шансы меня догнать, только если бы я бежал со стиральной машиной в руках... Кстати, если вдруг встретишь ту девчонку, то передавай ей привет от ее таинственного спасителя.

Тут в наш разговор резко вмешалась жена Эдика — Дина:

— Грубас, не вздумай передавать никаких приветов, обойдется! Ей видите ли приветы от спасителя, а мне этому "таинственному спасителю" отстирывать брюки и рубашку от мазута!

Непросто быть женой Брюса Уиллиса...

у кого с утра в строю было еще 3 пикировщика.

Но Пешки не вернулись с задания. А приказ нужно выполнять.

Из способных летать аппаратов имелся только связной По-2 – этажерка обтянутая перкалью, грузоподъемностью килограммов в двести. Но чтобы пробить серьезно укрепленную крышу склада, нужна более солидная бомба.

— Вешайте пятисотку, — командует Полковник, — на замки для топливного бака.

— Не взлетит.. Замки не удержат.. — слышатся голоса.

— Это приказ, — жестко обрывает Полковник.

— А кто полетит, — угрюмо интересуется начальник штаба, понимая, что этот летчик уже навряд ли вернется.

— Шлемофон мне и парашют, — обращаясь к адъютанту, говорит Полковник.

— Вам же нельзя, — пытается остановить его адъютант.

— Нет, на х[рен] парашют – лишний вес, тащи 200 грамм водки.

Самолет, тарахтя из последних сил движком, каким-то чудом взлетает и, даже не пытаясь набрать высоту, берет курс на южную часть Сталинграда.

По-2 из-за перегруза и изменившейся развесовки почти неуправляем, его мотает по тангажу и крену, а из-за нехватки скорости постоянно тянет свалиться в штопор. Но Полковник настоящий асс, и ему удается удерживать машину.

Минут через сорок, он почти у цели, дважды в пути попадались Мессеры, но они были выше и не заметили его, или приняли за телегу, ползущую по земле. Двигатель, работая на пределе, начинает дымить, самолет начинает болтать еще сильнее. Внизу зенитчики, они стоят у орудий, но почему-то не стреляют, правда Полковнику не до них, вот овраг, а вот склады, еще немного, он дергает ручку сброса, самолет подкидывает вверх, бомба ушла.

Пошка сразу стала набирать скорость, болтанка исчезла, зенитчики открывают огонь, но поздно. Склады горят.

Начальник штаба Паулюса лично приезжал разбираться, почему зенитчики не открыли огонь вовремя. Но со всех батарей доложили одно и тоже: "Мы думали он уже сбитый, он дымил и буквально кувыркался в воздухе, решили, что он падает... самолеты так не летают".

А наш полковник, вернувшись, получил выговор, потому что был строгий приказ Ставки, запрещающий командирам полков участвовать в боевых вылетах.

Выговор, перед всем строем, Полковнику делал сам командующий

Сталинградским фронтом Маршал Тимошенко. Крепко пожав руку, обняв и трижды по-мужски поцеловав.

вдруг вижу: стоящая справа девятка, медленно тронулась из ряда мне наперерез.

Я дал длинный гудок, девятка замерла.

Вот думаю: дятел, на светофоры не смотрит...

Подъезжаю все ближе к перекрестку и... опа... а девятка то поехала дальше!!!

Тут уж не до гудков. Торможу в пол, но понимаю, что остановиться уже не успеваю! Хоть бы этот ушлепок уже не тормозил, а ехал дальше. Пробую объехать его сзади.

Но девятка вдруг тупо замирает на моей полосе...

Меня развернуло, понесло и к этому уроду я подлетел своим левым боком, но до касания не доехал сантиметров пять.

Перевел дух, открыл окно, и очень четко и членораздельно прочитал лекцию обо всем генеалогическом древе этого слепого и глухого придурка, которому надоела жизнь...

Лекция продолжалась секунд пять, не больше, но мне стало легче.

Водитель девятки в ответ только улыбнулся, показал мне знак О. К. и виновато развел руками...

Я плюнул и с пробуксовкой стал его объезжать... а через полминуты, бросив свою машину среди дороги — уже жал руку этому отчаянному парню и долго извинялся за каждое грубое слово из тех которые успел ему сгоряча наговорить...

Он в ответ только улыбался и очень надеюсь — в душе простил меня, ну или хотя бы понял.

А случилось вот что: Когда я объехал его, то увидел, что правый бок его девятки, подпирала детская коляска...

А с тротуара с криками, на четвереньках ползла к коляске старая бабка и бежали прохожие.

