Жила я в Таджикистане несколько лет. Как-то сделали мне небольшую операцию, просыпаюсь в палате после наркоза, пить хочу жутко. Рядом на тумбочке чайник с пиалами, а дотянуться — никак, даже сесть не могу, штормит. На соседней койке бодрая таджикская тетушка. Прошу ее чай налить (по-русски), а она не понимает. Минут через пять медсестра заходит:
— Ой, вам попить? А что ж вы по-таджикски не скажете?
— Так я его не знаю!
— Как это не знаете? Вы под наркозом на чистом таджикском со мной разговаривали! А вы говорите — автопилот у пьяных...
А вы говорите — автопилот у пьяных...
Один мой приятель некоторое время работал в больнице "Скорой помощи", и вот что там произошло.
Ночь. Дежурство. Все уже разошлись дрыхнуть. Время от времени вызывают дежурных принять новых больных, у каждого дежурного своя палата.
И вот, наконец дошла очередь и до моего приятеля.
"Дима, иди в четвертую, там тебе привезли
— Как состояние?
— Да, нормальное, мы дальше поехали.
Поднимаюсь в приемный покой, вижу, на столе никого нет, думаю, на каталке человек лежит, сейчас сестры примут, и поднимем в палату.
Беру сопроводиловку, читаю диагноз: "ЗЧМТ" (см. выше). Читаю дальше графу "Что случилось" и тихо офигеваю. "Шел. Упал. Опух. Умер".
Мать честная, это что же скорая такую подлянку среди ночи устроила.
Сами не хотят с покойником возиться, милицию вызывать, так они нам подсунули. Стал я вызывать бригаду, которая привезла этого товарища.
Связали меня с ними по рации.
— Так-перетак, говорю, вы мне кого привезли?
— А чего такого? Нормальная травма…
— Дык, он же мертвый…
— Что уже умер? Мы же живого везли…
— …, у вас что в сопроводиловке написано? "Шел. Упал. Опух. Умер".
Тишина на том конце. Потом через паузу.
— Дима, это мы торопились и сократили: Опухоль умеренная…
Подхожу к каталке, а там тихо посапывая спит в жопу пьяный мужик со здоровенной шишкой на лбу. sanya1981
sanya1981
Мою беременную жену положили в гинекологию областной больницы на сохранение. Через пару дней звонит:
— Срочно приезжай. Резус-конфликт, надо кусочек ткани от тебя мне пересадить.
Надо — значит надо. Отпросился на работе и бегом на автобус в город. Приехал, добрался до больницы, нашел гинекологическое
Иду по коридору, а будущие мамочки со мной почтительно здороваются, шушукаются за спиной: "Новенький, новенький, доктор новенький…" А этому доктору вкатили пару уколов и посадили в подсобке доходить до кондиции. Мимо каталки туда-сюда возят, процесс тут, гляжу, идет как на конвейере. Вот и мою везут. Меня на каталку – и тоже в этот цех. Кусок кожи с мясом из подмышки вырезали, жене пришили и увезли ее в палату. Слышу:
— А этого куда?
— Отвезите в ординаторскую, пусть денек там полежит.
И вот лежу я там в одиночестве, отхожу от наркоза и размышляю: "Так, отпросился всего на день, а если мне здесь еще денек, значит надо просить справку или больничный. Выпишут, а там будет указано где выдано – в гинекологическом отделении областной больницы! У нас на работе как в деревне Пеньково – вмиг все узнают. И тогда какие только подколки не начнутся! "
От такой перспективы пришел просто в ужас Вскочил и рысцой в подвал за одеждой. Снаружи камешек в окно палаты бросил:
— Передайте моей, что я домой уехал.
Наркоз начал отходить уже на автовокзале. Ощущение, скажу я вам, специфическое. Но терпимое. Сгладил 100 граммами водки.
Когда пришла пора снимать швы, без водки тоже не обошлось. Шура (я про него тут уже не раз рассказывал) наотрез отказывался произвести в гартоплавке типографии эту операцию, пока не залудил стакан.
Через пару дней шов, конечно, разошелся. Остался шрам с пятак величиной. Когда, случайно увидев эту приметную отметину, спрашивают откуда она, отвечаю небрежно: — Да это я дочку рожал.
— Да это я дочку рожал.
