и закончилось вынесением прапорщику Крамаренко строгого выговора с занесением в учетную карточку. Однако о событиях, предшествовавших собранию, лучше рассказать по порядку.
— Антон, знаешь, где прапорщик Кайман живет? То есть, ну как его там... Ну да, Крамаренко, — спросил меня как-то Сан Саныч.
— Конечно, в районе Коли, в старом доме возле пиццерии.
— Поезжай к нему, он мне одну вещь передать должен.
Через пятнадцать минут я уже парковался перед домом прапорщика Каймана, обитавшего вместе с семьей в длинном приземистом строении постройки двадцатых годов с целой галереей обшарпанных комнат. Подойдя к высоченной входной двери, я услышал пронзительный женский крик, разноголосые детские вопли и истеричный собачий лай. Протянул руку к звонку, но в эту секунду дверь стремительно распахнулась, чуть было не грохнув меня по лбу, и выпустила на свободу всю дружную семейку Крамаренко за исключением самого хозяина. Первой на террасу перед домом вылетела растрепанная жена прапорщика в ситцевом халате нараспашку. Она замерла у порога, развернулась и, вытаращив глаза, завопила:
— Быстрее, Вася! Скоренько, Люся, скоренько!
Вслед за матерью на террасу вылетел раскрасневшийся Вася - тощий хлопчик лет шести с прической "постричь наголо, но чубчик оставить", в длинных семейных трусах и в единственном сандалии на левой ноге. На лице у него застыла странная гримаса, одновременно выражавшая дикий страх и крайнее возбуждение.
Следом за Васей пулей выскочила из дома его сестра Люся. Обычно восьмилетняя Крамаренко-младшая отличалась крайней меланхоличностью, но на этот раз бежала она почти так же быстро, как ее гораздо более шустрый брат. Едва она пересекла порог, Кайманиха, обладавшая мощной комплекцией, с треском захлопнула массивную дверь, приперев ее могучей спиной и медленно сползла на пол. Дети, как по команде, дружно брякнулись рядом с ней, синхронно вытирая пот со лба. Никто из членов внезапно обезумевшей семьи не обращал на меня ни малейшего внимания.
Не успел я открыть рот, чтобы поинтересоваться причиной столь поспешной эвакуации из семейного очага, как Вася с Люсей почти одновременно возопили:
— Мама, мама, там же Джерька осталась!
Ошалевшая Кайманиха вздрогнула всем телом, нахмурила брови и заголосила:
— Бедная моя собаченька, сожрут ее эти гады прожорливые. Живьем сожрут, несчастную. Ключи-то я дома оставила, а дверь захлопнула...
К громким материнским причитаниям присоединились два плачущих детских голоса. Однако реветь было не время. Вася с Люсей подлетели к окну, обнесенному снаружи массивной чугунной решеткой. Из дома раздавался визгливый лай спаниелихи Джерри, безуспешно пытавшейся запрыгнуть на подоконник.
В этот критический момент Люся проявила недюжинную выдержку, достойную настоящей советской пионерки. Мгновенно приняв решение, она прильнула к решетке всем своим детским тельцем, протянула внутрь дома обе руки и в тот момент, когда Джерька подпрыгнула в очередной раз, успела одной рукой цепко ухватить ее за ошейник. Собака повисла в воздухе, бешено перебирая всеми лапами, сдавленно заскулила, но уже через пару секунд Люся со вдохом облегчения водрузила ее на подоконник. Пытаясь преодолеть последнее препятствие на пути к свободе, спаниелиха рванулась вперед, просунула голову между прутьями решетки, тут же застряла и заскулила с новой силой. Вася нырнул под решетку окна, выступавшую из стены, и принялся чесать брюхо собаки, пытаясь хоть как-то ее успокоить.
Не на шутку обалдев от разыгравшейся на моих глазах сцены, я с трудом выдавил из себя:
— Да что у вас тут за дурдом?
