Курьёзы

стала общим местом. Однако, от просто самовлюбённого человека до беззаветно почитающего себя носителя королевских регалий — долгая и тяжёлая дорога. На мой взгляд считать по-настоящему надевшими корону можно только тех, кто дошёл уже до того, что начал путать свою административную роль с человеческими качествами и полагает, что всё уважение к нему, вся лесть, происходит не из его конкретного социального статуса, а из его личных достоинств — ума, решительности, профессионализма, и т. д.. И, соответственно, какую бы должность он не занимал, почёт и поклонение никуда не уйдут, а ему самому можно больше, чем простым смертным. Таковы и великие диктаторы, без которых развалится страна по мнению их подхалимов, и божки поменьше, заседающие на различных административных постах.

Расскажу три поучительные, на мой взгляд истории коронованных особ, закончившиеся печальным низложением.

В начале нулевых я служил в армии в одной из подмосковных дивизий. Наша часть делилась на три роты, и самой страшной была РМТО — рота материально-технического обеспечения. Она находилась на третьем этаже, дальше всего от штаба, и, видимо, потому, что дежурные офицеры поднимались по лестнице нечасто, там творилась всякая дичь. Истории об избитых там, о чуваках, сбежавших от издевательств, даже о паре повесившихся, были слышны постоянно. Там буйствовали деды — если наши требовали в качестве обязательного подношения сигареты “Пётр Первый” (сигареты у тебя должны были быть постоянно на случай, если деду захочется затянуться), то рмто-шные лютовали — кто просил “Мальборо”, кто популярный тогда, а ныне куда-то исчезнувший “More”. Самым жестоким и страшным дедом, о котором слава шла по всей части, был чувак по фамилии Туманов. Он был местным старшиной и главой всей дедовской банды. Курил он дорогущий “Парламент” — и попробуй не дай ему сигарету! Рассказывали, что одному солдату из-за какой-то мелкой провинности он пробил “лося” (удар по скрещенным перед лбом рукам), так что его увезли с сотрясением мозга, другого угостил такой “фанерой” (это когда бьют в грудь кулаком), что сломал бедняге два ребра. Он изводил свою роту на утренних прогулках, заставляя их оббегать всю дивизию, ходить лягушкой (это когда идёшь на корточках, больше 500 метров невозможно пройти), ползать по-пластунски в любую погоду. В изоляторе части у нас всегда лежали 5-6 рмто-шников, простудившихся на таких весёлых пробежках. У одного, помнится, нашли аж менингит, и впоследствии комиссовали. Когда в столовке дежурил наряд от РМТО, плохо было всей части. Тамошние деды устраивали пир с тушёнкой и жареной картошкой, а те, кто приходил на завтрак, получали водянистые щи или рагу из залежавшейся полусгнившей капусты.

Но всему приходит конец. Туманов, увольнения которого ждала вся часть, наконец, вышел за её ворота. Но, как вскоре оказалось, он уходил, чтобы вернуться. Видимо, дал сбой экстерриториальный принцип комплектования, поскольку выяснилось, что Туманов жил не где-то за тридевять земель в Саратовской области, а буквально в соседнем квартале с дивизией. И вот чувак начал еженедельно наведываться в часть, чтобы по старой привычке её обокрасть. Бесцеремонно зайдя на кухню, он щедро отсыпал себе картошки, лука, складывал в мешок увесистые банки сгущёнки и тушёнки. Подгадывал, понятно, под дежурство рмто-шников, боявшихся его как огня. Корона у чувака держалась крепко, говорили, что он хвастался, что будет ещё лет пять ходить в часть за продуктами. Видимо, надеялся на старую славу, которая станет переходить из уст в уста. Но эти надежды не оправдались. Деды посоветовались и поставили в наряд ребят из нового, уже летнего тогда призыва. Выбрали самых крепких и приказали им с Туманом не церемониться. Они и не церемонились: когда тот припёрся в следующий раз, те разбили ему рожу, надели на голову его же пыльный мешок и увесистыми пенделями проводили до выхода. Больше их величество официальных визитов родной части не наносили.

Вторую особу королевских кровей посчастливилось встретить лет пять назад на въезде на МКАД в районе Алтуфьевского шосее. Белый GLE её августейшества врезался в “Солярис”, создав небольшой затор. “Солярис” надо было убрать с дороги, но у него из-за проблемного аккумулятора не заводился двигатель. Менты почему-то не смогли прикурить его сами и остановили первую встречную машину (мою), прося оказать пострадавшему эту услугу. Рядом с водителем корейского автомобиля, суховатым молодым пареньком, бодро прыгала обильно размалёванная блондинка лет сорока, доказывая тому, кто тот есть по жизни. Выяснилось, что она начальница департамента в каком-то министерстве областного правительства, и это даёт ей пожизненной право не соблюдать правила дорожного движения.

