Смешные истории

оперного театра. Не могу сказать, что был невероятно счастлив лицезреть сие действо. Но под страхом двойки в четверти по литературе пришлось идти.

Ладно, пришли, сели, свет потушили, началось представление. Ничего интересного не запомнил, даже сама опера никак не запомнилась. Зато очень хорошо запомнилось посещение Опорного пункта ДНД, расположенного рядом с театром. А что я там забыл? Так привели и не одного, а с компанией. За что? Дело было так.

Пока шла опера, мы с пацанами тихонько травили анекдоты и никому не мешали. Потом перерыв и пирожное с лимонадом.

Следующее действие. Потушили свет. Тревожная музыка. Занавес открывается, на сцене сбоку дверь, в середине простой деревянный кухонный стол, табуретка обыкновенная, на ней сидит Павел, одетый в рубаху-косоворотку, сапоги и пиНжак. На столе этакий огромная книга, гроссбух этакий. Павел что-то бормочет и водит пальцем по книге, как еврей по Талмуду, типа науку изучает, самообразованием занимается. Через косяк двери проходят рабоче-крестьяне в штанах и рубахах подвязанных тонким поясом и рабоче-крестьянки в платках и длинных юбках. Становятся полукругом за Павлом, самый главный выступает вперед, кладет руку на плечо Павла и красивым, мощным баритоном:

— Паавеел! (пауза) Маать твоюююю! (пауза) Жаандармыы увели!!

Хор следом:

— Мать твою, мать твою жандармы увели.

Это была та соломинка, которая сломала спину верблюда. Надо же понимать, что смотрят подростки переходного возраста, практически без тормозов. Я первый подал реплику, проблеяв козлинным голосом:

— Маать твоююю.

Тут же нашлись последователи. С разных концов зала слышалось:

— Мать твоююю...

Хохот поднялся страшный. Ржали, по-моему даже учителя. Спектакль остановился. Но вывели меня и ещё несколько, так сказать "добровольных певцов-помощников". Отвели нас в этот самый "Опорный пункт". Сидит там лейтенант доблестной советской милиции. Поставили нас перед ним.

— Так, что произошло?

— А чо мы сделали? Ну подумаешь, только посмеялись. Чо, смеяться уже нельзя.

Слово, за слово, пришлось проиграть эту сцену в лицах. Скажу не хвастаясь, получилось не хуже, чем в театре. Главное, зрители были в восторге. Смех начался с первой реплики и не умолкал до конца нашего небольшого представления. Лейтенант, вытирая слезы, посоветовал поступать в цирковое училище.

и новым. Мы с испугу согласились. Заведующая, кстати, оказалась неплохим врачом.

И вот, лежу я в платной палате. Одна беда — кнопка вызова не работает. А передвигалась я тогда с большим трудом. Но смирилась вроде. Пока однажды не была разбужена уборщицей, ибо плавала в теплом и красном — выпал подключичный катетер. Легкая паника не помешала умницам-сестрам успеть меня откачать, проклиная молчащую кнопку. Потому что уборщице, оказывается, далеко бегать пришлось, всех созывая.

А тут еще в палату напротив совсем тяжелого деда положили. Через дверной проем я наблюдала, как он задыхался, стонал и тянул руку в бесполезной кнопке. В общем, надо было бдеть над ним. И тогда я стала требовать ремонта системы вызова. Хотя бы ради деда…

Трижды приходила делегация из проректора по хозчасти, главы фирмы ремонтников и дядьки-рокера в качестве электрика. Дядька был в косухе и бандане с черепами. В общем, наш такой человек. Панели над кроватью он развинчивал и завинчивал, делегация уходила, а к вечеру все опять отрубалось.

Наконец я вызвала их в четвертый раз. Пришел только рокер. Он вяло постучал по панели и опять стал развинчивать. В этот момент у него зазвонил телефон, и смеющийся мужской голос довольно громко пророкотал в мобильнике:

— Короче, изобрази там бурную деятельность, отвинти-развинти, понимаешь, и давай, свободен… По-быстрому там.

Дядька-рокер вяло дакнул.

Не знал он, что со мной так нельзя. Вот именно так нельзя со мной. Палата моя запиралась изнутри на ключ. Закончив, рокер не стал меня обнадеживать миганием лампочки, сказав, что посмотрит позже. Пошел к выходу — дернул за ручку двери и изумился:

— А выйти… это вот как?

