Свежие истории от 24 февраля 2010

— замести, побелить, подкрасить. Недели за две перед праздником бабушка обнаружила, что ее запасов не хватит для этой цели, поэтому было решено, что в ближайшее воскресенье дед отправится на базар за покупками.

Дорога неблизкая (35 км в одну сторону), поэтому дед к полуночи уже был в пути. Надо сказать, что стояла ранняя весна, ночью подмораживало, а днем бездорожье, смесь талой воды со снегом.

К восходу солнца дед успел купить все, что наказано, аккуратно сложил покупки в мешок (поклажа получилась весом за 30 кг) и отправился в обратную дорогу.

Где-то на полпути его подобрал на сани знакомый из соседней деревни.

Дед удобно расположился, снял сапоги, чтобы ноги немного отошли, и начал потихоньку подремывать. Когда до села оставалось совсем недалеко случилась авария. Сани на повороте перевернулись и дед вместе со своим скарбом плюхнулся в лужу. Со сна сначала ничего не понял, а когда очухался, то услышал подозрительное шипение, которое раздавалось из мешка.

— Известь!!! — смекнул дед. — Если воды не добавить — пропадет, зря ноги бил в такую даль.

Подхватив мешок на плечи, сапоги в руки (обуваться некогда!) дед со спринтерской скоростью почесал домой.

Тем временем у бабушки собрались на посиделки соседки. Чесали языками, сплетничали, благо в те годы еще ни радио, ни телевизора не существовало. В разгар какой-то истории о пожаре в хату влетает дед, босой, без шапки, и, со словами — Сидите!!! Горит!!! Воды-ы-ы!!! — грохнул на пол мешок из которого валил то ли дым, то ли пар.

Соседки пулей выскочили из хаты, чуть не затоптав деда.

— Лександр, что горит, нигде ни дыма, ни пламени не видно?!

— Дуры!!! Известь горит!!! Давайте воду быстрее!!!

Общими усилиями большую часть извести удалось спасти.

Недели две бабушка ставила примочки от ожогов (вся спина у деда была в волдырях), нашла шапку, которую дед потерял впопыхах.

Зато на Пасху наша хата сияла свежевыбеленными стенами и голубыми ставнями!

– самогонщиками стали даже те, кто пил интеллигентно "по праздникам".

И в это время случился в моей семье праздник. Сейчас подсчитала, поняла, что это был день рождения мамы. Ну, как не отметить, если ягодка опять?

И если день рождения летом. В июне. И, все помнят. И, все придут. А водку достать не так-то просто, но позвонив иванпетровичу, юрьборисычу, зиночке, людмиле, васильандреевичу, папа раздобыл пять бутылок водки. А вино? Вино обещала привезти из Тбилиси папина грузинская родня, собиравшаяся на мамин день рождения. Но, поговорив с соседом Витькой-китайцем (да-да-да – самым настоящим Чжан Юн Дином, а в простонародье отзывавшимся на "Витька-китаец" – это сейчас никого китайцем на просторах Родины не удивишь, а тогда!...), папа пришел домой расстроенный. Витька его убедил, что пять поллитровок "да, шо там пить? "

Потом пришел второй сосед – Дядьтоля. Красномордый, добродушный, с приклеенной цыгаркой к нижней губе, вечно под небольшим кайфом — легендарный Дядьтоля. Нос Дядьтоли выдавал эксперта по возникшему в нашей семье вопросу. На мелком, подвижном лице, с блеклыми голубыми глазами, серо-буро-коричневыми бровями, дряблыми в розовых прожилках щеками торчал ОН. Нос. Нежно-малинового цвета. Крупный, мясистый, слегка с левосторонним уклоном, и торчащей из него порослью. Нос был словно пересажен с другого лица, настолько не вписывался в параметры...

— Не, Сенька! Я те грю – нихрена не хватит пять бутылок. Самогон варить надо! – тут на глаза Дядьтоле попалась я и он, сфокусировавшись, словно наклонясь из-за носа, выдал – во, у вас же зять химик – пусть спи... принесет с работы охладитель, змеевик, я тебе помогу – мы соберем аппарат, и будет праздник, как у людей... — Дядьтоля тоской посмотрел на пять выстроенных на полу у холодильника бутылок водки.

