Истории о армии #армия

взорвать электростанцию. За следующие семь месяцев Байерли сменил семь лагерей для военнопленных. Дважды бежал, но оба раза его ловили. Его отправили в лагерь Шталаг III-Ц в Альт-Древице в Кюстрине. Из этого лагеря он бежал в начале января 1945 года. Зная, что Красная Армия наступает с востока гораздо быстрее, чем американцы, британцы и прочие с запада, Байерли отправился на восток.

Встретившись с 1-й гвардейской танковой армией в середине января, он поднял руки, держа в одной из них пачку сигарет Lucky Strike, и крикнул по-русски: “Amerikansky tovarishch! ”. Байерли удалось убедить комбата и его зама оставить в действующей армии. Замкомбатом оказалась легендарная Александра Самусенко, гвардии капитан танковых войск. (Умерла от ран 3 марта 1945 года в деревне Цюльцефитц (ныне Сулишевице).

Так Байерли на месяц оказался в советском танковом батальоне, где пригодилось его мастерство подрывника. В конце января этот батальон освободил лагерь Stalag III-C, из которого он недавно бежал. Однако в первую неделю февраля он был ранен во время авианалета. Его отправили в госпиталь в Ландсберге-ан-дер-Варте (теперь Гожув-Велькопольски, Польша), где с ним встретился маршал Жуков, которого заинтересовал единственный иностранец в госпитале. Он выслушал историю десантника и распорядился снабдить Байерли необходимыми документами для воссоединения с американской армией. В составе советского военного конвоя Байерли прибыл в Москву и явился в американское посольство в Москве в феврале 1945 года. Там он узнал, что, по данным Военного Ведомства США, он погиб в бою 10 июня 1944 года во Франции. В его честь была отслужена похоронная месса в его родном городе Маскигон, штат Мичиган, а в местной газете был опубликован некролог. Сержант Байерли вернулся в Мичиган 21 апреля 1945 года. В 1946 году он венчался в той самой церкви, где его отпевали. Байерли умер в 2004 году в возрасте 81 года. Его сын Джон Байерли в 2008-2011 годах был послом США в России.

... через 6 минут рота выехала за ворота части.

Для тех, кто не был в армии: тревога бывает только учебно-боевая. Боевая ... это когда "першинги уже летят". Ну или как минимум вооружённое нападение на часть. То есть, где-то уже стреляют, и мы сейчас ... присоединимся.

Стоим. Ждём. Значит, не першинги, им хватает 16 минут. А что ещё может быть в болоте под Питером? Финны переправились через залив? Они, конечно, пить умеют, но не столько же. Атака комаров-мутантов? Местные чухонцы, спившиеся в огороде? Да нас фиг найдёшь, 12 километров единственной бетонки по болоту, какие тут конфликты? Нет, чтобы подняли даже нашу заброшенную учебку, должно случиться что-то глобальное.

Разгружаемся, строимся, располагаемся в "летнем классе" - лес со скамейками за забором части. Комвзводов на тумбочку к ГГС, замки принимают командование. Дневальные несут телевизор в штаб, получают АКМы и присоединяются к нам. На наш немой вопрос только пожимают плечами: "Сидят, смотрят балет по телевизору. Лебединое озеро вроде. Похоже, офицеры тоже ничего толком не знают".

Где-то после обеда пришёл ротный.

"Ставлю боевую задачу. В стране начинается гражданская война. Президент арестован. По команде наша рота выдвигается в Санкт-Петербург для охраны и защиты объектов, которые будут указаны, от боевых соединений противника или гражданских лиц. Вольно, разойтись".

Сижу на траве, опершись на сосну, и думаю. Кто с кем воюет? На чьей мы стороне? Никто не сказал, и похоже, не скажет. Сейчас, скорее всего, поедем в Питер, нас там выгрузят и поставят стрелять в кого-то, кто, скорее всего, знает ровно столько же. Или вообще вывезут на расстрел каких-нибудь гражданских на баррикадах или просто прущих на рожон.

Вопрос знатокам: расскажите, что должен делать солдат в такой ситуации? Гражданский долг, гуманизм, ещё какие-то соображения?