— А никак, — говорю.

— Теперь вы — мой заложник.

Он сосредоточенно посмотрел на дверь.

— А домой-то мне как?

— Никак, — говорю.

— Звоните шефу. Пока сигнализация не заработает, пытаться уйти домой бесполезно.

И начинаю рассказывать ему об ужасном положении лежачего больного с неработающей кнопкой вызова.

— Так меня же семья ждет, — тупо повторил он.

— Так и меня ждет, — говорю.

— Очень ждет. Понимаете? И я не хочу тут остаться без работающей кнопки вызова, за которую я к тому же плачу.

— Так ведь он все равно вам ее не починит, — грустно признался мой заложник.

— Ему ведь этот ваш хозяйственник-проректор до сих пор деньги не заплатил за систему. Они ведь намертво уперлись оба. Не починят же все равно.

— Значит, вы останетесь со мной, — говорю.

— Давайте чай пить. Есть траченная плитка шоколада. Сколько лет вашим детям-то?

В этом месте положено написать: "Незаметно пронеслись четыре часа пятничного вечера". Шеф ремонтников ржал в трубку — не помогло. Орал матом, требовал, чтобы медсестры отперли дверь. Но тут вскрылась еще одна, ранее неведомая изюминка нового ремонта. Замки к дверям, которые в случае чего должны были открываться снаружи медперсоналом, имели внутреннюю блокировку. И, запершись, я могла творить внутри все, что угодно и сколько угодно. Кроме того, медсестры явно были на моей стороне.

— Он вас там не обижает? — спрашивала дежурная сестра через дверь.

— Здесь я обижаю, — отвечала я брутально.

Вскоре стокгольмский синдром вступил в свои права. Дядька-рокер назвался Пашей и стал сам позванивать шефу, колоритно ругаясь и ища моего одобрения. Шеф начал сдавать позиции, стал нудно объяснять, что доступ к системе лишь через хозяйственника-проректора, а тот уже у себя на даче.

— Так я тоже хочу живой на дачу, — говорю.

— Пусть возвращается.

Потом мы с Пашей рассказывали друг другу медицинские страшилки. Он с повлажневшими глазами — историю о докторе, не вышедшем в приемную к пациенту, оказавшемуся его родным сыном. В общем, там все умерли…

Дело шло к ночи… Наконец в панели над кроватью раздались щелчки. Потом Пашин шеф попросил меня к телефону. Доложил, что все бы заработало, но ему нужен еще один программист, а тот приедет только завтра. Я была непреклонна. Сказала, что позвонила знакомой съемочной группе, и они как раз завтра приедут и все отснимут, а мы с Пашей их подождем.

Щелчки продолжились. И вот тут мой заложник говорит:

— А я в туалет хочу.

— Бывает, — говорю.

— Но я же не со зла, вы понимаете. Никак нельзя сейчас в туалет.

Он еще помолчал и говорит:

— Очень хочу. Я быстро. Я пописать только…

— Нет, — говорю.

— Вот там ведерко в углу, а я отвернусь.

Паша встал, помолчал немного и по-детски так:

— Не могу. Я быстро сбегаю, вернусь и сам запрусь. Вы только мне поверьте. Туалет-то дверь в дверь. Я ж не обману.

— Эх, — думаю, — сколько уже сделано, и…

А он стоит — робкий рокер с честными глазами. В черепушках весь…

Выпустила я его. А он и правда вернулся, тут же заперся и отдал ключ мне.

Через полтора часа за дверью раздались знакомые голоса: формально важный голос проректора и устало-ненавидящий — шефа ремонтников. Они предложили протестировать систему. Мой заложник Паша сразу обнаружил хитрость и потребовал переделать. Через полчаса они пришли снова. На этот раз Пашу их работа устроила. И он, показав мне на какие-то микролампочки, сказал, что вот теперь уже все по-настоящему.

Наверное, они обиделись, потому что, спросив, все ли меня устраивает, ушли, даже не забрав с собой Пашу. Тот доел мою шоколадку и, прощаясь, спросил:

— А можно я буду вас навещать?

— Конечно, — говорю.

— А вы любите смотреть на капельницы?

И, кстати, он заходил потом, да.