Бабка стоя на светофоре, поскользнулась, упала выпустив из рук коляску и та ускоряясь покатилась с горочки через перекресток.

Парень на девятке понимал, что скорее всего ему въедет в бочину летящая на зеленый свет машина, но он не сдрейфил, а выехал ей наперерез и поймал собой коляску.

Если бы не он, эта коляска была бы МОЯ...

До сих пор стыдно, что я обругал его.

Прости меня, мой Ангел Хранитель на девятке и спасибо тебе...

Правду в телеке показывают что это звери?

Дальше от его лица:

По разному.... Жили мы тогда в маленьком селе на/в Западной Украине, отца с братом сразу мобилизовали. Потом прошли бои и от села ничего не осталось.

Остались мы с сестрой одни. Мне 6 лет, сестре 9. Все лето жили в чудом сохранившемся сарае, а осенью стало холодно, надо что-то делать дальше... Решили идти к тете на другой конец Украины, хоть какая-то родня. Шли от деревни к деревне, попрошайничали.

В одном селе стучимся. Ну видно, что дом богатый нетронутый — староста или еще кто важный....

Высовывается хозяйка, мы — подайте хлебушка.

А хозяйка отвечает: ну как быстро отсюда, сейчас собак спущу.

А во дворе у нее рвется с цепи здоровая злая псина. Мы сразу от того дома побежали, только хозяйка все равно собаку спустила. Чесанули по улице, но разве от зверюги убежишь? Сестра чуть отстала, чтобы мне шансы дать. Сзади рычание — вот вот на сестру накинется.

И тут из-за закутка нам дорогу перегораживает огромный немец в полной форме с оружием. Настоящий ариец — молодой, под два метра, светловолосый, голубые глаза и лицо не доброе. И автомат начинает снимать. Сзади бешеная собака — спереди немец — все нам хана! Время замедлилось.

А он, наконец, снимает автомат и поверх наших с сестрой голов очередью собаку срубает. Потом снимает свой "рюкзак", достает кусок хлеба ломает на две части и протягивает нам с сестрой.

Еще консервы достает. Сестра опомнилась от испуга давай его благодарить, оставалась у нас еще последняя ценная вещь — мамино кольцо. А он рукой отодвигает "Найн! ".

Так что война не война — человек всегда Человек!

взгляд. Потому что речь идет (приготовьтесь считать!) об 11-кратном рекордсмене мира,

17-кратном чемпионе мира, 13-кратном чемпионе Европы, 7-кратном чемпионе

СССР. Спортсменов с таким "послужным списком" во всей истории спортивных состязаний можно перечесть по пальцам. И вот на пике своей формы, в зените славы и карьеры он вдруг уходит из большого спорта, чтобы через несколько лет открыть в Москве маленькую мастерскую по пошиву обуви.

Этот человек в полном смысле этого слова закопал свой талант в землю, вернее — утопил его в ледяной и грязной воде Ереванского озера. Но упрекнуть его за это вряд ли повернется язык даже у самых горячих болельщиков.

…В тот день, 16-го сентября 1976 года, в Ереване сорвался в воду троллейбус, проезжавший по дамбе. Девяносто два пассажира оказались заживо погребены на десятиметровой глубине. Все они были обречены на неминуемую гибель, если бы не одно обстоятельство: именно в это время вдоль озера совершал тренировочную пробежку многократный чемпион мира по подводному плаванию Шаварш Карапетян. Впоследствии эксперты признают: никто на свете просто физически не смог бы сделать того, что сделал тогда Шаварш. Нырнув в замутненную падением троллейбуса воду, он разбил ногами заднее стекло, и стал вытаскивать потерявших сознание пассажиров.

Более двадцати минут в ледяной воде. Двадцать спасенных жизней. На самом деле он вытащил из троллейбуса больше людей, но не всех удалось спасти.

Когда Шаварш очередной раз выныривал на поверхность, столпившиеся на дамбе прохожие видели, что все его тело истерзано осколками разбитого окна.

Потом, на вопрос — что же было тогда самым страшным? — Шаварш ответил:

"Я точно знал, что, несмотря на всю мою подготовку, меня хватит лишь на определенное количество погружений. Там на дне видимость была нулевая, поэтому я на ощупь хватал человека в охапку и плыл с ним наверх. Один раз я вынырнул и увидал, что в руках у меня… кожаная подушка от сиденья.

Я смотрел на нее и понимал, что цена моей ошибке — чья-то жизнь. Эта подушка потом не раз снилась мне по ночам".