Ах да, чуть не забыл: присяга уже была. Если кто-то ещё помнит, что такое присяга ... Присягали, кстати, Советскому Союзу, хотя какая разница?

Я думал об этом до самого отбоя тревоги, пару дней. И до сих пор иногда думаю. Пока не придумал.

все. Детвора увлеклась фехтованием. Актерам, сыгравшим в фильме можно было уже ни где и не сниматься, все равно их называли по именам персонажей. К голове Боярского шляпа мушкетера приклеилась навсегда. Но это все преамбула. А суть такова. Двум юным дегенератам, старикам Гошману и Гербовичу довелось повстречаться с героями фильма, и немного побыть в мушкетерах. Дегенератам не исполнилось тогда еще и по семнадцати лет, а может и исполнилось, не суть важно. Стариками они были и в этом возрасте. Скажу сразу о порошках и таблетках расширяющих сознание ни тот ни другой не знали ни чего, кроме того что они существуют. Этот провал в знаниях был кстати характерен для подавляющего большинства молодежи в Советском союзе, впоследствии успешно ликвидированный в период расцвета демократии. К описываем событиям может иметь отношение разве что заблуждение этой парочки относительно того что спиртное им могут продавать с шестнадцати лет. А то что с ними произошло вспоминать не любят и рассказывают с большой неохотой, а то и вовсе отрицают случившееся. Скорее всего потому что в общем то ни какого деятельного участия в событиях не принимали. Вернее сказать не принимали потом, по мере развития ситуации. В тот, наверное, чудесный вечер они преосновательно набрались, в компании скажем так сверстниц, как ни странно занимавшихся фехтованием, у которых непонятно зачем выпросили поносить ненадолго пару шпаг. В путь к дому они направились далеко за полночь. Что там случилось по дороге, не помнит толком ни тот ни другой. Вернее версии разнятся. Гербович утверждает, что поединок на шпагах носил тренировочный характер. И скорее всего врет, так как питает до сих пор отвращение ко всем видам физнагрузок. Гошман говорит что там была замешана дама, и врет, скорее всего, наверняка, так как единственной дамой там была Роза Люксембург на улице имени которой и происходил поединок. Рубились они с молодецким задором среди сугробов и наледей до тех пор пока их не забрал проезжавший наряд милиции. На этом деятельное участие в событиях юных романтиков заканчивается. Доблестные милиционеры были так поражены зрелищем поединка, что не запихнули дуэлянтов в положенный обезьянник, а препроводили, пусть и с тычками в помещение дежурной части. Да именно препроводили. Просто хулиганствующую молодежь могут доставить в отделение милиции. А вот дуэлянтов именно препровождают или эскортируют. В дежурке скучал капитан с телефонной трубкой в руке и тетка лейтенант, копающаяся в бумагах. Тетке было от силы лет двадцать пять, но для Гошмана и Гербовича она была теткой. Капитан, увидев столь удивительную компанию, поднялся из за стола и сделал пару шагов к старшему очевидно в патруле, сержанту с двумя соплями на погонах, державшему в вытянутых руках оружие дуэлянтов.

- Вот. Дрались на шпагах. - Веско и даже торжественно сказал сержант, вручая сложенные валетом вещдоки капитану.

Капитан взял шпаги осторжно. Оглядел всю копанию. Гербович утверждает что ни какого интереса ни к нему ни к Гошману мент не проявил. А настороженно и как-то злобно разглядывал эскорт. Затем рассмотрел колюще-режущее оружие.

- Это не шпаги. - Произнес он в полной тишине. - Это рапиры. Тренировочные. - Продолжал он раздраженным тоном. – Спортинвентарь в общем то. - Закончил капитан, проявив разом и эрудицию и рассудительность.

- И зачем вы это все сюда притащили? - В голосе дежурного прорезался металл. Ответом было озадаченное сопение подчиненных, ожидавших очевидно какого-то другого развития ситуации. - Вам что нечем заняться на дежурстве?

