Детские истории #школа

же крайне эффективная система борьбы с взятками - я ни разу не слышал, что бы кто-то из учителей брал деньги. А директору, бывшему совладельцем, это было просто неинтересно. Так вот, ученики, учившиеся на все «отлично», платили в квартал сумму около 50 долларов – даже по тем временам для Москвы эту сумму могла легко потянуть практически любая семья с 2 работающими на более–менее сносной работе родителями. Те, у кого было до 2 четверок, платили уже 100 долларов. 3 «четверки» - 150 долларов. Вся школа собственно держалась на «троешниках», родители которых платили за обучение суммы в тысячи долларов в квартал, и ещё на одном парне. О нем нужно рассказать отдельно. Я ушел из этой школы в 1998, но много общался со своими одноклассниками. И никто так и не смог мне объяснить, что это за парень и откуда он такой взялся. Дело в том, что ни папа, ни мама этого «чуда» не производили впечатления более – менее состоявшихся в «новой жизни» людей. Сам же он явно страдал недетскими отклонениями. Не говоря о том, что это чудо ходило в отличие от всех учеников в спортивных штанах и майке ( но при этом вид имело не бандитский, по тогдашней моде, а скорее деревенско-спортивный, до того вид его был смешон), так ещё наш дорогой шестиклассник систематически поливал одноклассников отборным матом, дрался ногами по малейшему поводу и донимал окружающих без него. Но главным достижением был забег за физруком со спущенными штанами и криками о предстоящих развратных действиях по отношению к оному.

Когда же делегация родителей пришла к директору просить отчислить нашего героя, тот, потупив взор, попросил подождать, пока они найдут ему замену, ибо его семья неким немыслимым образом обеспечивало почти треть бюджета школы, и отчисление парня увеличивало финансовую нагрузку на семьи лучших учеников в разы.

было выторговать пяток «Ирис Кис–Кис» или пару «Коровок».

Правила там были накрученные, да еще и отличались от класса к классу, но база была похожа: фант ложился на раскрытую ладонь, кончики пальцев ударяли снизу о парту, фант подпрыгивал и падал на столешницу. Следующий игрок повторял это движение. Если его фант накрывал предыдущий, то оба фанта доставались второму игроку, если просто падал рядом, то в дело вступал третий игрок и. т. д. Или по кругу…

Те, кто помнят, как «часто» тогда ели конфеты, понимают и ценность фантиков.

Так вот, одна щедрая девочка, глядя на пацанячьи драки из–за кусочка бумажки, принесла в школу два аккуратных рулона фантиков. Нате! Режьте! Мы и не сразу поняли, что это за яркие ленты. Ее мама работала на шоколадной фабрике, расстаралась для дочки.

Все! Ценность всех фантов в школе упала до нуля. Все перешли на «Чики» — крышечки от бутылок, где самой крутой была пробка от коньяка «Наполеон» с буквой «N» и вензелями по краям.

Кстати, благодаря этой девочке я узнал и еще одно новое слово. В конце сентября мы с классом отправились на экскурсию в заповедник «Столбы». Каждый из детей, как учительница и просила, взял с собой какую–то еду. Девочка взяла конфеты. Шоколадные. В прозрачной обертке. По–моему, на них даже названия не было. Раскусываешь конфету, а там сказочная амброзия – чистый, как стекло, мармелад.

— Что это за чудо и где такое берут? – к моему вопросу присоединилось пол класса.

— Нигде не берут, — свысока ответила девочка. – Эти конфеты делают на экспорт!

— На кого?

— На экспорт. Их продают на Запад за большие деньги! Или за золото!

Ну да… Эти конфеты стоили золота. Проклятые капиталисты!

Во-вторых, он часто пользовался морзянкой, что тоже больше типично для коротковолновиков, чем для ультракоротковолновиков. Но главное не это. Главное, что мальчишку в школе за его увлечение гнобили все, кому не лень.

Гнобили другие школьники: "ты нас этой штукой облучаешь", "ты своей морзянкой западным спецслужбам секретные сведения передаёшь". Гнобили учителя: "что-то ты больно молодо выглядишь для родившегося в эпоху динозавров".

Петю били. У него отнимали станцию и разбивали. А наутро он приходил с починенной, как будто новой.

Он всё успевал. И связи проводить, и уроки делать. И этим страшно злил как учителей, так и своих же родителей. Они ведь спали и видели, как "хобби мешает учиться". А практика расходилась с реальностью.

Петя пытался читать в школе лекции по любительской радиосвязи. Пытался обучать всех морзянке, чтобы сами убедились, что он никаких секретных сведений никому не передаёт. А ещё рассказывал, что в случае стихийного бедствия любительская радиостанция может оказаться единственным работоспособным средством связи.