Я не должен был никого пропускать, — подойдя, услышал я робкий голосок парня. — По правилам вы должны убедиться в безопасности движения, и только потом встраиваться в поток.

Ещё раз, — мерным грудным голосом втолковывала мегера. — Я начальник департамента, я никому ничего не должна и могу ехать как хочу. Ты обязан был посмотреть, какая едет машина. Видишь, что пропуск под стеклом? А марку машины видишь? У меня дорогая машина, а не твоё ведро, ты обязан пропускать.

Весёлый спор пытался прервать сотрудник ГИБДД, рассказывая даме, что она не очень права, и служебное положение не разрешает ей хамить на дороге. Но не помогло и цитирование буквы закона. Дама принялась допытываться о размере полицейского оклада и утверждать, что он не имеет право трактовать закон будучи “мелкой сошкой”. Лафу королеве подпортил аварийный комиссар, прибывший по вызову владельца Хёндэ. Мужчина в строгом костюме уверенным полубасом объяснил женщине всё про закон, и она почему-то тут же сникла и какой-то убитой, спотыкающейся походкой направилась к своему автомобилю…

Третью монаршую особу встретила моя родственница, работавшая в крупном институте. Учебную часть там возглавляла Аделаида Ивановна, бодрая старушка лет семидясяти. Эту должность она занимала около сорока лет, и корона успела не только вырасти на голове, но и пустить корни в головной мозг, нанеся тому тяжёлые повреждения, не совместимые с адекватностью. Старушка командовала подчинёнными как рабами. Заставляла отстёгивать от зарплаты некий процент “за право работать”, устраивала ежемесячные субботники у себя на даче (сотрудники должны были за свой счёт приезжать к ней и вскапывать грядки). В учебке работал её родной сын, тридцатилетний оболтус, постоянно попадавший в скандалы - то студентку ущипнёт, то облажается с отчётностью, так что переделывать её выходят в праздники все сотрудники.

Декан старушке благоволил и сидела она крепко, но с приходом нового руководителя зашаталась. Тот услышал все истории про обязательные дачные работы и т. д. , и устроил бабке нагоняй. Она пришла из кабинета белее мела, но всё-таки удержалась. Добила её другая история: один сотрудник получил в наследство квартиру, о чём опрометчиво проговорился при хитрой бабке. И та тут же приказала ему поселить в квартире своего недоросля-сына. Тот, как ни странно, покорно согласился, и великовозрастное чадо жило в чужом помещении почти год, не платя ни квартплату, ни коммуналку. Старушке этого было, однако, мало, она вызвала сотрудника и потребовала переписать на сынка жилое помещение под угрозой немедленного расчёта. Товарищ соотнёс размер зарплаты и стоимость хаты и собрался уже писать заявление на увольнение, но коллеги уговорили сходить к декану. Тот пошёл, вооружившись аудиозаписью разговора с оборотистой старушенцией. Начался скандал, бабку уволили со свистом, быстренько организовав ей прощальную вечеринку с тортиком за 500 рублей и чаем в пластиковых стаканчиках. Прощаться с ней не явился никто из сотрудников учебки, пришли только официальные лица из администрации. Тут-то, говорят, и проявилась вся глубина трагедии. Корона сидела на престарелой голове тяжело и прочно, и расставание с ней оказалось сопряжено с многочисленными конвульсиями. Старушка роняла слёзы на бумажное блюдечко и жаловалась на предателей-сотрудников. Она их, как выяснилось, взрастила и выкормила, а эти подлые негодяи посмели восстать против её доброй власти. Причём, бывшая начальница была убеждена, что без её участия учреждение развалится, никто не будет получать зарплату, все откажутся исполнять обязанности, и организация провалится в тар-тарары. Ещё несколько недель после увольнения старушка ходила на работу, пользуясь не истекшим пропуском, и пыталась командовать, игнорируя новое начальство. И поныне она звонит сотрудникам, рассказывая как им быть на рабочем месте, и убеждена, что не будь её, давно бы погибла организация.