— Толя, посадят же, за самогон! – испуганно, но азартно сказал мой интеллигентный папа.

— Них[рена]! — бескомпромиссно заявил Дядьтоля (папа вздрогнул, и посмотрел в мою сторону) — Не посадят! – Всех не пересажают.

— Ну, я ж никогда такого не делал! – все еще сомневался отец, но чувствовалось, что он уже совсем не против попробовать собрать самогонный аппарат...

Пока Дядьтоля и папа, с советником Витькой-китайцем, колдовали над аппаратом, мама собрала рецепты – "самого лучшего, чистого, как слеза младенца"... Рецептов было немало. Прав был Дядьтоля – всех не пересадили – соседки, мамины коллеги по работе, знакомые знакомых – знали КАК и из чего гнать самогон. Оказалось из всего – чуть ли не из табуреток, как утверждал один известный герой. По вечерам родители шептались – что, мол, совсем с ума сошли, совсем уже опустились – стыдно-то как — самогонщики! Но, приходил день, а с ним и Дядьтоля, с самого утра с подозрительно блестящими глазами, запахом перегара, кепочкой набекрень, и Витькой-китайцем, за компанию.

— Бобрихин самогон крепкий, но мутный, — говорил ДядьТоля тоном не терпящим возражений, хотя ему и так никто не собирался возражать.

— Угу-угу, — кивал Витька-китаец и затягивался крепкой "Примой".

— У Верки-полицайки – хорош, но она, с@ка, не дает рецепта – из пшеницы, видать, гонит, и по пятерке – продает! Совсем охренела нахбля, но все равно дешевле водки... – Дядьтоля помахал кепочкой над головой, разгоняя синий дым от сигарет. На голове у Дядьтоли под кепочкой оказалась пегая поросль, скомканная, как неубранная постель. Серая и пыльная. Он повернулся ко мне и улыбнулся – ну, че – молодоженка? Мужик-то где?

— В Москве, — буркнула я и отвернулась.

— В Мааасквееее... Ученый он у тя больно. Опять учится?

— Ну, что ты к девчонке пристал, Толя – давай, сколько сахару нужно для вот этой бражки... — Папа держал исписанный крупными буквами листок из тетрадки в клеточку.

В один прекрасный день самогонный аппарат был готов. Бражку решено было делать по "старинному рецепту" который Дядьтоля, якобы рискуя жизнью, "скрал" у сватьи Томки. Из гороха. Да. Да. Да. Из гороха.

"Процесс пошел", говорил Михаил Сергеевич Горбачев. Но совсем по другому поводу.

— Процесс пошел! – радостно хлопнул в ладоши Дядьтоля и глаза его загорелись, при первых каплях живительной влаги капнувших из конденсатора в кастрюлю.

— Пошел, процесс! – Витька-китаец принюхался и улыбнулся золотыми зубами.

Первый блин был совсем не комом. Самогон удался. Да так, что папу, Дядьтолю, Витьку-китайца, подошедшего на запах маминого брата Гришку, и соседа справа — новенького на нашей улице, недавно купившего сгоревший остов дома бабы Мани хозяйственного Федора, после первой дегустации решили с нашей кухни по домам не разносить. Оставили спать там, где они уснули крепким, горячим сном, не обращая внимания на тормошения жен и мамины недоуменные вопли:

— Сеня! Боже мой! Сеееееняяяя!

Обо всех этих перепитиях – во всех смыслах этого слова — я не знала, так как мы, молодожены, жили отдельно – снимали квартиру, и я, назавтра, приближаясь к дому родителей увидела странную картину...

По обочинам улицы валялись... я пригляделась – птицы! Вороны, голуби, воробьи. Вверх тормашками. Птиц было много. Много-много! Человек сто. Или даже сто пятьдесят. Птицы валялись с растопыренными вверх ногами, клювами на бок... Это было очень страшно. Очень. Страшно. На дрожащих ногах я доползла до калитки, влетела во двор и завизжала. На мой вопль выскочила мама, я визжала и показывала пальцем на улицу... Мама выскочила за калитку, я услыхала, как хлопнула калитка у соседа Витьких-китайца, перестала работать бензопила у Федора, народ собирался у нашего дома и через несколько минут раздался хохот... Смеялись всей улицей, с подхлипами, с прихлопыванием по бокам, с закашливанием.

