Смешные истории

— шепчет ей полненькая продавщица со второй кассы, — чудес не бывает, фея что ли к нам зайдёт...

Обе дружно в унисон вздыхают, становясь похожими на мышат из "Кота Леопольда", маленького и толстенького.

Полненькая мрачно смотрит на вход и вдруг лицо её оживляется:

— Вот этому, этому пихни!

Сквозь стеклянную дверь видно подъехавший чёрный "БМВ" из которого не торопясь выбирается респектабельного вида мужчина и направляется в магазин. В длинном чёрном пуховике с развевающимися внизу полами он напоминает какого-то дементора.

И он и его машина выглядят многообещающе, хотя и несколько трагически.

— Возьмите змеюшу, мужчина, — заискивающе улыбается ему маленькая, — деткам вашим...

— Без надобности, — сухо отвечает тот и, выбрав армянский коньяк, выходит, так же солидно садится в свою "бэху" и уезжает.

На её место тут же паркуется старенькая "Нива" и продавщицы снова тоскливо вздыхают, отворачиваясь.

Из "Нивы" вываливается мужик в фуфайке, костюме с белой рубашкой и в валенках. Видно, что он в хорошем настроении и этот стилистический разрыв его нисколько не смущает.

— Здорово, периферия! — радостно вопит он на входе, пробегает во второй зал и притаскивает на кассу пару упаковок пива.

Маленькая пробивает ему чек, на всякий случай начиная ныть:

— Мужчина...

— Чего тебе, конфета? — бодро интересуется тот.

— Купите змеюшу, — привычно предлагает она, показывая злополучный набор, триста пятьдесят рублей всего, а там и конструктор и пластилин и...

— А давай! — неожиданно азартно соглашается покупатель, — мужикам щас в гаражах раздам, пускай дома тренируются! Сколько пить-то можно, брови уже тлеют! Давай пять! Есть пять?

Продавщицы торопливо раскладывают ему товар по пакетам и он, забрав покупки, быстрым шагом направляется к выходу.

— Спасибо вам, мужчина, заходите к нам почаще! — благодарно кричит ему вслед маленькая, — А вас как хоть зовут-то?

— Василий, как кота! — весело отзывается тот и выбегает наружу.

Маленькая продавщица торжествующе смотрит на подругу победно сияя скобками:

— Чудеса бывают! — убеждённо констатирует она, — вот фея и зашла.

— Фей! — поправляет её полненькая и вдруг догадывается, — Котофей!

Обе довольно смеются.

в деревне издох, так некстати. Пятнадцать лет проработал. Ещё кинескопный, правда хороший был телик, дорогой. Ну, хотя, матери семьдесят шесть лет, живёт одна, понятно что она двадцать часов в сутки телик смотрит. Что ей ещё делать? Так любой телик сд@хнет. А теперь вот телевизора нету и мать начала вспоминать где у неё что болит. Каждый день звонит, жалуется. Короче, поможешь выбрать?

У меня время было, так что через двадцать минут мы уже бродили среди сотен телевизоров, отбиваясь от назойливых мужчин с бейджиками.

В финал вышли два более-менее подходящих варианта, Виктор рассуждал и прикидывал:

— Этот за двенадцать ничего себе, но фирма какая-то неизвестная, а вот этот побольше и чёткость чуть получше, но он уже семнадцать, на пятёрку, с@ка, дороже. Что будем решать?

Я подошёл к огромному телевизору, величиной почти как гаражные ворота и спросил:

— Витёк, как думаешь, а такой телик у твоей мамы на стене поместился бы?

— А почему нет? Поместился бы, но давай не будем отвлекаться, мы ведь по делу пришли. Так, что берём? За двенадцать или за семнадцать?

— А представляешь, если бы ты маме привёз такой огромный телик.

— Да, было бы круто, он наверно больше, чем экран в кино у нас в клубе. Но, что об этом рассуждать? Ты видишь, он стоит пятьдесят одну, мать его штуку! В любом случае, за двенадцать гораздо круче и чуть больше чем у неё был, так что должна быть довольна. А?