Такие случаи, конечно, не единичны, но как со всем этим быть? Человеческий фактор во власти, выясняется, весьма неприятная штука, способная испортить жизнь очень многим. Лично мне нравится вариант, предложенный недавно кем-то из чиновников. Почему бы управленцев не начать постепенно менять на нейросети? У робота не вырастет корона, у него нет вороватых родственников и друзей детства, он не построит себе дачу и не заведёт виноградник во Франции. Как бы хорошо было сегодня не выцеплять чиновников, отвечающих за повсеместно отключающееся отопление, а жаловаться в нейросеть, которая собрала бы все случаи аварий и направляла бы туда бригады рабочих (а в будущем роботов), которая поддерживала бы инфраструктуру в хорошем состоянии постоянно, а не тогда, когда чиновник дядя Вася решил бы, что надо и к этой теме обратиться… И самих людей такое не травмировало бы — ведь обладатель той же короны — существо как ни крути больное, деформированное постоянным почитанием и реальность воспринимает неадекватно…

как столетняя бабка, наступившая на мячик.

И это работает абсолютно во всем, от составления меню на праздничный ужин, до какой-нибудь большой цели, к которой ты много лет стремишься и даже думать боишься о провале.

И вот, примерно год назад у меня случился странный день, хотя, конечно, день как день, но он меня просто перевернул.

За завтраком я смотрел телевизор и там мне показали, что в каком-то городе, в высотном доме случился пожар и целая семья, чтобы не сгореть заживо, просто выпрыгнула друг за другом с 18-го этажа.

Так совпало, что в тот же день на работе я услышал подобную историю, как чей-то родственник, тоже во время пожара пытался спуститься с балкона по простыням и конечно разбился.

На этом совпадения не закончились, поздно ночью, когда мы давно уже спали, мерзко затренькала сирена домовой пожарной тревоги, все лифты уехали на первый этаж, включилась какая-то дикая вентиляция и еще что-то. Мы почувствовали запах гари из коридора и напряглись очень. Особенно я. Тревога, к счастью оказалась почти ложной, все быстро потушили, просто какой-то мудрец, видимо, выбросил в мусоропровод горящий бычок.

И вот тут я крепко задумался: — а что, если на моем 22-м этаже, или ниже, случится настоящий пожар, нас ведь уже точно ничего не спасет. Таких пожарных подъемников еще не придумали, а до черной лестницы на этаже, можно и не добраться, если она будет отрезана огнем, да и спуститься по ней в темноте, в дыму, сквозь соседские диваны и старые холодильники, труднее, чем смыть в унитаз упирающегося бегемотика. Плюс всеобщая паника и давка. Два, три хороших вздоха и ты уже не с нами. К тому же, не исключено, что придется спускаться мимо самого эпицентра пожара, что тоже не вариант.

Итак, что я имею? Я имею и надеюсь только на план "А".

План "А", подразумевает, что мы до глубокой старости будем спокойно жить без всяких пожаров, а если все-таки вдруг пожар случится, то мы всей семьей соберемся в кучку, просто скажем, как мы друг друга любим и минут через десять умрем от удушья, температуры в тысячу градусов, либо от неумения летать. Ну, так себе план "Б".

Чтобы сработал план "А", мне срочно нужен был план "Б", ну, хоть чуточку получше смерти.

Я три дня почти не спал, уже было отчаялся и решил, что в такой ситуации не может быть никакого плана "Б", но математика говорила обратное, что план "Б" всегда есть и его можно вычислить.

В общем, конечно же я его нашел, мой план "Б", закричал Эврика, тщательно его разработал, приготовился к нему и с тех пор особо не переживаю, сплю как убитый, точно зная, что теперь и план "А" никуда не денется, будет работать.

С тех пор прошел примерно год.

А вчера к нам в гости зашли друзья – семейная пара: Таня и Юра.

Сидели, болтали и что-то Юра стал рассказывать, как он вложился по бизнесу в какой-то там проект, все на кон поставил и что даже думать не хочет, что может что-то не получиться.

Моя Шура стала ему рассказывать про план "Б", но Юра ее перебил, мол — это все хорошо, но там такая ситуация, что никакого плана "Б" и быть не может, тут или пан, или пропал.

Шура заспорила, Юра не унимался, приводил разные гипотетические примеры и вдруг сказал:

— Ну, вот например, не дай бог, постучу по столу, у вас или у нас случится в доме пожар. У нас даже еще хуже, потому что мы на 25-м этаже. Что мы будем делать и какой к черту, тут может быть план "Б", если пожарные нас не потушат?