- Вы кем себя вообразили? – Раздражение в голосе кэпа нарастало. – Гвардейцами Кардинала? - Состав патруля засопел и забулькал еще больше, явно огорченный таким сравнением. В советской иерархии киношных злодеев гвардейцы кардинала шли сразу после фашистов и махновцев, значительно превосходя последних по глупости и неуклюжести.

- А я значит по вашему теперь кардинал Ришелье? - Теперь в тоне капитана грозном и раздраженном появилась ядовитая ирония. - А она- сложенные валетом рапиры в руке новоявленного кардинала указали на тетку лейтенанта лет двадцати пяти. –А она, получается Миледи, графиня де ля Фэр. - Закончил тираду капитан уже тоном полным горести и разочарования.

Как теперь рассказывает Гошман на кардинала капитан не походил. А был он похож на де Тревиля в момент отчитывания мушкетеров. Вот что я вам скажу. Настоящий начальник просто обязан делать из своих выволочек представление. Запоминающееся шоу. Что бы в последствии оно стояло живым кошмаром перед глазами подчиненных. Что бы потом эти подчиненные изо всех сил стремились бы не участвовать в этих спектаклях ни на первых, ни на вторых ролях, и даже в качестве зрителей. Даже на галерке.

- Исполняем значит эдикт короля о запрете дуэлей – Начальство переполняло негодование.

- Вам по сколько лет, мушкетеры? - Наконец то гибрид Ришелье с де Тревилем соизволил обратить внимание на задержанных. – Сссемнадцать – Заикаясь одновременно прогундосили дуэлянты.

- О, возраст Дартаньяна. - Снова проявил эрудицию капитан. - И что с вами теперь делать? - Он то в отличие от своих дебиловатых подчиненных, наверное знал что ни каких противоправных действий романтичные юноши не совершали.

- Как оформлять будем? - Вопрос был обращен к дебиловатым подчиненным. Составу патруля. До них в очередной раз медленно доходила истина, не раз вбитая в армии и на службе что излишнее служебное рвение, не приводит к добру, а несет только хлопоты и головы мороку. Ситуация их напрягала. Им изо всех сил не хотелось быть гвардейцами кардинала. А то что они ими станут при составлении протокола, вырисовывалось все яснее и без объяснений начальства.

Начальству тоже не улыбалось получить погоняло Ришелье. Классово чуждое и обидное одновременно. Начальство ситуация тоже напрягала.

Что до мушкетеров, то им тоже не нравилось быть цветом французского дворянства с самого момента задержания.

Единственным человеком которого ни чего не напрягало была пожилая тетка лейтенант которой было наверное лет двадцать пять. Впрочем для Гошмана и Гербовича она по прежнему была пожилой теткой. Лейтенант расцвела и зарумянилась. Она улыбалась гвардейцам кардинала, спине капитана и вконец ошалевшим мушкетерам. Ей нравилось быть Миледи, графиней и прочее. В мечтах наверное она сменила опостылевший серый китель и юбку на ботфорты, камзол и роскошную шелковую сорочку. Вместо перебирания бумаг она могла скакать на коне, метать кинжалы, очаровывать аристократию и морочить голову Бекингему, тупорылому герцогу. В общем ей все нравилось.

Тут наконец то решился что то сказать старший из гвардейцев, тот что с соплями на погонах. Рошфор, в новой реальности.

- Они же пьяные. Может их в медвытрезвитель отвезти?

К этому времени Гербович с Гошманом успели протрезветь. Угроза попадания в трезвяк выгнала остатки хмеля окончательно. И тот и другой уже бывали в этом достойном заведении, оставив там по двадцать пять луидоров королевской пошлины, и перспектива очередного пребывания там была им страшнее чем мушкетерам попадание в Бастилию. Хрен знает чем бы это все закончилось, но положении спасла дама. Миледи, леди Винтер, в обличье лейтенанта милиции, вернувшаяся из мира грез средневековой Франции в опостылевшую дежурку, но прихватившую из тех мест понимание тогдашних обычаев.