Как выяснилось, остатки самогона, после фуршетной ночи на маминой кухне, утром разлили по бутылкам. К этому ответственному делу ни Дядьтолю, ни Витьку-китайца, ни даже папу не подпустили. Его отправили под колонку — мыть самогонный аппарат. Остатки перебродившего гороха, по совету опять таки, правильно, Дядьтоли, решено было выбросить прямо на дорогу. На нашей деревенской улице асфальта не было. По дороге ездили одна-две машины в год. Ну, хорошо, не "в год", но редко. Горох – натуральный продукт, как подтвердил Дядьтоля, и них... ничего с этой дорогой не станет! Перебродившего гороха наклевались все окрестные птицы и попАдали в алкогольное опьянение – опять таки, в буквальном смысле – попАдали.

Прошло несколько часов и птицы начали трезветь, и попытались взлететь. Вороны разбегались, вихляя туловищем, рискуя клювом воткнуться в землю и свернуть свои сине-черные бошки. Воробьи летели восьмеркой, а голуби шли, спотыкаясь к луже, к их счастью, оказавшейся рядом с их пиршеским столом. У голубей был сушняк. Голуби наклонялись к луже попить, и некоторые из них, не удержавшись на ногах, заодно принимали ванну. "Пить надо меньше. Надо меньше пить!" — прыгал на одной ножке, пытаясь сбросить остатки наваждения, воробьишка.

Больше самогон родители никогда не гнали. Аппарат подарили Дядьтоле, который в благодарность каждый раз после очередной прогонки приволакивал "гостинец" в виде мутной бутыли, заткнутой тряпочной пробкой. И "пьяный горох" на дорогу больше никто не выбрасывал.

маневр под названием разворот. И уж было совершил Коля сей маневр, да вот несчастье — попался нам по дороге пепелац под названием трамвай. Вернее мы ему попались.

До сих пор не понимаю, как мы могли его не заметить, но факт остается фактом. Касание было легким. У Колиной шестерки помято левое переднее крыло, у трамвая чуть согнулся, даже не знаю как это назвать... вобщем та фигня в которую упирается при закрытии передняя дверь.

Из трамвая выскочила весьма решительно настроенная дама. Уж не знаю чем она грозила Николаю, видимо обещала напрочь задавить левой грудью. Вобщем в результате разговора мы в гордом тандеме направились в трамвайный парк.

Вот это я запомнил на всю жизнь. Заехали под огромный навес. Вагонная дама свистнула и после некоторой паузы, практически из-под земли (видимо из смотровой ямы) появилась ФЕЯ. Она была в мини юбочке и прозрачной блузке. Портило ощущение волшебства лишь отсутствие значительной части колготок на ножках нашей феи и странно-синусоидальная траектория движения. С разочарованным лицом и походкой колоритной дамы из фильма Кин-Дза-Дза фея исчезла. За ней из той же ямы с еще более разочарованными лицами появились трое... нет, это были не слесари, это были Артисты! Если дальнейшую сцену видели бы театральные деятели, эта троица тут же была бы представлена к звания самых заслуженных народных артистов. Мгновенно вникнув в ситуацию они начали спектакль. Именно спектакль, а не банальное выхмурение денег. Они бегали вокруг трамвая, гладили его руками, бросали на землю шапки, причем это все сопровождалось просто душераздирающими стенаниями из которых следовало, что еще утром это был самый лучший, самый прекрасный трамвай Челябинска, да что там Челябинска — всей России. И вот теперь, по Колиной вине, он безвозвратно погиб в расцвете своей трамвайной жизни без всякой надежды на реанимацию! Минут через 10, когда трамвай стал заметно чище от пролитых на него слез, а пол вокруг него был усеян клочьями выдранных волос, занавес был опущен фразой Коли:

— 100 хватит"?

Мгновенно артисты замерли. После легкого раздумья, старший изрек неопровержимую истину:

— Сто на троих не делится, 120 делится

Однако после контрдоводов нашей стороны о том, что 90 тоже на 3 делится мы достигли консенсуса в размере первоначальной суммы.

Вобщем челябинские мужики не только суровы, но и в слесарях трамвайного депо теплятся таланты достойные большой сцены...