Елена Архангельская

играть характерных персонажей, потому что за ним долго тянулся шлейф героя-красавчика. Александр приехал на съёмочную площадку, режиссёр поставил задачу: "Вы с напарником воруете на аэродроме баки от самолётов и продаёте дачникам для душа".

И вот такая маленькая сценка – Абдулов приносит бак, а Михаил Ульянов его покупает.

— Так это же, — говорит Ульянов, — От бомбардировщика!

— Ну и что, что от бомбардировщика?! – отвечает Абдулов.

Александру сделали чудовищный грим и сцену быстро отсняли. Через неделю раздался звонок.

— Понимаешь, Саша, — сказал Соловьёв, — Мы посмотрели материал, забавно! А у меня по сценарию персонаж, которого играет Ульянов, умирает. Вы вроде так хорошо с ним разговаривали – тебе необходимо быть на его похоронах. Давай мы продлим твою роль.

Придумали, что на "похоронах" будет играть гимн СССР, а Абдулов орать: "Я этого не вынесу!". Сняли. Через 5 дней вновь звонок:

— Понимаешь, ты был на похоронах, так убивался по поводу кончины, что на поминках ты просто обязан быть!

Сняли поминки. Через неделю вновь звонок:

— Саш, понимаешь, у меня по сценарию вся семья уезжает в Америку. А ты так здорово прощался на поминках, что проводить их точно должен.

Всё хорошо, тоже отсняли. Через несколько дней опять звонок:

— Ты знаешь, тут у меня такая ситуация, я в конце всех убиваю, давай и тебя убьём.

— Давай! – согласился актёр.

Придумали, что героя Абдулова убивает шальная пуля, когда он тащит пропеллер от самолёта. "А вентилятор-то как же? " — спрашивает он и умирает.

И вот после всего этого вновь звонок. Услышав в трубке голос Соловьёва, Абдулов не выдержал:

— Серёжа! Всё! Ты меня уже убил!

— Вот в этом-то и дело, — отвечает режиссёр, — Будем снимать похороны!

в Далянь (Китай) с грузом керосина и подвергся атаке пиратов в Южно-Китайском море:

Утром 23 июня появляются тайваньские эсминцы и на иx мачтах появляется сигнал с требованием о немедленной остановке. Советские моряки отвечают отрицательно.

Через 20 минут после начала преследования рядом с бортом судна начинают рваться снаряды. Эсминцы дают два предупреждающих выстрела. Третий по известным законам должен был прийтись уже непосредственно по самому танкеру!.

У моряков есть шутливая поговорка: "Курение на танкере вредит всей экосистеме океана". Можно представить, что было бы, если бы в корпус прилетел снаряд. Капитан принимает решение застопорить ход. Солдаты Тайваня высадились на борт, советские моряки попытались дать отпор, но были жестоко избиты, так как силы были явно неравны. Правда, кое что пошло не по планам захватчиков. Механики успели вывести из строя ходовую систему. Поэтому "Туапсе" тайванцам пришлось тащить в порт на буксире.

На берегу 49 советских моряков разместили в хижины за колючей проволокой, кормили сносно, были вежливы и оказывали знаки внимания.

Они предложили нашим морякам подписать прошения о предоставлении убежища в США, чтобы показать всему миру, что народы СССР не едины в поддержке коммунизма и многие готовы бежать в рай западной демократии.

Кроме того, просьба об убежище позволила бы пиратский захват судна превратить в добровольную сдачу экипажем, избежав международного скандала. Но моряки отказались просить убежище в США, и тогда вежливость сменилась на жестокость, пытки, голод.

Лишь в мае 1955 г, после почти года плена, советских моряков, при содействии французского консула, удалось вернуть на Родину. Их встречали как героев.

К слову сказать, Советский Союз все же наказал Тайвань за эту дерзкую выходку. В том же году Большой Десантный Корабль был замаскирован под обычное торговое судно: бортовые номера, военную окраску и название перекрасили.

На его борт погрузилось несколько сотен прекрасно обученных морских пехотинцев с оружием.

Перед выходом корабля из порта по всем дипломатическим каналам был сделан вброс дезинформации, о том, что судно перевозит несколько тонн золота и опия.

Тайваньские пираты купились на уловку. Едва советский корабль вошел в Малаккский пролив, его окружила целая флотилия вооруженных пиратов на быстроходных катерах. Какого же было их удивление, когда вместо беззащитных моряков их встретила огнем из автоматов, пулеметов и гранатометов советская морская пехота. Схватка продлилась недолго. Все пираты были уничтожены полностью.