Так что и у твоей теории, Шура, бывают исключения. Остается только надеяться, что никаких пожаров у нас не будет, еще раз постучу по дереву, что и моя тема тоже взлетит.

Я вышел из ступора и сказал:

— Юра, а кто тебе сказал про пожар?

— В смысле, кто сказал? Про какой пожар? Никто не говорил, я так, гипотетически. Если честно, меня самого эта тема беспокоит. Думаю иногда. Ведь действительно с 25-го этажа никуда не денешься. А ты сам, никогда об этом не задумывался? Хотя, простите, что-то я действительно зря жути нагнал, давайте сменим тему, не будем о грустном.

Я гордо встал из-за стола, достал из-за кресла большую, черную сумку и также гордо водрузил сумку на стол. Юра с удивлением прочитал на сумке надпись белой краской: "ПОЖАР"

— Ну-ка, ну-ка, что там у тебя, небось огнетушитель?

Я приоткрыл сумку и действительно, торжественно достал из нее маленький огнетушитель.

Юра заржал:

— Так, так, не плохо, уже тянет на план "Б". Что там у тебя еще есть? Фонарик?

Я опять сунул руку в сумку, покопался и действительно извлек фонарь.

Юра просто покатился со смеху.

Тогда я жестом пригласил его проследовать за мной на балкон.

На балконе открыл сумку и с некоторым грохотом вывалил содержимое на пол. Юра сразу смеяться перестал, а только сказал:

— Ах-ре-неть!

— Это еще не ахренеть, Юра, подними голову, посмотри какие у меня лютые анкеры в стене. Каждый по две тонны нагрузки держит. В катушке тут 70 метров веревки, специально дальномером до земли мерил, лишняя тоже ни к чему, чтобы не путаться в ней. Вот три пакета с именами, там обвязка на каждого из нас. Все подогнано и проведен тренаж по надеванию. Вначале мы с сыном, на автоматической "спусковухе" спускаем вниз визжащую маму, потом перестегиваем на сына, он вполне спустится и сам, а потом уж и я еду на вот этой рогатой восьмерке.

— Погоди, погоди, дай я себе список накидаю.

На балкон вошли наши жены. Шура Тане показала пальчиком на анкеры над головой.

Таня сказала:

— Ох, какой ужас. Юра, у нас тоже этот ужас на балконе будет?

— Да… погоди, не сбивай, я же пишу. Перчатки, понятно, Галченок – это вот эта хрень, да? А что такое инвар?

— Это рогатая восьмерка и есть, на ней спускается самый последний, а то она веревку крутит. Карабинов возьми штук десять на всех, не меньше, лишних карабинов не бывает, стропы бери такелажные разных размеров, с петлями. Старайся все брать не алюминиевое, а стальное, оно крепче и дешевле, а вес нам не важен, так, еще, смотри чтобы кольца в анкерах были сварные, бур на 20 я тебе дам, пиши дальше…

как турбина. Еще там была стойка с тремя стеклянными конусами. Внизу у конусов были краники. А в конусах были разные соки. Обычно — яблочный осветленный, персиковый с мякотью и самый дешевый — березовый (тоже с мякотью ;). Часто - томатный. И стояла солонка, из которой пальцами брали щепотку, посолить томатный сок. Но это — взрослые. Я не видел детей, пивших томатный сок. Коктейль делали у тебя на глазах: продавщица наливала в большой никелированный стакан молоко из бутылки с широким горлышком, закрытым крышечкой из алюминиевой фольги, бросала туда же пару шариков мороженого, выскребая их из холодильника специальной ложкой, и наливала из мерного стаканчика немного сиропа — обычно яблочного или грушевого. Потом стакан устанавливался в миксер, тот начинал реветь, и надо был мучительно долго ждать, пока коктейль взобьется. И вот — миг блаженства! Который быстро кончается. Как жаль, что стеклянный граненый стакан нельзя облизать изнутри! А иногда все было буднично, когда в холодильнике уже была заготовленная смесь, которую надо было только взбить.

