Свежие истории от 29 октября 2007

в центре столицы. Погода замечательная, кругом европейская цивилизация. У нас праздничный настрой: условные рефлексы обострены, капает слюна, желудок в томном ожидании — всё в полном соответствии с ученьем академика Павлова. Подходит официант, Здравко по-болгарски делает заказ, мы с чувством глубокого удовлетворением улавливаем знакомое слово — "Плиска" и дальше он делится с рыцарем подноса: "Ето другари, русска дэлэгация". Он имел в виде, что мы его друзья из России. Официант сперва хмыкнул, а после, прикрыв ладонью рот, закатился гомерическим хохотом и, вдруг,- сбежал.

Мы с недоумением глядели ему вслед, а Здравко побледнел и рванул за ним. Вскоре оба возвратились, и Здравко рассказал, что буквально перед нашим приходом за этим же столом сидела ещё одна "русска дэлэгация" — не то узбеки, не то таджики, в цветастых халатах и тюбютейках. После ужина им принесли пузатый глинянный чайник с кипятком и коробку с разовыми пакетиками чая, которые они отродясь ни видели и как ими пользоваться не ведали. Но, как в каждом коллективе, нашёлся умник, который всё знает и всех учит.

Когда официант подошёл к ним, он застал такую картину: сидят за столом пёстрые, как щеглы, узкоглазые советские туристы с коричневыми рожами, изо рта у каждого свисает нить с бумажной биркой, а пакетики находятся во рту, и сквозь них они цедят кипяток. Гости осушили по чашке кипятка, а сколько кипятка протекло по ногам у болгарских тружеников общепита, осталось тайной.

потому что вечером мне должны были привезти чьих-то там мальков. Середина дня, я, согнувшись, мою первый ряд на стеллаже: аэраторы гудят, рыбки плавают, слышится тихий и родной гул университета. Вдруг все кончается, из ощущений только тонкий звон в ушах и боль в затылке, я роняю губку и вылезаю наружу. Что случилось, спросите вы? Случилось то, что я чуть не обосрался, это был настоящий приступ, с конвульсиями спинных мышц (я ударился головой об стеллаж) и скачком давления. Свою задницу и кишечник я, конечно удержал в узде, но понял, что это ненадолго – надо бежать домой. До дома 25 минут обычного шага, но идти в общественный толчок я побрезговал. Опять же, я представлял, что там будет – брызги на штаны, пердеж и все остальное. Пошел домой. Отойдя 100 метров от универа, я остановился первый раз — собрав волю в кулак, я постоял минутку, как-то там пошевелил мышцами ануса, чтобы взбодрить их и продолжил путь. Самый долгий за всю свою жизнь. Упрямство не позволяло повернуть назад, майка была хоть выжимай, по лбу реально стекали струйки пота. Чтобы не обосраться прямо посреди Чернышевского, я вспоминал стадии эмбрионального развития лососей. Это была настоящая медитация – никогда я не был так сосредоточен на чем-то одном, просто я знал, если произнесу про себя слово говно или унитаз, я начну срать и остановить это будет невозможно. Сначала я шел с остановками, но нормальным шагом, потом плюнул на все, сжал полупопия РУКАМИ и двигался медленным-медленным приставным шагом, уставясь в землю. Так я дошел до дома, я поднялся на четвертый этаж, я даже убрал руки от задницы и открыл дверь, в какой-то момент я был даже слегка разочарован, потому что мне показалось, что меня отпускает. Но это было не так, мои физические и моральные силы были истощены этим переходом, и когда я зашел в туалет и увидел унитаз, я начал срать. Засрал я много чего, кроме одежды засран был бачок и даже частично стенка за унитазом. Просравшись и прибравшись, я снова отправился в аквариалку. Все было хорошо. Была весна и солнечный день. Но не успел я снова залезть головой под стеллаж, как начался новый приступ. И я снова побежал домой. Выбежав на улицу, я постоял, подержался за колонну обессиленными руками, развернулся и потрусил в толчок. Вытирался я не помню чем, это неважно. Ничего хорошего от мира я уже не ждал – даже стены таили угрозу. Вернувшись к себе я вымыл задницу и хотел было приступить к прерванному занятию, как пришел третий приступ поноса, самый ультимативный за все время. Пискнув, я попытался хотя бы подбежать к двери и закрыть ее на замок, но догадался, что вместо этого только обосрусь в коридоре. Тогда я схватил какой-то целлофановый пакет и побежал в дальний конец аквариалки. Расстелил на полу за бассейном пакет, начал расстегиваться, но, повернувшись к нему спиной, я, чисто уже по привычке, начал срать. Б%%%ь, думал я, да откуда столько говна, ведь это третий раз, третий! Потом я сделал небольшую генералочку и выкинул мусор (наконец то) и уплелся домой. Вот так однажды, я, с небольшими промежутками и в разных местах, срал полдня и ничего не успел сделать.

