Смешные истории

об образовании. Удалось найти только свидетельство об окончании восьмилетки.

В те суровые времена его отправили "доучиваться" в вечернюю школу. А он и не сопротивлялся — один оплачиваемый выходной в неделю никому не повредит. Одно "но" — в вечерней школе приходилось косить под дурачка, что было удобно делать, сидя на "камчатке". Соседом был забулдыга-дворник, все время спавший на уроках.

Однажды учительница математики объясняла, что площадь круга равна квадрату радиуса, умноженному на число "пи". Бывший аспирант ее не слушал. Училка решила его проверить и, подкравшись, громко спросила чувака, чему равна площадь круга.

Тот, погруженный в свой диссер, рассеянно буркнул невпопад: "Пи... " (это не мат, а буква греческого алфавита, обозначающая в математике отношение длины дуги полуокружности к диаметру).

Класс закатился счастливым хохотом здоровых людей, столкнувшихся с дурачком.

Когда до чувака дошли ехидные комментарии учительницы, сетовавшей на непроходимую тупость учеников, и упреки Создателю, сославшему ее в школу рабочей молодежи, аспирант впал в ярость.

Выйдя к доске, он расписал ее двойными и тройными интегралами, изобразил предельный переход под знаком интеграла и блестяще доказал, что площадь круга на самом деле равна "пи", а не "пиэрквадрат", как ошибочно написано в учебниках для средней школы.

Рабочий класс впал в анабиоз, оцепенев под шквалом формул и непонятных терминов, а потрясенная учительница едва слышно прошептала, обращаясь скорее в вакуум, чем к присутствующим: — Разве это возможно?

На ее предсмертный хрип внезапно отозвался сосед нашего героя, тот самый забулдыга-дворник, мирно дремавший под яростный стук мела по доске: — Чувак, — сказал он, окинув беглым взором исписанную мелом классную доску. — Предельный переход под знаком двойного интеграла в третьей строке сверху на левой стороне доски запрещен. Он расходится...

ВДВ. Служили в одной роте и даже взводе, говорят, что близнецов и двойняшек разлучать нельзя. Помимо всего этого, братья имели не только отменное здоровье, но и весьма острый ум с таким же довольно острым языком.

— Завтра у вас первый прыжок, ВДВшниками вы еще не станете, но парашютистами точно! — объявил им взводный. Отделение братьев было одно из первых. Выпускающий из другой роты, в самолете на автомате прочитал им инструктаж, взвыл двигатель и самолет взмыл в небеса. Загорелась лампочка, выпускающий открыл дверь, выглянул вниз и рявкнул:

— Первый пошел!

Первым был один из братьев, но выпускающий об этом не знал. Для него это был просто воин, которых он выпустил уже сотни. Правда в глаза бросился здоровый красный шнобель и то, что воин как всегда на первом прыжке раскорячился в дверях. Ну, а что, очково ведь. Исходя на крик:

— А парашют точно раскроется, точно!? — крик уже переходил в истерику, но выпускающий знал свое дело туго. Просто выбив с хорошего пинка воина наружу, глянул и крикнул:

— Второй пошел! — потом крикнул третьему и четвертому, — приговаривая — с почином, салабон! — Или что-то в этом роде. Его крик оборвался только на пятом. Нет, он успел выкрикнуть — пятый пош... — и замолчал. Потому что на него смотрел тот же с красным шнобелем, которого он выпустил пару минут назад. Выпускающий сконцентрировался и хотел уже договорить слово, но второй брат-бульбаш не дал ему этого сделать:

— Парашют не раскрылся! Давайте попробуем еще раз! Пинать не надо, я сам! — и шагнул в отрытую дверку.

Остальные из отделения прыгали уже без команд выпускающего.

Юрке деньги позарез нужны в этой Германии..

Она уже 7 лет не видела сына. Как уехал тогда с женой.. Звонит только, когда что-то нужно. Вот теперь деньги понадобились. Требует. А у Нины только однушка в хрущёвке в Измайлово, да эта дачка..

Раньше жили они большой семьёй в просторной трёхкомнатной квартире в Сокольниках. Были живы ещё нинины родители, был жив любимый муж. Когда Юрка вырос и женился, а Нина овдовела, сын настоял на размене квартиры. Нина смиренно переехала в однушку в чужой район. Потом Юрка с женой засобирались в Германию и продали своё жильё.