А потом СССР кончился. И кончились молочные коктейли. Миксеры без стаканов еще долго сиротливо торчали в магазинах. Потом пропали. Зато появилось ВСЕ! Ну, так казалось, по крайней мере. А через несколько лет появились и деньги на это все. Или на что-то. И в кафе появились — ТАДАМ! — молочные коктейли. Я захотел вспомнить вкус детства и попробовал раз. Попробовал два. Попробовал три. Это был совсем не тот коктейль! Это было просто сладкое молоко с пеной сверху! Я подумал, что дело в слабых китайских миксерах, которые стоят в кафе и купил специальный мощный миксер для кафе. Ведь ЭТО сотни раз делали у меня на глазах! Я не ждал подвоха. А он меня ждал... Ничего не вышло. Это было сладкое молоко с пеной сверху. Я положил побольше мороженого. Я взбивал минут десять и из молока выбил крупинки масла. Это было фиаско. Я признал поражение. Миксер пылился в шкафу. Но однажды, в начале тысячелетия, в гастрономе на Васильевском острове в Питере я увидел старинный советский миксер, в котором настоящая советская продавщица делала почти настоящий коктейль. Время не пощадило его. Он был мерзкого розового оттенка, вкуса и запаха из-за импортного сиропа. Но консистенция была правильная! Я вцепился в продавщицу как клещ. Она молчала как партизан. Но я оказался энцефалитнее. Она открыла мне страшную тайну. Помните противный хруст дробленых льдинок на дне стакана? В этом вся хитрость. Молоко должно быть из морозилки! Если молоко из холодильника — ничего не выйдет. А в морозилке молоко легко переморозить, поэтому в коктейле часто попадались льдинки. Вот как все просто, когда знаешь. Я быстро обпился молочным коктейлем и миксер снова отправился пылиться в шкаф. Я часто делился своим открытием с продавщицами фуфловых коктейлей, но увы, интереса эта хитрость у них не вызывала. Не хочу, чтобы эта тайна ушла со мной. Вот она вам.

PS. Желательно молоко пожирнее — процентов пять. Но из морозилки — взобьется и трехпроцентное.

и всем доступен, любой вопрос решает за минуты.

Особенно я оценил легкость отправки в командировки. В другой конторе мне для этого приходилось 17(!) подписей собирать и плодить том документов. Возни на две недели. А тут сказка – устный минутный дебат. Я обосновываю, в ответ летят два-три вопроса. Точные, как акупунктура. Он вообще был молчалив. Вполне мог послать нахрен по итогам дебатов, вежливо.

Зато когда он молвил свое ОК и возвращался к просмотру матча, далее наступало чудо. От меня не требовалось ни единой бумажки. Все вертелось само. Я называл его секретарше день и час, не позже которого я должен был прибыть в тот или иной город, и не раньше которых оттуда убыть. С этих моих слов из ниоткуда появлялись: приказ о командировке, служебное задание, заявка на внешний сервис. Покупались авиабилеты, бронировался отель, организовывался трансфер, оплачивался оргвзнос конференции, виза и медицинская страховка – все это без моего участия. Меня спрашивали выбрать из пары готовых вариантов и что-то подписать.

Такой сервис доступен сейчас в России разве что ректорам крупных университетов. А я в общем-то просто менеджер среднего звена. Не по Сеньке шапка. Но люди быстро привыкают к хорошему.

Понял я, кого мы потеряли с прочной репутацией директора-бездельника, когда его очень нехорошо сместили и назначили нового. Молодого и ретивого. Вникал во все детали, завел исчерпывающие регламенты. Мы их месяца три писали в приказном порядке, но ни у кого сил не хватило дочитать продукцию соседнего отдела.

Сейчас он тоже история – давно уволили и его, и человека, его назначившего, и его начальника, и начальника его начальника. Запомнился игрой желваками и тем, что я заколебался прорываться в его кабинет по самым неотложным вопросам. Там всегда стояла живая очередь из других семи начальников отделов. Документацию по командировкам пришлось писать самому и собирать многочисленные визы. Устные дебаты, а надо ли ехать вообще, и зачем, растягивались до часа – чел явно был не в теме и с энтузиазмом в нее входил. Потом кончились пластиковые стаканчики в диспенсере для холодной и горячей воды. Потом и сама вода. Следом накрылся картридж цветного А3 принтера. Вскоре закончилась бумага и для обыкновенного. Начала рушиться сеть. Уволилась половина сотрудников. Впрочем, пятеро из них, самые красавицы, практически одновременно ушли в декрет. Две из них потом даже родили в один день. Во всех этих уходах новый начальник всерьез подозревал хитрую интригу предыдущего.