Такой подвиг стоил ему тяжелейшей двусторонней пневмонии, осложненной общим заражением крови — в озеро сбрасывались городские канализационные стоки. Врачи с огромным трудом спасли ему жизнь, но о возвращении в спорт не могло быть и речи: Шаварш Карапетян стал инвалидом.

Он навсегда погубил свой выдающийся талант пловца. Но дар любви к людям, столь же щедро отпущенный ему Господом, он преумножил за эти страшные двадцать минут многократно.

— кормил молоком из блюдца, когда тот по молодости прихварывал, растворял ему антибиотики в молоке.

После такой усиленной заботы на хорошем питании крысенок окреп, вырос и превратился в большего упитанного крыса по имени Ерёма. Ерёма прижился в бригаде, имел собственный паек, любил сало и свежий хлеб, и обедал по часам со всей бригадой.

Работали они на старой, еще довоенной, шахте, выбирая уголь почти у центра Земли. Однажды случилось во время смены ЧП — рванули пары метана, штольня почти на всем протяжении обвалилась, завалив проход метров на

200 вместе с шахтой подъемника. Нескольких горняков раздавило, как мух, остальные успели отскочить в глубь штольни.

Пришли в себя, стали подсчитывать шансы. Воздух просачивается, но из воды и запасов пищи на шесть человек только полфляги воды и три бутерброда, которые Митричу на обед положила жена. Спасателям для того, чтобы добраться до шахтеров понадобится не меньше месяца. В лучшем случае (не забывайте — 70-е годы, из всей спасательной техники — экскаватор и лопаты с отбойниками).

Все приуныли. Вдруг в темноте показались два крысиных глаза — Ерёма.

Посветили на него фонариком — крыс лежит на спине и машет лапками в сторону завала. Потом перевернулся, пробежал немного, опять на спину и машет. И так раза три. Зовет, что ли, — предположил один из горняков.

Делать-то нечего — пошли за ним.

Крыс, поняв, что люди идут за ним, более не переворачивался, залез на завал и исчез в щели. Шахтеры за ним. Сверху завала осталась щель, размером в аккурат, чтобы протиснуться самому габаритному.

Протиснулись. Метров через пять смотрят, взрывом покорежило стену штольни и открылся боковой проход. Залезли туда. В полный рост не встать, но на четвереньках можно. Крыс дождался пока последний шахтер не залезет в проход, и побежал дальше. Шестеро шахтеров на четвереньках — за ним. Проползли какое-то расстояние и уперлись в стену.

Эх, Ерёма, в тупик завел — резюмировал Митрич. Кто-то из шахтеров посоветовал переименовать его в Сусанина.

Давай назад, — приказал Митрич, еле перевернулся в штольне и пополз назад. Тут Ерёма прыгнул и вцепился в штанину Митрича, прокусив брезентовую материю и икру Митрича до крови. Так и висит на нем, задними лапами упирается. Митрич орет от боли. Но Ерёма его не выпускает.

А ведь он нам говорит — долбить надо, — догадался один из горняков, подполз к тупику и стал добить его молотком, оказавшимся при нем. Как только молоток стал вгрызаться в породу, Ерёма тут же отпустил Митрича и прилег рядом. Двоих самых худосочных отправили назад за инструментом и уже через час, сменяя друг друга, стали долбить породу. Отколотые пласты оттаскивали к завалу.

Как долго долбили, и сколько метров прошли никто не помнит. Когда сели аккумуляторы — долбили в темноте. Вымотались так, что работали как машины — без эмоций, на автомате.

Поэтому, когда молоток, прорубив породу, улетел в пустоту, никто не удивился, ни обрадовался.

Когда их, потрепанных, истощенных, но живых подняли на поверхность из соседней, заброшенной шахты, оказалось, что они продолбили шестьдесят метров за две недели, в то время как спасатели не могли до конца расчистить от обломков обвалившуюся шахту, которая еще два раза обваливалась, вынуждая начинать расчистку по новой.

А Ерёму Митрич забрал домой и с тех пор до самой своей крысиной смерти

Ерёма жил в индивидуальном доме и каждое утро жена Митрича лично меняла ему воду в поилке, сало и хлеб на все самое свежее.

Похоронили Ерёму в сделанном специально по этому случаю шахтеров из той бригады ящике из ценной породы дерева, а на могиле поставили крошечный гранитный камень с единственной надписью "Ерёме от 25 человек" (именно столько людей проживало на тот момент в семьях спасенной шестерки горняков).

Этот камень стоит там до сих пор.