И тут я себе представил маму Виктора, которую я никогда не видел и вряд-ли увижу и вспомнил свою мамочку. И мне очень захотелось удивить и скрасить жизнь незнакомой старушке с поломанным телевизором, но тут нужна была наглая и почти неприкрытая манипуляция Виктором. Нужна была какая-то фраза, короткий слоган, формула. Я её придумал и она замечательно сработала. Виктор завис на некоторое время, кулаком вытер влажные глаза и решительно выдохнул:

— А, ну его нах[рен] — этот ремонт на балконе! Никуда он от меня не убежит сто лет. В машину не войдёт, ничего, на крышу привяжу.

И пошёл оплачивать телевизор за пятьдесят одну, мать его, тысячу.

Через месяц Виктор встретил меня на улице и радостно сказал:

— Мама до сих пор просто в шоке от телевизора, он в зале выглядит ещё больше, чем в магазине, почти весь ковёр на стене закрыл. Я ей сделал интернет и она целыми днями смотрит ролики на ютьюбе, особенно любит прогулки по городам. Часа по четыре гуляет в Париже, Венеции, в Москве, но самое прикольное, что когда она видит там что-то особенно красивое, памятник, или парк с цветочками, то фотографирует на телефон и присылает мне фотки. Еле успеваю их стирать.

Так что спасибо тебе, что заставил купить именно этот телик, он хоть дорогой, но оно того стоило. Я твой должник.

— Э, нет, Витя, я никак тебя не заставлял и даже не уговаривал, ты сам решил.

— Ну, ты ведь мне сказал, что мол, бери самый здоровый за пятьдесят одну, не жлобись для матери, деньги дело наживное и всё в таком духе.

— Ничего я такого не говорил и про деньги тем более. Я дословно помню что я тогда тебе сказал, я сказал: "Положи руку на сердце и честно ответь, не мне, а себе самому, как ты думаешь, у твоей семидесятишестилетней мамы, сколько ещё в жизни будет телевизоров...? "

с завидной регулярностью по нескольку раз за ночь тянет вас за ноги. Просыпаешься, а никого нет. СТРАШНО — АШ ЖУТЬ!!!

Разумеется моих родителей это здорово напрягало. Ими была проведена проверка — что это могло быть. Причастность сестры отклонили сразу. Слишком маленькая — не сообразит такое выкинуть. Проверили шторы, но я уверил, что это не они "не так задевают". Подозреваю, что между собой они уже обсуждали тему "показать кому-нибудь".

Но все решил его величество случай. Как-то раз приехал к нам в свой отпуск мой дядька — мамин брат. Днем всем семейством мы показывали ему город, а вечером он квасил с отцом. А ночевал он, по причине обильного собственого веса, на моей кровати. Я соответственно переехал на мою же старую раскладушку — в залу (противоположный конец квартиры!). Не знаю, рассказывали ли ему родители про мой ночной кошмар, но в одну из ночей все были (даже я!! а сон у меня крепкий)разбужены жутким воплем, но не человеческим, а кошачьим. Любопытство сильнее страха я пошел посмотреть, что это такое.

Сколько я успел передумать, пока шел по этому бесконечкому коридору! Но как я сказал, вопил кот, а это успокаивало. Да. был у нас кот. наглая такая жвотина — весь черный, только галстук на шее и пятно на лбу белые. Красавец. А в комнате дядька мирно храпел перегаром на моей кравати. Тишь, идилия. Кота нашли, осмотрели. Дядьку растолкали, точнее попытались растолкать, но кроме невнятного мычания ничего не добились. И отложили расспросы до утра.

А утром вот что он нам поведал (далее от его лица) Лежу, сплю. Чуствую, что-то стукнулось об мои ноги (Вот оно! я знал, что не псих!) Снова заснул. Снова ЭТО. Такое чуство что что-то падает на ноги. Лежу. Уже не засыпается. Какой-то шум и снова БУМ! Замечаю, перед "БУМ!" тень со стороны штор. Лежу, не шевелюсь. И тут оно! Вижу как котяра, С@@А, забирается по шторине вверх, до самого потолка и прыгает на кровать! (ВОТ ЧТО ЭТО ТАКОЕ БЫЛО!) И не долго думая, пока кот летит, замахиваюсь и пинаю эту сволочь в полете. Кот с воплем меняет траэкторию и улетает в другой конец комнаты. (и с чуством выполненого долга дядька снова отрубается)

Вот так-то граждане. Хороший урок мне на всю жизнь. За любой мистикой обязательно стоИт какая нибудь сволочь с фотошопом.