Нина осталась одна. 6 месяцев в году она проводила на даче, где прошло её детство, где цвёл весной маленький яблоневый и сливовый сад, благоухала сирень и жасмин.. Где было счастливое общение с состарившимися друзьями детства..

Продать дачу было для Нины концом жизни. Но сын — есть сын. Выхода не было. И Нина смирилась.

Купить этот клочок земли с крошечным стареньким домиком мгновенно согласился сосед Нины Колька. Сорокалетний добрый сосед, ровестник Юрки, с которым сын здесь рос, играл, гонял на велосипеде.

Оформили документы. Вырученные деньги Нина тотчас перевела сыну. Прибрала дом и участок и кликнула через забор Кольку, чтобы отдать ключи.

— Теть Нин, — пробасил Колька, — Значит так! Я бумажку подписал. Живите сто лет — дача ваша. Только продать вы её больше не сможете. Для меня эти деньги роли особой не играют, а Юрке вашему хватит вас доить! Ненасытные они с женой.

настоящее чудо – суперэлитная машинка фирмы Ремингтон, старинная уже для того времени.

Работа на такой машинке доставляла физическое наслаждение.

Приятель был в самом отличном расположении духа – у него недавно родился сын первенец, и у сына всё было хорошо. Приятелю стало жалко никому не нужную машинку, и он забрал её с собой. Но он был человек занятой и уже давно работал на компьютере. Он так и не придумал, что с ней делать, а выбросить её снова рука не поднималась.

Машинка была отправлена в кладовку и там напрочь забыта.

Но через несколько месяцев у его сына начались резаться зубы.

Младенец орал день и ночь напролет, качественных обезболивающих гелей в те дикие времена в нашем городе не было. Родители перепробовали всё, чтобы облегчить его страдания, но неожиданно победила пишущая машинка – когда широкое лицо отца склонялось над колыбелью и улыбалось, начиналось мягкое похожее на дождь шлепанье клавиш и мелодичный перезвон каретки.

Эти звуки были такими музыкальными, как будто машинку настраивали Шопен и Моцарт.

Младенец успокаивался и улыбался в ответ.

Но вскоре машинке и в этом нашлась замена – дела приятеля шли в гору, и он осуществил уже свою детскую мечту – купил музыкальный центр Грюндик, невольно разрекламированный в своё время еще Высоцким. Помимо прочих радостей, этот центр мог всю ночь напролет играть произведения классики, успокаивая ребенка гораздо лучше.

Через три года они перепродадут этот центр по дешевке, потому что он морально устареет – в нем не было CD. Но тогда, в 92-ом, этот центр царил в квартире. Против такого конкурента у бедной машинки не было ни единого шанса. Её первое неожиданное применение на этом закончилось.

Она снова отправилась пылиться в кладовку, пока сын приятеля не нашел её там, будучи уже почти трёх лет от роду. Машинка весила две трети от его собственного веса, поэтому он даже не пытался вытащить её наружу.

Осваивал он её прямо в кладовке. Не знаю, подглядел ли он по телевизору или догадался, но он сам вставил в машинку чистый лист бумаги, прокрутил его и нажал на клавишу.

Затаив дыхание, следил он за тем, как серебристые литеры взлетают словно ракеты и оставляют на чистом листе крошечные отпечатки тех самых букв, которые он видел на клавишах. Но влюбился он в неё, думаю, снова в ту минуту, когда раздался первый тихий перезвон конца строчки – потому что в этот перезвон невозможно было не влюбиться.

С этого дня начался новый звездный час машинки – в ответ на просьбу сына отец вытащил её из кладовки, водрузил на самое почетное место и подарил сыну в полное распоряжение с единственным условием – не ломать. Машинка стала первой серьезной взрослой вещью в жизни этого мальчишки. Поскольку ломать её было нельзя, ему оставалось придумать для неё тысячу разных игр. Помню наверняка только одну из них, потому что сам играл в неё с ним, причем с удовольствием – на листе бумаги рисуется множество мелких танчиков, каретка поднимается, чтобы нельзя было точно прицелиться с её помощью, после чего прицел наводится на глаз прокруткой и пробелами.

