Свежие истории от 12 декабря 2024

не думал. Он писал трактат о правильном воспитании детей, который принёс ему славу великого педагога и просветителя.

Лорд Байрон отдал в монастырь свою незаконнорожденную дочку Аллегру четырёх лет от роду. Сначала он забрал девочку у матери, а потом она надоела поэту. "Она упряма как мул и прожорлива как осел! ", — так поэтично Байрон охарактеризовал своего ребенка. Девочка мешала ему; он жил в замке. Трудно представить, как в замке может мешать четырёхлетний ребёнок…

В монастыре девочка начала хиреть и чахнуть.

"Бледная, тихая и деликатная", — такой её запомнили. При участии монахинь Аллегра написала письмо отцу; вернее, жалостливые монахини написали от ее лица просьбу навестить…

Байрон сказал, что Аллегра просто рассчитывает на подарки. Незачем ехать! В пять лет девочка умерла среди чужих людей.

Поэтесса Марина Цветаева тоже отдала своих детей в приют в голодные годы.

И приказала не говорить, что она — их мать. Дескать, они сироты. В приюте младшая дочь, Ирина, умерла от голода и болезней. Условия содержания детей поэтесса видела своими глазами — под видом крестной матери она навестила детей. Старшую дочь она потом забрала. Младшая погибла среди чужих людей. Подробнее об этой истории можно прочитать в "Смерть Ирочки Эфрон". На похороны дочери Цветаева не пошла, но написала очень грустное стихотворение о своих переживаниях. Конечно, очень трудно было жить в Москве в отдельной квартире с двумя детьми, отказавшись от службы. И писать стихи было очень трудно, дети требуют большого внимания, питания. Цветаева тоже упоминала "прожорливость" двухлетней Ирины… Наверное, наши прабабушки не отдали своих детей в приюты потому что работали и стихов не писали. Им было полегче, чем Цветаевой. Или Байрону. Или Руссо...

Можно писать одухотворенные строки о любви и о душе. Но поступать по-другому. И много лет люди будут восхищаться великими стихами и философскими трактатами, не ведая, что во время создания этих чудесных произведений где-то умирал с голоду или от тоски брошенный ребёнок автора. Плакал в одиночестве или просто молча лежал, отвернувшись к стене — когда понял, что никто не придёт утешить… Но себя эти великие люди очень жалели. Свои переживания они понимали очень хорошо. И искренне недоумевали — почему такие страдания выпали на их долю? За что? Хотя никаких особых страданий не было: ни голода, ни побоев, ни полной зависимости от других… Философ Руссо жалобно написал о себе: “Одинокий, больной и всеми оставленный в своей постели, я могу умереть в ней от нищеты, холода и голода, и никто из-за этого не станет беспокоиться"… От голода и холода Руссо спасали многочисленные меценаты. О нем беспокоились друзья и та самая мать отданных детей.

Это великие люди, оставившие после себя великие произведения, которые учат разумному, доброму, вечному. А судьбы их детей мало кому известны; но об этом надо знать. И надо помнить — ребёнок полностью зависит от родителя. Предать его легко! Он не сможет ни протестовать, ни отомстить, ни упрекнуть. Он до последнего дня будет надеяться, что за ним придут и спасут его, возьмут обратно! …

Поэт Шелли видел над морем у замка Байрона светлый образ маленькой Аллегры. Она улыбалась. Она все простила. Дети прощают…

хочет посмеяться — пролистывайте. Если прочитаете, то запомнить запомните скорее всего.

История не о ком-то из заголовков газет, а о человеке, которого я знаю хоть и не лично, но всего лишь через одно рукопожатие. Как-то за рюмкой чая рассказывал мне британский знакомый-коллега по цеху. Женатый человек, а обручального кольца не носит. Что, проблемы с женой? Да нет, раньше носил, говорит, но ты послушай.

У него сын школьного возраста. Как-то звонит ему одна из мамашек из класса его сына и просит помочь — сегодня она не сможет забрать своего со школы. — Ты мол, возьми его со своим, пусть они у тебя дома поиграют, хорошо? — Да без проблем, часто друг друга выручали. — Случилось что? — Да так, мол, проблемы есть, сейчас не могу рассказать, потом как-нибудь. Ну дело житейское, сделал, как просили.