- Ну выпили ребята немного. - Сказала она – Мушкетерам ведь можно. - Эта фраза наконец переломила что то в голове капитана. Тот отдал рапиры Гербовичу, и проронил устало – Проваливайте, чтоб я вас здесь не видел. Роль кардинала Ришелье его явно тяготила. Здание райотдела милиции узники покидали со всей возможной поспешностью. Устало похмельно побрели они к дому, вздыхая и спотыкаясь. Не могу сказать что виделось им перед собой кроме заснеженных улиц. Песчаные пляжи Нормандии или виноградники Шаранты, неприступный Каркасон или долина Роны? Вряд ли. Кроме сведений почерпнутых из французских кинокомедий о реалиях Бель Франс они не знали ни чего. Впрочем и сейчас ни чего не знают. Хотя этот случай все же отложился в их мозгах. Ну хотя бы в том что все выходки не должны укладываться в головах окружающих, быть выходящими за границы понимания и обыденности. Это первое. Второе более важное, это понимание того что в милиции порой работают люди образованные и дальновидные. Это позволило и тому и другому личностям по сути асоциальным избежать привлечения в дальнейшем даже в качестве свидетелей. Ну и наконец. Если бы им кто то сказал тогда, что Депардье запросит гражданства РФ, они бы решили только одно. Спятил старик.

еще вращались, из его чрева на зеленое поле высыпало человек семь комиссии. К нам приехала «внезапная» проверка из штаба армии. «Внезапная» - потому что о ней знал весь наш ракетный полк еще неделю назад. Естественно в этот день в нарядах стояли самые толковые, вся трава стала зеленой, а бордюры белыми.

- Так-с, с чего начнем? - спросил генерал-лейтенант. И дружно всей комиссией пошли в расположение части.

- Смир-р-р-рна!!! Товарищ генерал-лейтенант, за время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по роте старший сержант Седов.

- Вольно! - ответил генерал.

- Вольна!!! - продублировал сержант.

Седову до дембеля оставалось всего ничего, и в этот ответственный наряд его поставили как самого опытного, знали, что он не зарубится, как говорили в части.

- Сколько служить осталось, сержант?

- Четыре месяца, трищ генерал-лейтенант!

- Понятно.

Глава комиссии был не первый год в армии и прекрасно понял, что Макарова предупредили о проверке, раз в наряде у него «деды».

- Так… Ну раз тут у тебя все в порядке, давай посмотрим что на хоздворе, – обратился он к командиру полка.

Хоздвор стоял немного на отшибе. За плацем, за столовой. Это был обыкновенный свинарник, голов на тридцать. Кое-что из той свинины, что здесь выращивалась, попадало не только в офицерскую столовую, но и на солдатский стол. И главным на хоздворе был рядовой Загоруйко. Он прослужил здесь уже полтора года, сам он был выходцем из Западной

Украины, но парнем был городским и до своей службы в армии о свиньях знал только, что они источник сала. А еще у него дома осталась немецкая овчарка, по кличке Ника, которую ему подарил дед на четырнадцатилетие.

Но сейчас не об этом. Будучи не первый день в армии, Загоруйко тоже привел в порядок и свинарник и себя. Подворотничок сиял, [м]ляха блестела,

- все как положено. В свинарнике тоже было относительно чисто, свежая солома, чистые поилки… Хотя ему сказали, что вряд ли Он к тебе зайдет, но все же… Ты смотри если что.

А генерал-лейтенант, поняв, что в части недостатков ему не найти, решил докопаться хоть до чего-нибудь. Где самое грязное место? Правильно – хоздвор. Еще на подходе к свинарнику было слышно как тридцать свиных голов хрюкают и повизгивают, - шум стоял такой, что мама не горюй! И запах! Запах!!! Вообще, запахом это назвать нельзя. Вонь, она и есть вонь.

Дверь в свинарник открылась и на пороге показалась высокая, статная фигура проверяющего.

- Смир-р-рна-а!!! - вскочил Загоруйко, и сделав четыре строевых шага подошел к генералу на расстояние вытянутой руки. В этот момент в свинарнике произошло нечто неимоверное! Все свиньи, услышав команду своего свинаря, как одна замерли, и стояли не шелохнувшись, не произнося ни звука!