А в ответ над ним смеялись. Каждую перемену дети водили вокруг него хороводы и пели:

- Радист! Радист! Ты садист или нудист? Радист! Радист! Ты садист или нудист?

Когда им надоедало, начинали петь на другие лады:

- Радюшка! Радюшка! Садюшка иль нудюшка? Радюга! Радюга! Садюга иль нудюга? Радюнька! Радюнька! Садюнька иль нудюнька?

Но вот однажды это самое стихийное бедствие случилось. Землетрясение! Под завалами оказалось несколько классов. Сотовые не работают - базовые станции разрушены. Тут-то и вспомнили дети и учителя про Петю:

- А помнишь, ты нам говорил, что твоя бандура может безо всяких базовых станций работать?

- Ну, помню.

- Слушай, а вызови МЧС.

- А не будете говорить, что я вас облучаю?

- Не будем, только вызови.

- А что я западным спецслужбам морзянкой секретные сведения передаю?

- Не будем.

- А что я своей радиостанцией сам это землетрясение и устроил?

- До такого мы не додумались, ладно, примем на вооружение. Но так уж и быть, не будем.

- А на мои лекции ходить будете и морзянку учить?

- Будем, вызывай давай!

Взял Петя радиостанцию и связался с ультракоротковолновиком соседнего населённого пункта, где телефонная связь работала. Сообщил о случившемся, а тот позвонил и спасателей вызвал. Приехали спасатели и всех до единого из-под завалов вытащили. И учеников, и учителей.

Теперь Петю больше не гнобят. Многие школьники и учителя сами стали ультракоротковолновиками. Родители Пети тоже ими стали. На его лекциях всегда аншлаг. А ещё он оказался первым в школе учеником, попавшим на доску почёта. До этого на неё попадали только учителя.

меня в страну приключений, которые она же к себе и притягивала. Немудрено, что она за это страдала и вынашивала планы мести. Отец её бил смертным боем (иногда действовало, но не долго).

Если отца я мог понять и простить в силу его статуса, то посторонние вмешательства в моё воспитание были чреваты "акциями возмездия" этим маргинальным педагогам, нихрена не смыслившим в педагогике. Больше всех преуспел в этом местный "Макаренко" . Дяденька был весьма скверным. К своим 40-ка годам он нажил сомнительную репутацию не в меру правильного "стукача" и гордо называл это проявлением активной гражданской позиции. Смысла этой фразы он скорее всего не понимал, но я точно знаю откуда он её почерпнул. Так как у дяденьки не было телевизора, он запоем читал газеты преимущественно в сортире. Его стремление к знаниям было настолько сильным, что в позе орла мог сидеть очень долго.

Самым гнусным поступком этого человека была демаскировка нашего укрытия оборудованного специально для прогуливания школы. Берлога была неказистой, но функциональной. А находилась она в заброшенном доме недалеко от школы. И если бы не этот злопёрдыш, явка ещё долго существовала. Этого простить было нельзя...

После неприятной беседы с родителями (опять же через жопу), я срочно созвал соратников на внеочередное совещание. Боевой клич был услышан. Совет стаи постановил подвергнуть подлеца aн@льной каре через расстрел. Обострённое чувство справедливости было катализатором гениальной идеи.

Несмотря на то, что хотелось отомстить, операцию готовили тщательно. Мы не имели права на ошибку. После рекогносцировки было решено выбрать самое слабое место-сортир. Разведка доложила, что одиноко стоящее здание на заднем дворе весьма ветхое и с большими дырами (этакая вентиляция местного гения) отлично подходило для операции. Сама конструкция строения подсказала идею катапульты. Туалет был слегка наклонён, под него просунута доска. Один конец доски был в яме с говном, а другой на улице. осталось только ждать, когда жертва сама зарядит катапульту.

Часа Х ждали долго. Нас распирало чувство скорой расправы, что выражалось диким ржачем и фонтаном новых идей на план "Б". Наконец таки говнюк решил сбросить балласт. Шёл он оглядываясь, будто что-то заподозрил. Этакий, с@ка, осторожный лев. Но зов природы оказался сильнее осторожности. "Подсудимый" вошёл в здание "суда", не зная того, что приговор уже вынесен заочно и обжалованию не подлежал. Сидел он долго (выносливый). Напряжение росло, губы кусали чтобы не смеяться и вот наконец раздался характерный шелест газетной бумаги. Прозвучала команда "Огонь". Что происходило в здании суда мы не видели, но отчётливо был слышен характерный шлепок и крик раненого в жопу слона. Мы считали его условно убитым так как жопа является наиважнейшим органом человека, ведь к ней крепится позвоночник и остальное навесное оборудование.

Месть злопёрдыша была страшна, но оно того стоило. Отец перед тем, как меня о[ман]дюлить ржал аки конь. Я прикладывая мокрый компресс к жопе думал, что всё это не зря.