В конце 90-х мне пришлось лежать в отделении челюстно-лицевой хирургии на улице Соломенной Сторожки в Москве. Нет-нет, ничего серьезного, просто пришлось исправлять ошибку хирурга, оставившего в пол корня при удалении зуба. В палате нас лежало четверо, но что удивительно, что трое из них (включая меня) имели армянскую кровь. Я, правда, полукровка,
25-ти, то же абсолютно непохожим на армянина, но с характерным именем
Ашот, другого, дедка лет семидесяти, величали Степанов Степан — но, несмотря на свои русские имя-фамилию, внешне он был типичным представителем Кавказа.
Жили мы весело, только дед все огорчался, что никаких процедур, кроме утреннего осмотра, ему не делают. Но в день, когда нам с Ашотом должны были делать операцию, произошло чудо. Вошла медсестра и под одобрительное кряхтение деда, вколола какой-то укол. Видать, процесс лечения начался.
Что было дальше — помню смутно, поскольку мне то же вкололи какой-то укол (думаю, сильный транквилизатор), от которого я моментально поплыл и воспринимал все происходящее как во сне (операция делалась под местным наркозом). Одно могу сказать точно, что когда тебе разрезают челюсть и шуруют внутри какими-то скребками, ощущение не из приятных, даже под действием транквилизатора.
В себя я стал приходить только к следующему утру. Рядом, примерно в таком же состоянии рядом лежал Ашот. На утреннем обходе нас осмотрел хирург, который делал операцию. Он остался доволен и, уже собираясь уходить, обратился к Ашоту. "Ты на будущее знай" — сказал он, "на тебя наркотики не действуют". "Какие наркотики? " — удивился Ашот. "Ну как же", теперь уже удивился врач, "тебе же перед операцией укол делали?".
"Нет" — ответил Ашот. Лицо врача окаменело. Мхатовская пауза длилась секунды три. Быстрыми шагами врач вышел в коридор и рявкнул:
"Медсестра!". Судя по тону, та уже понимала, что произошло что-то совсем не то. "Кому укол вчера перед операцией делала? " — с порога припер ее врач. Медсестра не успела ответить, но по ее взгляду мы все поняли.
Взгляд был направлен на кровать Степана.
Боже! Ну кому могло прийти в голову, что в одной палате будет лежать характерный кавказец по имени Степанов Степан и европейского вида блондинчик по имени Ашот.
Но все закончилось хорошо. Степан проснулся только к обеду, проспав, таким образом, часов тридцать. Ашот с юмором отнесся к ситуации и не имел претензии ни к кому, кроме Степана (в шутку, конечно). И до самой выписки время от времени подкалывал глуховатого Степана: "Что дед, украл мой дорогостоящий укол!". На что обычно Степан, который был изрядно глуховат и в половине случаев не слышал, что ему говорили, отвечал дежурной фразой, которой прикрывался, когда не слышал, что ему говорили: "А что поделать! "
P. S. В заключении — спасибо врачам, которые без всяких денег и вымогательств замечательно меня полатали. Сейчас это, думаю, из области фантастики. "А что поделать! ", как сказал бы Степан.
Рассказывает знакомый:
К нам на фирму приехал бельгиец — представитель сотрудничающей фирмы.
И как раз во время визита у него случилось обострение: ноготь на мизинце стопы врос в палец. Надо вырезать ноготь, а мужик страшно боится операции
(в принципе простейшей). "Ничего", — говорят врачи в местном госпитале,
Операционная. Мужику дают общий наркоз и у него останавливается сердце.
Ему делают искусственное дыхание, при этом ломают два ребра и повреждают легкое. Но безуспешно. Дефибриллятор тоже не помогает. Ему вскрывают грудную клетку и делают открытый массаж сердца. Наконец оно начинает работать. Несчастному латают легкое, зашивают, делают тугую повязку на грудь (как-никак ребра сломаны). При переносе тела со стола на каталку, его роняют и ломают ногу.
Накладывают гипс и наконец-то доставляют в палату.
Представьте себе, что сказал мужик, когда очухался через двое суток, обнаружил на сильно болящей груди тугую повязку, гипс на ноге и на торчащем из гипса мизинце невырезанный ноготь, о котором в переполохе просто-напросто забыли. Logrus?