Только сейчас обнаружившая меня взглядом Кайманиха, вскочила с каменного пола террасы, запахнула халат и бросилась ко мне, затараторив:
— Господи, Антон, да мы еле живы остались, нас звери Колькины чуть, проклятые, не съели, пропади он пропадом, сучий потрох! Придет домой, я ему все ноги переломаю и все руки пообрываю, живого места у него не останется. Превратил квартиру в зоопарк, сволочь бесстыжая, а семья шо? Погибать должна от его тварей поганых?
Кайманиха костерила своего Каймана минут пять без остановки, пока ее не прервал Васькин вопль:
— Мам, мне срочно в туалет нужно...
Дружно повернувшись к Кайманенку, мы синхронно заткнули носы. Перепуганного насмерть пацаненка, который перенервничал за последние десять минут больше, чем за всю свою предыдущую жизнь, охватил запоздалый приступ медвежьей болезни.
— Ну е-мое, чудо ты мое малолетнее, как же ты угваздался-то, бедненький. Люська, тащи его быстро к соседям, от него прет, как от коровника.
Брезгливо сморщив нос, Люська подтолкнула зареванного брата к ступеням террасы, держась от него на солидной дистанции.
Вместе они подошли к соседнему дому. Люся позвонила и непроизвольно сделала два шага в сторону от брата. Дверь распахнулась. На пороге появилась взлохмаченная седая старуха с одиноким костылем, ошеломленно уставилась на всхлипывающего мальчика, обернулась и громко прокричала вглубь дома, обращаясь то ли к дочери, то ли к невестке:
— КОнча, тут пришел соседский мальчишка, и от него прет, как из сортира.
Выскочившая на зов старухи молодая женщина в просторном балахоне из легкой материи не стала скрывать удивления:
— Басилио, бедненький, как же ты умудрился так.. э-э испачкаться?
Люся ответила вместо брата на неожиданно беглом испанском:
— С перепугу он, тетя Конча. На нас папины крокодилы напали. Мы еле ноги унесли. У вас вода есть?
— Как на грех насос сломался, с самого утра мастера ждем, но он пока не приходил.
— А у нас дверь захлопнулась, да мы туда и не пойдем ни за какие деньги.
Горько вздохнув, Люся пинками направила брата в обратном направлении.
С трудом прийдя в себя от страха за себя и детей, Кайманиха наконец приняла решение:
— Антон, выручай, родненький, лети в часть, тащи сюда Кольку, пусть все бросает и шоб одна нога там, другая тут. Только не говори ему, гаду, шо я его убить обещала.
К счастью, прапорщик Крамаренко оказался в автороте. Выслушав мой доклад, он обхватил руками голову. Ехать домой ему явно не хотелось: "Блин, убьет меня Машка, как пить дать убьет, честное комсомольское". Но и не ехать было нельзя. Прихватив в подсобке пару кирзовых сапог, Кайман вяло побрел к моей машине.
По дороге резко погрустневший прапор рассказал мне, что в самой дальней комнате дома держал на откорме пятерых молодых кайманов, из которых со дня на день собирался сделать чучела. По его прикидкам, подвела подгнившая от старости дверь, ведущая в этот домашний зоопарк, и отчаявшиеся смертники выбрались на свободу. Предчувствия Каймана не обманули, подвела действительно дверь, которую ему впоследствии пришлось обивать в нижней части листовым железом.
Описание возвращения прапорщика Крамаренко в отчий дом придется опустить. Его благоверная обрушила на него такой шквал отборных одесских ругательств, что повторить их я просто не в состоянии. Не обошлось и без пары увесистых подзатыльников. Наконец пятившийся от нее Кайман уперся спиной в дверь своего дома, за которой его ждали голодные крокодилы. Однако напор жены был настолько суровым, что Коля-прапорщик, похоже, предпочитал общество хищных рептилий дальнейшему выяснению отношений с разъяренной супругой. Моментально запрыгнув в предусмотрительно прихваченные с собой сапоги и вооружившись подвернувшейся под руку шваброй, бесстрашный укротитель крокодилов вставил в замок ключ, приказал всем отойти подальше и медленно приоткрыл дверь.