Что выяснилось. Понадобилось этой дамочке что-то на чердаке. Обычно туда ведут неудобные приставные-раскладные лестницы. Она с нее малость соскочила, инстинктивно схватилась руками за край. Зацепиться рукой не получилось - тоже соскользнула. Зато получилось зацепиться за гвоздик пальцем, точнее обручальным кольцом на нём. Минус один палец в итоге. Эта английская женщина сначала берёт себя в руки, затем берёт руками этот палец и кладёт в холодильник, вдруг микрохирургия поможет? Затем набирает скорую и вызывает её на свой адрес. Затем спокойно звонит отцу одного из одноколассников сына. Итак об одолжении просит, зачем грузить чела ещё и своими проблемами, да и сын беспокоиться будет.

Микрохирургия не помогла — и рана тяжелая, и условия хранения были не идеальны. Нужно было льдом обложить, а льда не было, она просто в морозилку положила.

Так что с тех пор коллега кольца не носит, а я узнал, что не только в русских селеньях бывают сильные женщины...

А в этих местах ротвейлеры встречаются в четыре раза реже людей. Я засекал. Соответственно, в восемь раз реже лосей. Короче. На восемь виденных мной в этих местах лосей это был первый ротвейлер. Да. Вы бегущего ротвейлера видели? А бегущего на вас?

Я встал. Наблюдаю. А что остается? Красиво бежит. Точно на меня. Смотрит, правда, неестественно как-то. Не вперед, а куда-то вверх. Так и скачет, башку задравши. Ну я так подобрался слегка. Не, я собак-то никаких не боюсь. Кроме неадекватных пекинесов. И то больше из-за хозяек. Но этому-то куда тут еще так спешить, кроме как на обед мной?

Он мимо меня – шшшшух! Красивую такую переставку сделал, огибая. И дальше. Только трава полегла. Я вслед посмотрел – а он уже за кустами. А там дальше нет ничего. Река. И все. И луга на той стороне. Загадка.

Только я снова тронулся, нате. Из того же перелеска, откуда только что псина выскочила, мчится мужик. Ага. И бежит, главное, точно так же, как этот ротвейлер. Ухоженный, лоснится, язык на сторону, и башка куда-то к верху задрана.

До меня добегает. Останавливается. Согнулся, руки в коленки упер. хрипит. Видно же – редко бегает. Сдох, марафонец.

— Мужик! Пых-пых-пых! Бля! Пых-пых-пых! Тысобаку – пых – тут – пых – не видел? Хрррр!

— Ротвейлера? – я закурил.

— Точно! Пых-пых! Хрррр!

— А вон туда побежал. – я махнул сигаретой за спину в сторону реки.

— Вот сука! Хрррр! Пых-пых-пых! Ух! Все! Не могу! – и упал жопой в траву.

— Вернется. Там дальше бежать некуда. Река. Болото. Он же через реку не поплывет.

— А вот кто его знает! Хрррр! Если шарик не свалит – поплывет как нехуй делать. Дай закурить, – мужик потихоньку приходил в себя.

Я протянул сигарету.

— Чего он ломанулся-то?

— Блять! За шариком!

— За каким Шариком?

— Понимаешь. Мы мимо просто ехали. Остановились поссать. Ну а этому же размяться надо? Шесть часов в машине. Ну я шарик и надул. Ему шарик надувной – лучше ничего не надо. Будет его гонять, пока не лопнет. Я его к этим шарикам со щенка приучил. Специально. Ну, чтоб петард не боялся. Фейерверков этих чертовых. Звуков, короче, громких. Он шарик гоняет-гоняет, потом или прокусит, или лапой. Тот хряпс – и лопнет. У меня этих шариков полный бардачок.

Мужик передохнул. Я ждал. Все ясно. Шарик ветром подхватило – пес за ним.

— Ну, вот. Я стекла пока протираю. Этот резвится. С шариком. Он шарик-то носом поддел, тот хлоп – и на кусты. Бах! И лопнул. Ну и всё. Шарик лопнул – можно ехать.

Мужик вздохнул и сделал круглые глаза.

— И вдруг. Смотрю. Бля! Точно из этих кустов. Где шарик лопнул. Только далеко. Выплывает этот чертов дирижабль! Красный! Как наш шарик. Этот как увидал, у него видно в мозгу чего-то закусило, и он кааааак побежит! За этим статосратом. Я – за ним. Блядь! Даже машину не закрыл!

— Тут нет никого. Только лоси, – успокоил я. — Какой сратостат?