Logrus?
Сейчас, если человек не хочет, его трудно определить в психбольницу. Только по добровольному согласию. Тут сосед по подъезду в нирвану ушёл. Врачи рекомендовали под наблюдением пройти курс реабилитации. А тот ни в какую. Ему, дескать, на фиг это не сдалось. И всё, процесс встал.
Ситуацию разрулил соображающий дядька-психиатр. Поведавший соседу, по большому секрету, что в клинике только на днях освободилась местечко в "Палате лордов".
Про студентов-медиков напомнило:
Несколько лет назад попал в неврологию с радикулитом.
(Это, когда даже ходить больно. Кто в курсе, поймет).
Единственный выход — сделать блокаду (укол). Лечащий врач сделал одну — сразу полегчало. И должен был сделать вторую.
В течение дня есть несколько процедур, соответственно, надо на них поприсутствовать.
По возвращении в палату, нахожу соседа стонущего. На вопрос, чего случилось, отвечает, что приходил преподаватель из меда со студентами и сделали блокаду. Хотя он ее не заказывал.
Закрались смутные подозрения.
На следующее утро спрашиваю у лечащего врача про укол. На что слышу — так вам вчера же сделали.
И тут все встало на свои места.
Оказывается, лечащий был в курсе, что будут практиканты, и, соответственно, сказал им про укол.
Теперь представьте ситуацию: 8-местная палата, открываются двери, берется первый попавшийся пациент и без спроса даже данных, ему делается укол. Типа — там все такие. Оставалось порадоваться, что хоть это не хирургия была
Оставалось порадоваться, что хоть это не хирургия была
Не судите строго — пишу первый раз. Лежала я в больнице: длинный кишкообразный коридор, по одной стороне двери: палата мужская, палата женская, палата мужская, палата женская... Ночь. Темно. Освещение только на посту медсестры и несколько дежурных лампочек. Вдруг раздался крик исполненный непередаваемого ужаса. Все проснулись, до утра строили версии, утром выяснилось... Старая, слабая бабушка пошла ночью в т... по своим делам. Возвращаясь со слепу перепутала похожие одна на другую двери и ничтоже сумнящеся зашла в мужскую палату, подошла к "своей" койке и приподняв одеяло собралась продолжить прерванный сон. Представьте теперь ужас мужчины, которого разбудило ощущение прикосновения холодных рук, а когда он открыл глаза увидел тощую, костлявую старуху с длинными седыми лохмами, закутанную в белый длинный балохон (ночная сорочка).
Видение не исчезало, а кряхча и бормоча что-то себе под нос пыталось залезть к нему под одеяло. Это-то его и доканало. Ну ясно, еще и не так заорёшь если к тебе ночью придет "костлявая старуха".
ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ МИХАИЛА СВЕТЛОВА
Рассказывает старая актриса...
Приходим мы с Борисом Слуцким в больницу к умирающему Светлову.
В палате у него порхают какие-то девушки в кожаных юбочках. Светлов был уже очень слаб, во время разговора попросил Слуцкого наклониться к нему и некоторое время что-то ему шептал. Наконец Слуцкий отпрянул и бросился к окну, давясь от смеха.
Я подошла к нему и спросила:
— В чём дело, Борис?
Кое-как одолев пароксизмы смеха, Слуцкий прочёл мне четверостишие:
Пора бы приняться за дело —
И девочки есть, и кровать. Но х[рен], как солдат под обстрелом, Никак не желает вставать!
Но х[рен], как солдат под обстрелом,
Никак не желает вставать!
Случилась история на заре незалежности в славном городе Львове. Поступил один гражданин там в больницу с серьезным ожогом. Когда поместили его в палату, он увидел такой пейзаж: лежит мужик пузом вниз, сверху накрыт простынёй. На месте задницы аккуратный вырез на вес интерфейс. Несчастный поведал свою историю.
Как-то зашел он в гости к куму, живущему на 9-том этаже. Кума послала супруга в магазин за бутылкой по такому случаю. Магазин находился где-то в полукилометре. Короче, можно было всё успеть. Супруг вышел за водкой, а наш герой разложил куму прямо на полу в комнате.
Но судьба вмешалась в виде соседки. Она как раз поднималась к себе на восьмой. Перекинувшись парой слов с гонцом, она одолжила бутылку.
