Свежие истории от 6 марта 2019

Москву, в которую Джон немедленно влюбился как прыщавый школьник в первую красавицу класса.

Через пару лет Джон переехал в Москву на ПМЖ, за несколько лет сколотил неплохой бизнес и, проведя несколько лет в тусовках, наконец остепенился, заведя гражданскую жену из русской глубинки. В общем, картина маслом

У Джона есть 2 оригинальных особенности – во–первых, некоторые фразы он говорит вообще без акцента. А во–вторых – ещё в момент своего первого посещения нашей родины Джон понял, что ему безумно нравится Советский Союз. И начал его подробно и с пристрастием изучать.

Впоследствии Джон осознал, что хочет жить как один из советских вождей. Для начала он вместе с женой переехал в большую квартиру в сталинском доме, куда впоследствии стал собирать советскую элитную мебель, картины в стиле соцреализма и прочие элементы эпохи, массово продававшиеся в те годы. Если вы смотрели фильмы (особенно перестроечные), в которых показывали квартиры высших партийных бонз, то одним из непременных элементов такой квартиры были портреты вождей, висевшие в хронологическом порядке на самом почетном месте в гостиной. Джон, тщательно изучивших нравы и быт советской элиты из всех доступных ему источников, собрал полный "иконостас" — от Ленина до Горбачева. Причем все портреты были как на подбор – денег на свое увлечение Джон не жалел.

Есть в переулках самого центра Москвы дом – неприглядный такой, низенький, кирпичный. Но при этом весь увешанный мемориальными досками. Именно в этом доме Джон, долго искавший себе максимально соответствующую своим взглядам квартиру, присмотрел скромные апартаменты одного из ушедших в мир иной членов политбюро площадью 225 квадратных метров. Продажа каждой квартиры в этом доме – целое событие. Это вам не брежневский дом на Кутузовском, где все уже продано-перепродано по несколько раз, в этом доме за 20 лет с момента падения советской власти было продано всего 3 квартиры, включая приобретенную Джоном. Поэтому весть о новом соседе разнеслась по дому со скоростью молнии.

При просмотрах и покупке квартиры Джон говорил только на английском, ибо сделкой занималось крупной иностранное агентство. В доме уже жили иностранцы, поэтому к его появлению отнеслись не более чем настороженно. Но вот настал великий день переезда.

В огромном холле на входе собралась инициативная группа из женщин преклонного возраста – ибо старушками представительниц этой социальной группы назвать как-то язык не поворачивается. Во главе группы была местная консьержка – женщина, бессменно работающая на своем посту уже не один десяток лет и знающая в лицо каждого из жильцов и гостей дома. Настоящий цербер, смешанный с верным хранителем дома от всех чуждых ему элементов.

И тут… стоящий рядом с ними Джон начал быстро и качественно, не преминув использовать красное словцо, и главное — безо всякого акцента, командовать грузчиками, которые ЗАНОСИЛИ в дом столь знакомую всем собравшимся женщинам-жильцам советскую мебель. Разрыв сознания ширился вместе с до боли знакомыми произведениями соцреализма, украшавшего большинство квартир собравшихся в холле жительниц, и окончательно завершившийся последовательным вносом портретов ВСЕХ советских вождей в хронологическом порядке.

Цербер–консьержка была в полной прострации. От проноса портретов на её глазах появились слезы. Подойдя к Джону, она сказала: Сынок, откуда ж ты взялся такой? Двадцать лет из этого дома такие портреты и мебель только ВЫНОСИЛИ, а ты НАЗАД ЗАНОСИШЬ!

На что Джон, большой любитель шутки, приобнял старушку и громко на честном русском сказал: "Держись, мать, мы с тобой ещё Советский Союз восстановим!". Занавес.

Николаевич, и работаем, да нас нигде не печатают – не берут…

– Как, не берут? – изумился граф, – ведь вы, А. , несомненно талантливый человек, и вы, Б. , и вы, В.

– Все мы талантливы по вашему мнению, Лев Николаевич, – отвечали ему, – а нынешние редакторы изданий этого не находят.

Граф не хотел верить возможности такого грустного явления в печати, как полное отсутствие критического анализа у редакторов, и решил проверить его сам…

Для этой цели он написал небольшой рассказ и послал его в редакцию какого-то журнальчика, подписавшись вымышленным псевдонимом…

Недели через две граф лично отправился узнать участь своего произведения…

Редактор принял его довольно сухо и с первых же слов сообщил, что рассказ напечатан не будет!

– Почему? – спросил Лев Николаевич…

– А потому, – отвечал редактор, – что все написанное вами свидетельствует о полнейшем отсутствии у вас не только малейшего беллетристического таланта, но даже простой грамотности… Признаюсь, любезнейший, – добавил он фамильярно, – когда я читал присланную вами ерунду, то был вполне уверен, что это написано еще совершенно "зеленым" юношей, а про вас этого никаким образом сказать нельзя… Нет, уж вы лучше бумагомарание бросьте – начинать в ваши лета поздно. Ведь вы раньше ничего не писали?..

– Писал…

– Вот как?.. Что же вы писали – признаться, "писателя", носящего вашу фамилию, я не слыхал…

Редактор совершенно бесцеремонно расхохотался прямо в лицо графу…

Тот отвечал ему спокойным тоном:

— Под присланным к вам рассказом я подписался псевдонимом… Вы, может быть, слыхали мою настоящую фамилию: я Толстой… Написал несколько вещичек, о которых прежде отзывались с некоторым одобрением, например, "Войну и мир", "Анну Каренину"…