А у меня наступила ностальгия по прежнему директору-бездельнику. Созвонился, встретился с ним в ресторанчике. Поговорили за жизнь. Он теперь генеральный директор крупного издательства. "Да работы, собственно, никакой" — сказал флегматично – "сложившийся коллектив, хороший главный редактор. Выпуск сделает. А мое дело – чтобы _всегда_ была бумага для наших туалетов и для нашей газеты". Сказал именно в этом порядке. Именно с таким, очень мягким ударением.

— Футбольные матчи на новой работе по-прежнему смотрите? – ехидно спросил я.

— Ну да. А че там еще делать?

увлекается тихой охотой, тот меня поймет, какой это кайф насобирать корзину беляков. Особенно классно, как они растут семьями. Большие и маленькие, с коричневыми шляпками и толстыми белыми ножками. Когда мы с дедом ходили в лес, он как бывалый грибник рыскал по своим проверенным местам и собирал много белых грибов, ну а я довольствовался подберезовиками, сыроежками, груздями и прочим секонд хендом.

И вот первая моя мечта сбылась. Мама приехала из Киева и привезла мне подарок: кроссовки Адидас. И хотя это был наш, советский, но моей радости не было предела: легкие, удобные, красивые, а самое главное — какой престиж в глазах у сверстников. Теперь осталось осуществить свою вторую мечту и вздрючить деда по количеству грибов. Я подошел к деду в новых кроссовках и предложил пойти за грибами. Дед согласился, только сказал, чтобы я обул резиновые сапоги. Я был ошарашен. Сапоги были здоровые, жутко неудобные, натирали ноги. Я сказал, что не хочу их надевать, но дед был непреклонен. Я был очень злой и даже плакал. Но это были еще цветочки. Когда мы приехали на велосипеде в лес, то все началось по старому сценарию: дед находил белые грибы, а я только ходил рядом и с завистью смотрел в его корзину. Мы ходили по низинам, таким островкам леса, разделенных между собой высокой травой. И когда я увидел соседний островок, то я решил пойти туда сам. Я был уверен, что там будет много белых грибов, и мне удастся утереть деду нос. Я побрел туда с большой надеждой. И вдруг в траве я наступил на что-то скользящее и услышал шипение. Одновременно я почувствовал удар по сапогу. Посмотрев под ноги, я увидел большую толстую гадюку, которая уползала прочь. Я очень испугался и быстро побежал к деду. Услышав мою историю, дед оглядел сапог. След от укуса был чуть ниже голени. Дед с улыбкой посмотрел на меня и сказал: — Вот видишь... А если бы ты был в кроссовках?

PS. Не всегда наши желания приносят нам пользу.

и бьётся головой ему под лопатку.

— Твою же мать! — в сердцах матерится водитель. — Откуда тебя принесло?!

Снеговик молчит, дураковато улыбаясь и пьяно раскачиваясь на ветру. Водитель берёт его за шкирку, и идёт к кассе.

— До полного, и бабу свою заберите! А то улетит! — говорит он в тёмное окошко.

— Какую ещё бабу? — сонно доносится изнутри.

— Надувную! — показывает таксист на стоящего рядом снеговика.

— Это не наша баба! — отвечает оператор.

— Ну не ваша значит не ваша. — говорит водитель, и заправив машину уезжает.

Снеговик, покачиваясь на ветру, остаётся стоять в печальном одиночестве посреди пустой заправки.

* * *

К заправке снеговик действительно не имел никакого отношения. Полчаса назад его сдуло с козырька школы, куда накануне нерадивый захвоз закрепил его тяп-ляп. Целый день снеговик стоял, помахивая варежкой школьникам, а ночью, когда поднялась метель, сорвался с козырька и полетел. И приземлился на соседней автозаправке, напугав своим внезапным появлением полуночного таксиста.

Когда такси уехало, всеми брошенный снеговик ещё немного постоял у кассы, словно в ожидании сдачи, потом очередной порыв ветра подхватил его, поднял, и выбросил на шоссе, прямо под колёса проезжавшего мимо легкового автомобиля. Снеговика ударило бампером, потом лобовым стеклом, он взлетел высоко к небу, и скрылся с глаз в снежной замети. Девушка за рулём от испуга вдавила педаль тормоза в пол, машину занесло, несколько раз крутануло волчком на обледенелой трассе, и в конце концов вынесло в придорожные кусты. Без особого, к счастью, ущерба как для водителя, так и для автомобиля. Несколько секунд девушка сидела, приходя в себя, потом взяла телефон, вышла из машины, и отправилась назад, к месту происшествия. По дороге она набрала короткий номер, и когда оператор ответил, сказала:

— Здравствуйте! Я только что сбила человека!