Вернулся скоропостижно супруг, увидел жесткую картину. Зашел на кухню, взял с плиты сковороду с шипящими шкварками и, вернувщись назад в комнату, вылил герою содержимое на голую задницу. О чем ему было больно вспоминать не менее месяца в позе, приведенной выше.
ИНТУИЦИЯ
"Старикам не стоит думать о смерти: пусть лучше позаботятся о том, как получше разрыхлить грядки на огороде. "
(Мишель де Монтень)
Старый друг, бывший КГБэшник Юрий Тарасович, пришел как-то проведать меня в больнице.
В палате нас валялось шестеро, публика разношерстная: от двадцатилетнего толстяка Гриши,
Вот из курилки вернулся вечно недовольный Гриша и выдал очередную ценную мысль:
— Бесит уже это старичье по коридорам. Вечно шляются туда-сюда как зомби. Само еле дышит, давно уже умирать пора, так нет же, за жизнь цепляется, по больницам трется, своим видом аппетит людям портит. А вчера вообще старуху с голой грудью повезли… Фу, мерзость…
Гриша продолжил бы еще, но я перебил его и сказал:
— Так ведь тут не частная вечеринка у бассейна, а больница. Ты сам-то особо не обольщайся на свой счет, сейчас ты, между прочим, тоже не в лучшей форме. Хотя, извини, если в лучшей.
Ну, вот смотри: весишь как два меня, еле ходишь от своих геликоптеров в голове, да еще и храпишь как трактор. В древние времена мы впятером давно бы тебя сожрали. А что? Ты хоть больной, но ведь не заразный и вполне сытный…
Юрий Тарасович улыбнулся, заинтересовался нашим разговором, развернулся вместе со стулом к Грише и сказал:
— Вы, молодой человек, напомнили мне одну старую историю. Однажды, лет сорок тому назад, я вот так же навестил друга в больнице и встретился мне там один высокий и вполне здоровый на вид больной, примерно ваших годов и ваших же воззрений. Только тот был более агрессивным. Когда он шел по коридору, то специально какого-нибудь дряхлого старичка плечом задевал, а потом на него же и орал:
— Смотреть нужно куда прешь! Само еле дышит, давно умирать пора, так нет же, за жизнь цепляется, по больницам трется, своим видом аппетит людям портит.
А я еще тогда удивлялся, почему это старички с ним не ругались, а молча извинялись и уступали дорогу? А оказывается, все вокруг уже знали правду…
Потом и меня просветили. Выяснилось, что тот бедолага ненавидел больных стариков, только потому что подсознательно им завидовал черной завистью. Врачи парня жалели, не сообщали, но он интуитивно чувствовал, что жить ему оставалось совсем чуть-чуть. Вот и дико завидовал и ненавидел всех кто старше. Это, кстати, не шутки, а первый признак неизлечимой болезни. Ну, так вот, интуиция парня не подвела, он и месяца не протянул, приказал долго жить, фукнул, как говорят на Украине…
Гриша деланно махнул рукой и нацепил на голову огромные наушники, давая понять, что разговор закончен и больше ему не интересен…
…А вечером в коридоре около лифта, Гриша находился в очень истеричном настроении и до слез доводил свою бедную маму: — Скажи, не скрывай! Я должен знать — что со мной!? Я все это уже слышал! Хватит! Мама, Мама, посмотри мне в глаза. Анализы плохие? Плохие? Да? Что с моими сосудами на затылке? Мама!? О чем ты шепталась с врачом? Да что значит – нормально!? А почему тогда у меня немела нога?! А изжога!?
…На следующий день я наблюдал восхитительную идиллию — Гриша с тревожными глазами сидел с дряхлыми старичками на лавочке и не к месту рассказывал им вялые школьные анекдоты. Старички с удовольствием хихикали и думали, что повстречали веселого компанейского парня, а вот Гриша наверняка пытался понять: его действительно воротит от больничных старичков, или просто показалось…?
Шайтан
К нам на завод в качестве консультанта приехал некий иностранный специалист. Не помню, из каких краёв, но говорил исключительно на французском, а внешность.. Цитирую поэта – "чёрный, как небо в безлунную ночь". Не просто загорелый или смуглый, а именно так. И в первую же неделю умудрился приболеть.