— Ну ты чего, мужик? Вон же! – и ткнул рукой мне за спину и вверх.

Я обернулся.

С той стороны реки, километрах в двух навскидку, высоко в небе висел ярко-красный огромный воздушный шар. Настоящий. Большой. Взрослый. И визуально, если прикинуть, он да, точно соответствовал размерами обычному надувному шарику метров с десяти. Я аж присвистнул. Откуда? И как я его раньше не заметил?

— Жопа! – сказал мужик. – А ты говоришь – не поплывет через речку. Как два пальца! Он же на этих шариках повернутый. Пока не лопнет – не отстанет.

— Слышь? А ведь если на ту сторону поплывет, сам обратно не вернется. Не поплывет.

— Точно? – я кивнул. — Точно! Не знаешь, где тут ближайший мост?

— Знаю. Сам долго не найдешь. Я покажу. Пойдем сначала на реку глянем. Там далеко видно.

— Блядь! Слушай! А машина?

— Что за машина?

— Джип. Паджера. Может я....?

— Да ладно. Местные не тронут. Мы быстро. Тут пять минут до реки-то. Если переплыл – увидим. Там поля, на той стороне. Может сплаваешь. Речка неширокая. А я к машине схожу. Покараулю. Или наоборот. Только он меня слушать не будет.

— Ладно. Пошли. Решим. – мужик явно приободрился. – Слушай, спасибо тебе. Я без собаки отсюда один хрен не уеду. Год жить буду.

— Найдем.

Я потянулся за удочками. Он тяжело поднялся, отряхивая задницу. И вдруг заорал:

— Ну что, сука?! Нашароебился, засранец?

Я оглянулся из-под руки.

От кустов, виновато тупя башку и поджимая то место, где у большинства собак хвост, мокрый как цуцик, понуро брел ротвейлер.

— Иди сюда, сынок! Иди, ссученок! – радостно орал мужик и притопывал от счастья. – Ща те папка знатных люлей вваливать будет!

Не доходя до нас метров десяти, пес вдруг остановился. Повернулся к реке. Задрал башку и зло и обиженно гавкнул. Потом присел на задницу. Глянул в нашу сторону. И натурально, в голос, заплакал.

Там, за рекой, высоко в небе, непонятно каким ветром занесенный, парил огромный красный воздушный шар.

автомобилей авторитета ему не прибавляли. Требовалось РАЗБОЙНОЕ НАПАДЕНИЕ. По рассказам старших товарищей, это можно было легко сделать, избив и ограбив какого-нибудь пэда, которые тусуются у Большого и у памятника героям Плевны, что старшие товарищи неоднократно проделывали. Решив, что у Большого пидоры ушлые и отвести их в сторонку (ну не прессовать же гомоса на глазах у ментов!) не удастся, наш герой в одиночку отправился вечерком к памятнику героям Плевны, что за Политехническим музеем. План, созревший в его бритой голове, был предельно прост: прикинуться съемным мальчиком-зайчиком, потусоваться на пятачке, пока не подойдет клиент, договориться об оплате авансом, получить бабки, пару раз сунуть клиенту в репу и убежать (поскольку качком он был начинающим и мог запросто быть избитым гомосеками). Первая часть плана удалась на славу: через пять минут ожидания к нашему герою-любовнику подвалил дяденька лет 55-ти, после короткой беседы цену интим-услуг определили в сто баксов. Дяденька сам предложил посетить ближайший подъезд жилого дома для передачи денег и однополой любви. В полутемном подъезде дяденька доверительно сказал юноше, что денег ему вовсе не жалко, но он боится, что сладкий котеночек его кинет. Поэтому им был предложен такой вариант передачи: парень спускает штаны и наклоняется, а дядька передаст ему сто баксов через плечо. Это нашего героя не смутило, он сразу представил себе следующую лихую комбинацию: дядька дает ему баксы, он одной рукой их хватает, локтем другой руки бьет дядечку в солнце и, подхватив портки, убегает. Как только будущий бандит спустил штаны и наклонился, дядька КРЕПКО СХВАТИЛ ЕГО СЗАДИ ЗА ЯЙЦА и не торопясь жестко совершил свое грязное дело, после чего оставил в подъезде ох@@вшего и о%;: аханого пацана и спокойно удалился. Естественно, не расплатившись. С тех пор на одного бандита-культуриста в нашей качалке стало меньше.