Парень с собакой в ботаническом саду, привет тебе, коллега…

голос:

— А давайте так же!!!

Но не в этом дело. Самое смешное приключилось на одной из самых напряжённых сцен: когда самая красивая девушка (дочь мэра, кажется), боясь, идёт по каким-то жутким тёмным переулкам, а там за углом притайлся Парфюмер...

Напряжение нагнетается... И тут на экране появляется Её Величество Чёрная Тень. Это один парень (и мы все сразу поняли, кто) резво бежал по проходу меж кресел (зал был полупустой) и не подозревал, что одно из кресел не поднято...

Итак, само действие:

Проулочки, тревожная музыка... Чёрная Тень:

— Тыгыдым-тыгыдым-тыгыдым-БАЦ!!! (споткнулся об то самое кресло!!!) (тихо, но слышимо): Ой, №б "%;%№;%!!!- Тыгыдым-тыгыдым...

ВСЁ!!! Вся работа режиссёра насмарку!!!

Дети пришли домой и на вопрос родителей "Как фильм?" ответили: "Нормально. Смешной такой!!!"

P.S. Потом на ОБЖ учитель рассказывал какую-то историю:

"И когда его спросили, зачем он это сделал, он ответил..."

И тут он остановился, дабы с мыслями собраться.

И в тишине зловещий шёпот:

— Она была нужнааааа...

плетёсси, как на похоронах? Мы жешь обратно опоздаем на автобус!". Неповторимый еврейско-одесский акцент, море мимики и эмоций на лице пожилой тётки внушительного роста и соответствующих габаритов. Она увешана баулами, как десантник израильской армии.

В нескольких шагах за ней семенит Софа - толстуха лет тридцати, по-видимому её дочь, но значительно масштабнее мамаши, в юбке наполненной подвижными ягодицами, в красной застиранной кофточке, кокетливо едва достающей до пояса и трещащей от арбузного изобилия. Она семенит странной походкой, широко расставляя ноги и почти не сгибая их в коленях, раскачиваясь, как кукла неваляшка. В обеих руках у неё сумки переполненные харчем: острыми стрелами возвышаются перья зелёного лука, угрожающе свешивается прозрачный пакет с яйцами, приветливо машет рыбий хвост в такт её семенящим шагам.

После мамашиного окрика Софа наращивает темп, но скорость не возрастает, только увеличивается частота колебаний её богатырского стана. Рынок притих и увлечённо наблюдает за потешной парой. Тётка снова наезжает на дочку: "Холера, проснись! Или ты себе размечталась, шо я обратно буду тебя катать на такси?! Таки выбрось эту дурь из своей дурной головы и быстрее тащи свою толстую задницу!".

Софа останавливается, широко раскорячив слоновьи ноги. Слёзы вперемешку с потом, крупными каплями катятся по её персиковым щекам, и она на весь базар с надрывом орёт: "Да не могу я быстее, у меня лопнула резинка трусов!".

интервью. Выходившие, как студенты успешно сдавшие экзамен, подвергались пристрастному допросу: "Что спрашивали?". Многие отсеивались по причине недостаточного повода для получения статуса беженца — не хватало фантазии.

Как известно, спрос рождает предложение, и вскоре среди искателей счастья замелькали длинноволосые молодые люди, похоже — несостоявшиеся писатели детективного жанра. За вознаграждение они сочиняли душераздирающие небылицы с драматическими последствиями. Фима из Гомеля не поскупился на сто баксов...

Проникнув в заветное помещение, он оказался у стола въедливой чиновницы. Она внимательно изучила его бумаги и поинтересовалась: "Вы квалифицированный специалист, имеете хорошую работу, обеспечены жильём. Какие проблемы?". Фима выдал хорошо отрепетированную легенду: "Каждое утро, выходя из квартиры, я обнаруживаю на своей двери надпись: СМЕРТЬ ЖИДАМ! Это пишет мой сосед. Краску я с трудом смываю, но на следующий день она исправно появляется". По выражению лица сотрудницы посольства было очевидным, что этот миф на неё впечатления не произвёл, не такое приходилось выслушивать. И она посоветовала Фиме обратиться к участковому милиционеру, на что он ответил: "Да в том то и дело, что этот сосед и есть наш участковый инспектор!". С тех пор Фима с семьёй благополучно проживает в Нью-Йорке, на Брайтон-Бич.