Предупреждение сработало, после этого случая пираты в этом районе больше не нападали на советские суда.

Манана на экзамене. Тянет билет. Глазом не моргнув, садится у окна, а через пару минут за окном раздаётся пение. Да какое! Hастоящее грузинское многоголосье, мужской хор! Они так душевно затянули "Сулико", что все заслушались, — ни у кого, даже у самых зверских преподавателей, не хватило сил это прекратить, настолько всё было великолепно... Впрочем, заслушались не все...

Hесколько Мананиных земляков, что сдавали экзамен с нами вместе, вначала недоумённо прислушивались, а через пару минут начали чуть не в голос хохотать. И были немедленно изгнаны с экзамена! Hо на этом удивительное не кончилось. Манана блестяще, на глазах у всего курса ответила на вопрсы, получила твёрдую "четвёрку" ко всеобщему недоумению и дикой злобе преподавателя (который понизил оценку на один балл исключительно из вредности).

Через пару недель Манана обратилась ко мне с просьбой помочь ей по химии — не безвозмездно.

— Слушай, — сказал я, — я тебе всё бесплатно сделаю, скажи только, как ты тогда выкрутилась.

— Hэт, — твёрдо сказала Манана, — я тэ дэнги лучше дам!

— Да не нужны мне твои деньги! Рассказывай, а то ничего делать не буду.

Выбора у тебя нет!

И Манана сдалась. Оказывается, "дитя гор" нашло блестящий и тонкий подход.

Она достала билеты с ответами на все вопросы, собрала земляков и передала всё это добро им. Земляки встали под окном. После того как вытянула билет, Манана каким-то образом подала им сигнал в окошко, и мужики затянули ответы на грузинском языке. Hа мотив "Сулико".

Весь билет так и пропели, изредка вставляя для конспирации ключевое слово. А теперь представь, каково было грузинам в аудитории, которые вдруг услышали нечто вроде: "Квадрат гипотенузы равен — Сулико!.. А квадрат плюс Б квадрат равно — Сулико!.. Угол падения равен углу — Суликооо!.."

ждут маму с работы по этому поводу я волнуюсь, потеряют ведь, искать будут. Стучу по дверям лифта, может кто услышит и точно сосед с верхнего этажа тоже припозднился, поднимается по лестнице, поговорили с ним, он посоветовал вызвать лифтеров, я попросила предупредить моих, что я в лифте сижу, он обещал зайти, сказать. Время идет, сижу в лифте, муж не идет, начала волноваться что сосед не предупредил моих. Снова жалобно стучу по дверям, время подходит к часу ночи ни лифтеров, ни мужа весь подъезд как назло вымер. В итоге в районе 4 часов ночи, пришли лифтеры и освободили меня из плена. Я на всех парах бегу домой думаю меня уже с фонарями ищут, всех обзвонили, раз сосед не предупредил. И что вы думаете, меня никто не встречает, семья спит. Я бужу мужа интересуюсь что да как, почему дескать не ждете меня, не ищите? Он говорит а что искать то, ты же в лифте сидишь мы знаем. Такой ответ мужа поразил меня до истерики, что оставшуюся часть ночи я не могла уснуть и мужу не дала спать тоже.

Теперь привожу объяснения мужа с его слов. Сижу дома с детьми ждем тебя, телевизор смотрим время 12 ночи, звонит сосед, все таки зашел предупредил, и говорит не волнуйтесь ваша мама сидит в лифте, просила передать чтобы не теряли ее, ну мы тебя и не теряли, легли спокойно спать.

Я готова была мужа задушить, что бы вы делали в моем случае?

плывушего над землей треугольника.

Несгибаемая сторонница идей чучхе в применении к себе лично — опора на собственные силы. То есть, как бы ни было хреново ей, что иногда заметно, всегда чисто и опрятно одета во что-то столь же вечное, как она сама, и категорически отказывается от предложений подвести ее за руку. Даже если путь ей дойти передохнуть до ближайшей скамейки, а то вот-вот рухнет. Постоит минут пять — идет дальше. Отказывается от собеса с доставкой продуктов на дом и предложений соседей что-нибудь купить ей по пути. Поход в ближайший магазин только лично. Ассортимент покупок как на блокаду + немножко свежей зелени.