еще и пропитал ее своей вонью, скотина! Ты посмел не принять душ перед началом смены? " – не унимался хозяин фабрики. "Сейчас я провожу уважаемых людей и живого места на тебе не оставлю! " – скрипя зубами, подытоживал он. И тут же расплывался в улыбке офицерам "еврейского отдела" гестапо, наблюдавшим за этой сценой. Приглашая их в свой кабинет на рюмочку чая, он рассказывал, как трудно порой сдержаться, чтобы не заколотить работавших на него евреев до смерти. Проходя мимо душевой, отведенной "для этих еврейских свиней", морщил нос и передергивался от отвращения. Провожая гестаповцев, уже на пороге доверительным полушёпотом фабрикант прибавлял: "По правде сказать, навряд ли я успевал бы выполнять заказы вермахта, не имея их здесь. С кого еще можно спустить три шкуры и заставить работать с утра до ночи, как не этих евреев?! "

Расшаркавшись перед офицерами, Отто Вайдт возвращался в производственный цех и шел прямиком к обруганному рабочему. Чтобы рассыпаться в тысячах извинений. Впрочем, они были излишни: десятки работавших на него евреев понимали, что без этой театральности им не выжить. "Мы обступали его в круг, он раздавал сигареты, все облегченно вздыхали и смеялись. После очередной проверки Вайдт устраивал задушевные вечера, чтобы на какое-то время заставить нас забыть про наши беды и горести. Для этой цели он добывал где-то на черном рынке мясо или вино – и подливал нам снова и снова. Но никто из нас не пьянел – уж слишком напряжены были у нас нервы", – вспоминала одна из его работниц. Сегодня на месте фабрики в центре Берлина находится музей Blindenwerkstatt Otto Weidt – "Мастерская слепых Отто Вайдта". Мемориальная табличка гласит: "В этом доме располагалась фабрика слепых Отто Вайдта. На ней в 1940–1945-е годы работали слепые и глухонемые евреи. Вайдт посвятил свою жизнь тому, чтобы защитить их от верной смерти. Многие из тех, кто смог пережить войну в Берлине, обязаны этим ему".

Отто Вайдт родился в Ростоке на северо-востоке Германии. Его отец был мастером по обивке мебели. Этим же занялся вскоре и Отто: ремонтируя и продавая мебель, он вскоре переехал в Берлин и расширил дело до небольшой мастерской. Правда, неудачная женитьба привела к разделу имущества и продаже бизнеса. К тому же у Отто стало ухудшаться зрение. Решив в связи с этим освоить более тактильное ремесло, он занялся изготовлением обувных и одежных щеток. Это было предусмотрительно: уже через несколько лет Вайдт с трудом мог различать очертания предметов. К тому моменту его ремесленная лавочка превратилась хоть и в небольшую, но фабрику. К началу Второй мировой войны ей присвоили статус "важного для обороны" предприятия – ведь в армии, тем более немецкой, сапоги должны блестеть известно как.

К слову, проблемы со зрением у Отто начались прямо после прихода к власти нацистов. Все было прописано в медицинских документах и никогда не вызывало сомнений, но, как отмечали многие, "то, что надо было увидеть, он видел всегда". Примерно похожая история была и с его глухотой: ее обнаружили прямо на пороге Первой мировой, причина – "ушная инфекция". Отто тут же освободили от призыва в армию. Как предполагали многие, глухоту он симулировал, так как был убежденным пацифистом. А затем стал и слепым антифашистом. Как-то само собой вышло, что вокруг него было много евреев. Может, потому что поначалу, переехав из Ростока, он в Берлине никого не знал – и расширяя круг общения, примкнул к рабочему движению, внутри которого было много евреев. Как только в Германии вступили в силу нюрнбергские расовые законы, Отто стал набирать в штат своей фабрики исключительно евреев. Адрес его мастерской передавали из рук в руки – это был островок для самых слабо защищенных евреев: слепых и глухих.