- За время несения службы во вверенном мне подразделении происшествий не случилось, старший по хоздвору рядовой Загоруйко!

- Вольно! – ответил генерал. Было слышно как муха на другом конце свинарника бьется о стекло.

- Вольна-а-а!!! – продублировал Загоруйко, сделав шаг в сторону и назад, как и положено по Уставу, давая проверяющему возможность пройти вперед.

После второй команды «вольно» свиньи опять начали двигаться и постепенно все громче и громче издавать свои свинячьи звуки.

Генерал-лейтенант посмотрел на рядового, с тоской окинул взглядом свинарник, молча развернулся и вышел. Выйдя из свинарника, он все так же молча направился к вертолету. Уже там, в вертолете, когда они были на пути в штаб, его заместитель набрался храбрости и спросил:

- Товарищ генерал-лейтенант, почему комиссия покинула полк?

- Понимаешь, у них даже свиньи честь отдают…

На следующий день мы узнали, что наш полк получил оценку «отлично» по боевой и политической подготовке, а рядовой Загоруйко – отпуск домой на десять суток без учета проезда туда и обратно.

меня забрали в 23 года, когда и диплом о высшем был в кармане, и молодая жена уже имелась. Да-да-да, отлично знаю про «почетный долг» и что нужно говорить «призвали», так это ж не водку пить зовут – кто же в здравом уме на такой зов сам прибежит? Правда, в одном мне повезло – в ту же команду попал и мой школьный приятель Сашка, с которым мы учились класса, кажется, с третьего. Он еще тоже поучаствует в моем рассказе.

Есть в Харькове такое место – Холодная Гора. Уж и не знаю, откуда взялось это название. И вот на этой Холодной Горе на улице Свердлова стоял ГДО, то есть, Гарнизонный Дом Офицеров, а через забор находилась школа младших специалистов ПВО (надеюсь, что никаких военных секретов этим не выдаю). Наверное, вы уже поняли, что именно в эту «учебку» нас и доставили.

Сначала было трудно, а иногда и дико, но время идет и месяца через три ко мне на свидание приехала жена, а к Сашке - родители и младшая сестра. Все мы люди, и командир нашей учебной батареи капитан Нырков, по-своему очень здравомыслящий и порядочный человек, это отлично понимал. На дворе была суббота, поэтому часа в три дня кэп вывел нас через проходную и со словами: «В понедельник вернетесь к утреннему построению через.., ну вы знаете где забор поврежден. По городу в форме не болтайтесь!» - отдал в любящие руки.

Сашкины родители уже договорились к этому моменту о ночлеге - мама у него маленького роста, но очень шустрая и пробивная. Через улицу от нашей проходной, если пройти между двумя пятиэтажками, начиналась небольшая улочка, застроенная частными домами. Все приезжие обычно там и останавливались.

Весь первый вечер нас поили, кормили домашними заедками и расспрашивали насчет службы. И наконец где-то в двенадцатом часу отправились спать. Мы с женой расположились в проходной комнате за занавеской, а «сашки» всей семьей окуппировали соседнюю комнату. У нас до «спать» дело, конечно, дошло не сразу. Однако, и Сашку, было слышно, еще долго пытали, мол «как тебе служится, с кем тебе дружится, что тебе снится во сне»? Но наконец все угомонились.

Сплю я в мягкой постели, разомлев в домашнем тепле после холодной казармы, а тем временем под утро кому-то приспичило сходить по малой нужде. И идти нужно через нашу комнату. Неожиданно включается свет, и вот я уже лежу с открытыми глазами и готовлюсь спрыгнуть с кровати и начать поспешно одеваться, как только раздастся команда «Батарея, подъем!». В этот момент глаза мои упираются в картину, висящую над нами на стене, и я впадаю в ступор – откуда она взялась в казарме, пардон, в спальном помещении, как нас учили говорить. Стыдно признаться, но мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что рядом со мной жена и никакого «You’re In Army Now» нет и не будет все воскресенье, а также и в следующую ночь.

Вот тут-то и был момент настоящего счастья. А вы говорите – на работу не идти.