Единственное исключение — телемаркет. Что не нашла рядом с домом — звонит, отзываются сразу, приходит курьер и вручает посылку. Оплата - только наличными по факту вручения! Алина Яковлевна наслышана о всяких мошенниках, никому не верит и денег на карте не держит. Только сберкнижка и нал на руках. Даже телефон включает, как радистка во вражеской стране — выходит в эфир на минуты, если самой понадобилось позвонить или в условленное время для близких, если хотят позвонить ей самой.

Так было не всегда — когда подарили сотик любящие родственники, ее чуть удар не хватил — впервые пришла ко мне за помощью. Еле живая пожаловалась — спать не дают! Звонят не переставая! Я глянул на статистику ее телефона и ужаснулся — 268 звонков только с одного контакта! Да и другие особо не отставали. По негодующему резюме Алины Яковлевны, все хотели ей что-то всучить, заманивали, запугивали — черт знает что!

Стоическая бабушка выдерживала это с неделю, как бомбардировку, невозмутимо брала трубку. Может, это было для нее развлечение — живет одна, оставшиеся в живых родственники и знакомые звонят редко. Но потом ей все-таки захотелось выспаться, и она решила эту проблему в корне, описанным выше шпионским способом. Может, потому и жива еще до сих пор так долго.

Но на днях ее обул и любимый телемаркет. Доставил курьером заказанные теплые сапожки на зиму, она рассчиталась, попрощалась, примерила — а они оказались с браком! Змейка на одном сапоге вообще не расстегивается, ну и тому подобные мелочи. Принялась звонить по любимому телефону, но прислать курьера забрать бракованные сапожки и вручить исправные фирма затруднилась. Посоветовала внимательно читать инструкцию по возврату, прикрепленную к квитанции.

Почитав с лупой, Алина Яковлевна впала в изумление, до какого продвинутого, хитрожопого и бесчестного тысячелетия ей довелось дожить. Всероссийски известная фирма, вещающая круглосуточно на всю страну по отдельному телеканалу, не нашла другого места для возврата своих товаров, кроме как в Ярославле, да и то на какой-то абонентский ящик. Бабушке еще повезло, что она живет в Москве, в сущности совсем рядом — километров триста. Жителям Чукотки и Владивостока повезло меньше — для всех пункт возврата един. Доставка за счет клиента.

Самые древние и одинокие пенсионеры заказывают товары заказывают обычно дешевые, а в случае брака, рассудив стоимость посылки, хлопоты по отправке и примерную продолжительность оставшейся им жизни, с возвратом не связываются. Вот такой вот бизнес на древности. Нормальные люди телевизор не смотрят, товары и возвращают покупают иначе.

Грустно читала Алина Яковлевна инструкцию по возврату с какими-то виртуальными кабинетами, регистрациями и указаниями данных своей банковской карты. У нее нет ни компьютера, ни смартфона, ни желания выдавать всяким проходимцам данные своей карты.

Сапожки однако же стоили аж 4 тысячи, и она решилась пуститься в путь на почту. Попросила меня заполнить бумажку и донести посылку. Делов тут было на минуты, почта рядом, а я все равно собирался выйти прогуляться.

Заполняя челобитную о возврате, увидел фамилию соседки — Брик!

Я заинтересовался.

— А вы не родственница возлюбленной Маяковского?

По возрасту и редкости фамилии, Алина Яковлевна вполне могла оказаться ее ближайшей родственницей и даже сверстницей, знакомой лично.

Соседка рассмеялась.

— Мне уже лет сто задают этот, один и тот же вопрос. Нет, мы не родственники. Мы — законспирировавшиеся в гражданскую легендарные Брыки, а не Брики! Отец воспользовался пребыванием на Украине и справил себе паспорт с буквой И вместо Ы. Благодаря этому обстоятельству, к нам однажды домой пришла в гости прекрасная парижанка — сестра Лили Брик Эльза Триоле напару с мужем, большим другом Советского Союза Луи Арагоном! Они искали по всей Москве недобитых в сталинские времена Бриков.

Мы пустились в путь на почту. Он составил метров двести и полчаса. Этого времени вполне хватило, чтобы восхитительная судьба рода Брыков развернулась предо мною. Но речи мои сделались длинны, продолжу в комментах или выпуске как-нибудь, если интересно.