Лучше бы он этого не делал. Крокодилы давно ждали именно этих действий со стороны своего мучителя. В образовавшуюся щель шустро протиснулся, извиваясь всем телом, остроголовый крокодиленок размером с пластмассовую советскую игрушку, изображавшую крокодила Гену. Быстро-быстро перебирая когтистыми лапками и виляя ребристым хвостом, он бросился навстречу долгожданной свободе. Не ожидавший такой прыти Кайман на мгновение замер, потом почти машинально захлопнул дверь и хорошо поставленным командным голосом завопил:
— Спасайся, кто может!
Вообще-то он мог бы этого и не кричать. Все мы, включая еще больше завонявшего Ваську, бросились врассыпную, разразившись разнообразными восклицаниями, сильно варьировавшимися в зависимости от степени испорченности каждого из нас. Помню, что я тоже что-то кричал, но почему-то на испанском языке. В одно мгновение вся наша гоп-компания оказалась на проезжей части, улепетывая в разные стороны на глазах у ошалевших прохожих. Впереди всех мчался крокодиленок, за ним геройски несся прапорщик Крамаренко, одетый в шорты и обутый в армейские сапоги. Время от времени он делал отчаянные попытки прижать шуструю тварь шваброй к асфальту. В тот момент, когда ему это наконец удалось, послышался громкий визг автомобильных тормозов.
Не обращая внимания на замерший перед ним советский джип марки "УАЗ", Кайман бесстрашно наступил ногой на голову крокодила, мгновенно расстегнул потертый поясной ремень, сделал из него петлю и перехватил удавкой челюсти своей жертвы. С облегчением разогнувшись, укротитель крокодилов оказался лицом к лицу со своим заклятым врагом — командиром автороты капитаном Москалевым, удивленно взиравшим на него из окна "козлика".
— Прапорщик Крамаренко, это что еще за цирковые фокусы?
— Кто в армии служил, тот в цирке не смеется, товарищ капитан. Вот сбежал, понимаете, подлец зубастый. Но у меня далеко не убежишь.
— Опять у тебя эта гнусная тварь, Крамаренко? Где ты их только берешь. И почему ты по улице за крокодилами носишься? На губу захотел? Ты же не в родной Одессе в конце концов, тут иностранцы по улицам ходят!
В этот момент отца дернул за задний карман шортов робко подобравшийся сзади Васька.
— Па-а-ап, ну давай скорей, мне помыться надо.
Тут же зажав нос, капитан Москалев, злобно прогундосил:
— Ну ладно, Кайман, доигрался ты на этот раз со своими крокодилами. Через полчаса чтобы у меня в кабинете на ковре был. И чтоб был одет по всей форме, понял?
Не дожидаясь ответа, взбешенный Москалев резко сделал знак рукой сидевшему за рулем "козлика" моему старому приятелю Васе Зайцеву, который тупо уставился на крокодиленка. Машина медленно объехала Каймана, крепко державшего в руках свою жертву, и укатила вниз по улице.
— Ладно, сынок, будет тебе душ, я сейчас из остальных крокодилов фарш сделаю, мне теперь терять нечего.
Вопреки моим бурным протестам Кайман на время запихнул связанного "Гену" в багажник "Волги" и решительно направился к входной двери своего жилища, в которой сиротливо торчал английский ключ. Выставив перед собой швабру, он тропическим ураганом ворвался в гостиную, отдаленно напоминая Дон Кихота без лошади. В распахнутое окно неслись отчаянные крики:
— На, гад, получи!
— Врешь, с@ка, советский сапог не прокусишь, даже не старайся.
— Назад, твари зубастые, назад, кому сказал!