Положили его в больничку.
А больничка была в общем-то самая обычная, и простые смертные туда тоже попадали. В том числе и тот дедок из татарской глубинки.
В деревне его телевидения отродясь не было. Газетами и книгами (кроме, разумеется, Корана) дед не интересовался. И когда однажды, зайдя в больничный туалет, дед узрел АБСОЛЮТНО чёрного человека на фоне идёально белой сантехники. … Вот это и называется культурным шоком.
Со скоростью звука и с диким воплем "Шайтан!!!!!!!!!!! " дед носился по больничному коридору, позабыв про свои 80. Пока его поймали, пока отпаивали валерьянкой, пока объяснили, что, мол, люди всех цветов бывают…. Иностранному специалисту, между прочим, тоже неуютно было – поставьте-ка себя на его место. Ему даже извинения принесли и валерьянкой поделились.
А следующие две недели — до самой выписки — дедок по нескольку раз в день забегал в палату к [мав]ру. Приоткроет дверь, заглянет, и, хитро улыбаясь скажет: "Шайтан? Нет, не шайтан!".
Не так давно соперировал Эфенди некоего деда по дежурству. Грызь там была ущемленная, али что еще — не суть важно. Крайне преклонный возраст пациента обеспечил ему надежную прикованность к постели в послеоперационном периоде. Тут ведь дело какое, капельницы-шмапельницы, антибиотики и перевязки в больнице сделают — не вопрос.
Подумал Осман Будулаич, прикинул, да и прибег к старому методу.
Приходит утром к деду и говорит:
— Слушай, отэц, я тут подумаль... Я сам бэжэнэц, у мэна 8 дэтэй и двэ жэна — жыт нам нэгдэ. А ты такой адынокый савсэм, дажэ ныкто нэ прыходыт. Я сэчас собэс вызову, оны мнэ твой квартыра оформят. А мой дэты за тобой будэт ухажыват! А еслы ты помрош, мы тэбя по мусулманскый традыцый похороным!
... стоит ли говорить, что через два часа толпа родственников, крайне озабоченных состоянием здоровья дедульки, ворвалась в отделение. Заву стоило немалых трудов разогнать половину из них. Вторая же половина едва деда не угробила, начав одновременно делать ему массаж, кормить, ворочать и мыть. Стремительнейшим образом больной пошел на поправку.
А Эфенди знай посмеиваецца себе в бороду:
— Биляяяят! Квартырный вопрос — двыгатэл мэдыцынского прогрэсса!
Рассказали мне тут один случай и я рассказчику верю. Вот:
Работает где-то в Германии врач один. Из русаков. Допустим, Витя. В приёмной типа скорой помощи работает, куда всяких "срочных" свозят. Ценится Витя коллегами и начальством особо за умение ставить капельницы в случаях тяжёлых отравлений.
Оно ведь как — если на Родине
Местные — они к вопросу с пониманием подходят, менталитет такой. Почувствовал себя плохо — обратись к врачам, получи оплачиваемые страховкой процедуры и возвращайся обратно в общество здоровым человеком. Гораздо хуже с иными приезжими гражданами — тех привозят против воли. В разгар, понимаете ли, веселья. Конечно, какие уж там капельницы, хорошо уже, если просто на волю рвутся. Некоторые так вообще агрессию проявляют по отношению к медперсоналу. Варианты тогда, конечно, всё равно есть — полицию обратно звать или уговоры разговаривать. Но кому оно нужно? Это же время, а работы хватает.
А тут — Витя. Главное, оставить его с пациентом в палате на пару минут. И всё — капельница стоит, больной спокоен, лечение пошло.
Витин секрет прост — оставшись наедине с пациентом, он бьёт буяна под дых с пояснением на чистом русском "кончай уже, б%я, бурагозить". И потом ставит капельницу. А то как же? Клятва Гиппократа. Ведь.
Лежу в отделении трансплантологии как донор почки для брата. С нами в палате ещё пара: отец и сын. Вчера им делали пересадку (от отца сыну).
Папе дали бритву и сказали побрить перед операцией (вы понимаете, о чём я). Он пошёл и побрился. А потом уже в операционной, когда он был в отрубе под наркозом, врач снял простынь и понял, что тот побрил лицо...