Потом назвала своё имя и координаты места происшествия.

— Ждите! — сказал оператор, и повесил трубку.

Девушка сунула телефон в карман, и пошла по обочине в поисках пострадавшего. Но сколько бы она ни вглядывалась в пустое шоссе, в заснеженную обочину, ей так и не удалось обнаружить даже намёка на сбитого пешехода.

Не удалось это сделать ни подъехавшим вскоре гаишникам, ни врачам скорой помощи, тоже прибывшим по вызову. Более того, тщательный осмотр практически новенького автомобиля не обнаружил на нём ни малейших следов удара.

— Вы уверены? — спросили в конце концов гаишники у незадачливого водителя.

— Думаете я шучу?

— Ну, мало ли. Может вам показалось? Задремали за рулём.

— Я не задремала! Я просто не понимаю, откуда она взялась! Она выскочила прямо перед машиной! — сказала девушка и заплакала. То ли от стресса, то ли оттого, что ей не верят.

— Успокойтесь! Это что, была женщина?

Девушка всхлипнула, подумала, и сказала.

— Я не уверена. Мне так показалось. Она была в такой, знаете, белой шубе.

Гаишники меж тем помогли вытолкать машину из кювета, составили протокол, и вручили девушке.

— И что теперь? — спросила та.

Гаишники пожали плечами.

— Ну, поскольку второго участника происшествия обнаружить не удалось, то с нашей стороны к вам претензий нет. Разбирайтесь со страховой. И будте пожалуйста внимательнее на дороге!

Уехала невостребованная скорая. Уехала машина ГАИ. Последней, крадучись, скрылся из вида автомобиль с девушкой за рулём. И снова всё погрузилось в снежное небытие. А снеговик, незадачливый и неопознанный виновник происшествия, ещё какое-то время полетал по окрестностям, повинуясь порывам ветра, и наконец приземлился во дворе какого-то частного дома.

* * *

Утром, когда метель улеглась, и выглянуло морозное солнышко, на крыльцо дома выкатился крепко укутанный карапуз лет четырёх. Накануне до поздней ночи они с отцом катали снеговика. Снеговик получился огромный, почти с папу ростом. Они сделали ему красивый нос из настоящей морковки, которую выпросили у ворчащей мамы, а на голову надели настоящее старое ведро. И теперь малышу не терпелось посмотреть, не случилось ли со снеговиком что нибудь за ночь. Карапуз скатился с крыльца, пару минут постоял, тараща широко распахнутые глаза во двор, а потом с криком "Мама! Мама! " бросился обратно.

— Мама! Мама! — кричал он, вбегая в прихожую. — Наш снеговик женился!

— Женился!? — рассеянно переспросила мама с кухни. — На ком женился?

— На ком, на ком! — возмутился малыш. — На снеговихе естественно!

— На какой ещё снеговихе? Что ты выдумываешь, сынок? — стараясь скрыть раздражение ответила мама.

— Что я выдумываю?! Иди сама посмотри!

Обреченно вздохнув, мама накинула куртку и вышла вслед за малышом во двор. Зрелище, которое открылось её глазам, было достойно умиления. К крепкому снежному боку слепленного вчера снеговика нежно прижималась почти точная его копия. Только поменьше ростом, и надувная. Да в отличие от настоящего снеговика, лицо которого имело суровое мужское выражение, копия счастливо лыбилась, как невеста на свадебной фотографии.

— Ты утром, когда уезжал, ничего странного во дворе не заметил? — спросила мама, позвонив папе на работу.

— Да вроде нет... — подумав, ответил папа. — А что случилось?

— Я вам говорила вчера, что лепить нужно двух снеговиков?! Говорила, что одному снеговику будет скучно?!

— Ну, говорила. И что?

— Почему вы меня никогда не слушаете?!

— Господи, да что случилось-то? !

— Этот ваш снеговик ночью приволок себе откуда-то надувную бабу!

то мне было предложено войти в бюро райкома ВЛКСМ, на это предложения сотрудник райкома мною был предельно вежливо послан подальше – в колхозе работы полно, да и дома скотины полно, огород 40 соток – некогда на заседаниях языком молоть.

Райкомовские на меня затаили злобу.

Субботний вечер мая. Мы всей родней сидим в саду под цветущими яблонями за богато по-деревенски накрытыми столами. Отмечаем рождение моей племянницы. Водки за столом нет, в водочных бутылка налита самогонка. Гнали мы ее из сахара – Товарковский сахарный завод в пяти километрах.