Постепенно крики затихали в глубине дома. В воцарившейся тишине были слышны только визгливые всхлипы Джерри. Наконец дверь распахнулась и растрепанный Кайман дал отмашку своему семейству:
— Матч закончился со счетом четыре ноль в пользу сборной Одессы. Сборная Кубы потерпела полный разгром. Можете возвращаться. Дверь к кайманам я пока комодом припер, больше никуда не денутся.
Разгневанная Кайманиха первой вошла в дом, попутно врезав мужу очередной подзатыльник.
— Собаку теперь из решетки вытаскивай, придурок.
Вслед за ней робко подтянулись Вася с Люсей, причем сестра по-прежнему сохраняла дистанцию от брата и недовольно морщила веснушчатый нос.
Кайман подошел к окну, приподнял спаниелиху за толстое брюхо, слегка покрутил ее голову и ловко вызволил собаку из решетки. С возмущенным лаем Джерри брякнулась на пол и бросилась на улицу, стараясь как можно дальше убежать от своего безумного хозяина и его зубастых пленников.
— Не, ну ты представляешь, Антон, мало того, что эти твари мне тут "Полосатый рейс" устроили, так еще и Москалева нелегкая принесла в самый неподходящий момент. Придется теперь в часть тащиться, только переоденусь. Подбросишь меня до автороты и свободен.
По дороге я вспомнил о поручении Сан Саныча:
— Товарищ прапорщик, а что вы моему шефу должны передать?
— Та чучело я ж ему обещал, но работы много было, мы сразу три машины ремонтировали на этой неделе. Вот я и не успел своих красавцев уконтропупить. Та ишо и не кормил их последние три дня, вот они и рванули у бега. Ты извинись перед Сан Санычем, объясни ему ситуацию.
— Кстати, а какая разница между кайманом и крокодилом?
— Большая. Если хочешь знать, рядовой Знаменский, крокодилы до четырех метров вырастают, а кайманы только до полутора. И у крокодила зубов меньше, от 66 до 68, а у каймана от 74 до 80. Я про них, гадов, теперь усе знаю, энциклопедию вдоль и поперек облазил. И в Музей естественных наук в Старой Гаване специально ходил, там стоит чучело аж четырехметрового крокодила. Вот бы такого красавца домой у Одессу привезти, усе соседи во дворе охренели бы наверняка.
Кайман на минуту задумался, а потом поделился со мной своей заветной мечтой:
— Ты знаешь, Антоша, я ведь сейчас изучаю устройство инкубатора. Давно хочу у дальней комнате инкубатор для кайманов сробить. У меня есть знакомый кубаш, он предлагает втихую яйца с крокодиловой фермы менять на тушенку. Но Машка, стерва, будет против. А после сегодняшнего вообще все сложно будет.
Когда прапорщик Крамаренко прибыл для дальнейшего прохождения службы на Кубу, ему оставалась всего неделя до очередного дня рождения. Если бы он оставался дома, то срок его пребывания в комсомоле истек бы автоматически. Однако согласно действовавшей директиве ЦК ВЛКСМ он на протяжении всей своей двухлетней загранслужбы по-прежнему числился комсомольцем. Матерился, но взносы платил исправно. А после истории с крокодилами, то есть с кайманами, еще и строгий выговор с занесением в учетную карточку огреб с подачи все того же капитана Москалева. Зато выговор был с абсолютно уникальной формулировкой: "За несанкционированное разведение особо опасных диких животных в домашних условиях, приведшее к нештатной ситуации на территории дружественного иностранного государства".
В тот сумасшедший день я подъехал к дому, заглушил мотор и уже собирался выйти из машины, когда услышал в наступившей тишине глухие удары, доносившиеся в салон из багажника. Вокруг "Волги" с громким лаем носился возбужденный Роки. На секунду задумавшись, я вспомнил: "Господи, там же крокодил остался. То есть не крокодил, а кайман". Хотя какая разница, все равно мне предстояла обратная дорога к беспокойному семейному гнезду прапорщика Крамаренко.