Евреи в те годы в Германии уже не имели права самостоятельно устраиваться на работу. Они состояли на специальной "еврейской бирже" и ждали распределения на самые низкооплачиваемые позиции. Штат фабрики Вайдта был "раздут" в три раза – Отто подкупал начальника биржи и получал квоту на большее число сотрудников, чем требовалось для нужд фабрики. Почти все рабочие были бывшими постояльцами еврейского приюта для слепых, разгромленного нацистами. На фабрике Вайдта эти евреи не просто нашли приют, они погрузились в почти домашнюю атмосферу и вновь стали надеяться на лучшее. Отто бился за их благополучие каждый день. В 1942-м, когда начались массовые депортации евреев из Берлина, к мастерской Отто подъехал полицейский фургон. Всех работников загнали в него и увезли на сборный пункт для отправки в концлагеря. Весь день Вайдт обивал пороги гестаповского начальства, не скрывая ярости. Правда, гнев свой он объяснял "стратегической важностью" своего производства. Ну, и подкреплял доводы щедрыми дарами. Не удовлетворившись обещанием выпустить работников в ближайшее время, Вайдт отстоял у сборного пункта долгую зимнюю ночь – пока все его евреи не вышли за ворота. Они до последнего не верили в свое спасение, пока не услышали голос Отто. И взявшись за руги, друг за другом пошли, ведомые им, сквозь пургу к мастерской.

Конечно, не все истории заканчивались так безоблачно. Открыто Отто мог держать на производстве лишь евреев-инвалидов, но не членов их семей. Их он либо размещал в потайной комнате на фабрике, либо пристраивал в укромные квартиры, снабжая поддельными паспортами. Кстати, в 1942-м Отто встретился с сыном от первого брака, прибывшим на побывку из армии: хотел попросить его помочь достать документы погибших солдат, которые были бы крайне полезными для сокрытия евреев. Это была их последняя встреча – услышав от сына слова поддержки Гитлера, в том числе касательно еврейского вопроса, Вайдт прекратил с ним всяческое общение. Временами полиция с помощью доносчиков выходила на скрываемых вне производства евреев. В полицию попадал и сам Вайдт, но говорят, что начальник берлинского гестапо Франц-Вильгельм Прюфер получил от фабриканта столько взяток, что уже был вынужден оберегать его, дабы тот ненароком не проговорился. В ходе одной из полицейских облав на тайной квартире была задержана семья Алисы Лихт – одной из работниц Вайдта. Самой ей удалось скрыться на производстве, но разыскивавшие ее гестаповцы как бы ненароком обмолвились, что если она явится к ним добровольно, то они отправят всю семью не в Освенцим, а в Терезиенштадт, считавшийся более привилегированным. Алиса даже не раздумывала.

На протяжении полутора лет Вайдт еженедельно направлял ей посылки, которые в Терезиенштадте можно было получать. По словам Алисы, эти посылки поддерживали жизнь не только ее семьи, но и еще нескольких десятков человек. В итоге Алису все же направили в Освенцим. Но она успела сообщить об этом Вайдту. Отто тут же отправился в Освенцим – якобы чтобы наладить в лагерь поставку своей продукции. Бизнес-сотрудничества не получилось, зато Отто передал Алисе записку, сообщив, что готовит ей побег. Там же был адрес расположенной неподалеку квартиры, где девушку уже ждали документы, одежда и деньги. Алисе удалось сбежать, найти все припасенное для нее Вайдтом, добраться до Берлина и пережить войну.

Отто Вайдт после войны вложил все свое состояние в строительство сиротского приюта и дома для престарелых в районе Нидершёнхаузен. Одним из первых в Германии он заявил об ответственности каждого считавшего себя "чистокровным арийцем" за миллионы погибших евреев, истерзанных и сожженных в концлагерях. Вайдт умер в 1947 году. В сентябре 1971 года музей Холокоста Яд ва-Шем признал его Праведником народов мира.