Смеркалось прямо как по Задорнову. Мы уже в подпитии, песни под гармошку поем, а они идут мимо забора. Участковый, еще один мент, председатель сельсовета, и по представителю от двух райкомов – партии и комсомола. Пьянство по деревне искореняют. А у нас разгар веселья, да с самогоночкой.

— Как так – посевная а они вино пьянствуют? И не волнует, что у людей праздник. Комсомолец, как самый молодой (другие постарше, поумней) был послан к нам за забор с целью прекратить нарушения безобразий, но был с позором выставлен за пределы территории (пинком).

Это был тот же самый комсомолец, и он меня запомнил.

Получил я строгий выговор с занесением в личное дело за "пьянку в разгар посевной". Получил заочно, на собрание меня не вызвали.

Ладно.

В те времена райкомовские комсомольцы бухали больше и чаще всех. А хрен им делать – рабочий орган у них один, и то язык. Причем они не просто пьянствовали, а устраивали оргии – Тополь в своей книге "Россия в постели" сотую долю процента описал. Но на территории района комсомольские вожаки не светились, а всем райкомом уезжали бухать в соседние районы, где их якобы никто не знает…

В этой команде у меня был осведомитель. Работала там машинисткой жена моего друга, которая в пьянках временно не принимала участие по причине седьмого-восьмого месяца беременности. Чем ее обидели в райкоме, не знаю, но она меня информировала конкретно – где будет райкомовская пьянка, с кем, сколько будет выпивки и какой.

Первая моя засада прошла вообще отлично. У меня было фоторужье "Фотоснайпер ФС-3", оно и сейчас в целости. Снимал метров с двухсот. Ночью приехал в райцентр. Фотки комсомольской пьянки-гулянки приклеил клеем БФ на стенд "Они позорят наш город".

Реакция райкома КПСС, обкома ВЛКСМ была соответствующая. Посыпались выговоры на комсомольские головы. Фотографа не вычислили.

Через три недели утихло, и райком ВЛКСМ, решает выехать на оргию вообще за 100 км – на Велегож. Заложила мне их машинисточка.

Оп-па.

Участковым там мой одноклассник.

Договорились с ним, он ещё тройку ментов привлек.

Приехали в разгар комсомольской оргии на двух уазиках с решетками, все как положено: опись, прОтокол, сдал-принял, отпечатки пальцев, вытрезвитель, аморалка. Да еще рецидив. Жалко, сфотографировать ночью не получилось.

Через день машинистка печатала приказы о приеме на работу новых комсомольских вожаков. Всех убрали, кроме нее.

А вы не пейте.

Лев Николаевич, и работаем, да нас нигде не печатают – не берут…

– Как, не берут? – изумился граф, – ведь вы, А. , несомненно талантливый человек, и вы, Б. , и вы, В.

– Все мы талантливы по вашему мнению, Лев Николаевич, – отвечали ему, – а нынешние редакторы изданий этого не находят.

Граф не хотел верить возможности такого грустного явления в печати, как полное отсутствие критического анализа у редакторов, и решил проверить его сам…

Для этой цели он написал небольшой рассказ и послал его в редакцию какого-то журнальчика, подписавшись вымышленным псевдонимом…

Недели через две граф лично отправился узнать участь своего произведения…

Редактор принял его довольно сухо и с первых же слов сообщил, что рассказ напечатан не будет!

– Почему? – спросил Лев Николаевич…

– А потому, – отвечал редактор, – что все написанное вами свидетельствует о полнейшем отсутствии у вас не только малейшего беллетристического таланта, но даже простой грамотности… Признаюсь, любезнейший, – добавил он фамильярно, – когда я читал присланную вами ерунду, то был вполне уверен, что это написано еще совершенно "зеленым" юношей, а про вас этого никаким образом сказать нельзя… Нет, уж вы лучше бумагомарание бросьте – начинать в ваши лета поздно. Ведь вы раньше ничего не писали?..

– Писал…

– Вот как?.. Что же вы писали – признаться, "писателя", носящего вашу фамилию, я не слыхал…

Редактор совершенно бесцеремонно расхохотался прямо в лицо графу…

Тот отвечал ему спокойным тоном:

— Под присланным к вам рассказом я подписался псевдонимом… Вы, может быть, слыхали мою настоящую фамилию: я Толстой… Написал несколько вещичек, о которых прежде отзывались с некоторым одобрением, например, "Войну и мир", "Анну Каренину"…