Мы расстреливали эти танки по очереди буквой "х", хотя конечно возможны варианты.

Использовать машинку по прямому назначению он научился в четыре года не потому, что был вундеркиндом – у него не было другого выхода. Его отца крупно подставили и увезли туда, куда не доходит электронная почта.

Конечно, можно было распечатывать письма и с компьютера, но к отцовскому компу ребенка не подпускали – мониторы той далекой эпохи били по глазам нещадно. А от руки писать он тогда вообще не умел, да так по-моему толком до сих пор не научился.

Зато всю клавиатуру пишмашинки он давно знал наизусть по своим играм. Машинка была его другом, и он писал письма отцу вместе с ней.

Года через полтора приятеля оправдали. Он вернулся, отбил свой бизнес, и вскоре для его сына началась новая хорошая жизнь, в которой машинке снова не оказалось места – её сменила череда модных ноутбуков, спецшкол и дальних поездок семьей на различные Фиджи-Мальдивы.

Но однажды у машинки снова началась новая жизнь, только грустная.

На самом излете 90-х моего приятеля, выражаясь языком того времени, завалили. Скорее всего, по ошибке – их особый высотный дом цвета засохшей крови был полон живых мишеней. Для его семьи наступили трудные времена – началась цепь переездов по съёмным квартирам.

В каждую из них сын приятеля переносил тяжеленную машинку сам – наверно боялся, что другие её просто выкинут. Каждая новая квартира была скромнее и теснее предыдущей, и машинке там всё труднее находилось место. Она стала бывшей любимой игрушкой – и играть не хочется, и выбросить жалко.

Еще молодая красавица вдова приятеля не спешила выходить замуж, но однажды она это сделала. И тогда про машинку все забыли уже на многие годы – она безвозвратно канула где-то на чердаке большого загородного дома нового мужа. Если бы на месте этой злосчастной машинки был человек, он давно бы покончил самоубийством просто от сознания собственной ненужности.

Но детская любовь всё-таки самая сильная. Прошлым летом выросший сын моего приятеля нашел-таки своей машинке полезное применение.

Он сообразил, что вылезающие из неё печатные листы легко потом сразу большой пачкой автоматически сканировать и распознавать в вордовский текст. К этому времени он стал активно пишущим человеком.

Он полюбил печатать на машинке в беседке на даче, на свежем воздухе среди зарослей малины. Никаких проблем с аккумуляторами, никакого противного завывания ноутбуковского вентилятора. Парень перестал бояться падающих на экран лучей солнца – сейчас он счастлив, когда солнечные пятна вспыхивают на бумажном листе. А ноутбук лежит рядом в спящем режиме для эпизодических справок.

Но главное – под перезвон каретки и шлёп клавиш к нему наконец вернулось настоящее детское вдохновение. В чем его причина, он однажды попытался мне объяснить. По его словам, машинка с детства привила в нем уважение к печатному слову и ощущение его непоправимости.

Перед тем как напечатать на машинке очередную фразу, он прокручивает её в голове несколько раз до тех пор, пока не становится ясно – лучше уже не скажешь. А вот об опечатках – ужасе прежних машинисток — он вообще не парится. Обдумав фразу, он печатает её с сумасшедшей скоростью, наобум, почти вслепую – все опечатки потом подчеркнет Ворд.

Не заботится он и об очередности сказанного – печатает в каждый момент тот отрывок, который волнует его больше всего. Переставить и отсортировать потом тоже легче в Ворде. По возвращении домой напечатанные тексты сканируются, редактируются на компе и разлетаются далеко за пределы нашего города – по нынешним и потенциальным заказчикам, по сайтам и письмам любимой девушке.

Вот только с комплектующими проблема – нет больше на Руси фабрик, производящих красящую ленту для пишмашинок. Но и это не беда – ленту он заказывает через eBay из довольно далеких уголков планеты.

Машинка живет теперь полной жизнью. Она так и не устарела морально за все эти годы – просто ей пришлось очень долго ждать, чтобы хваленые информационные технологии стали наконец такими же совершенными, как она сама.

На этой бодрой оптимистической ноте и я собирался закончить свою историю. Собственно, я думал уложить её всего в три предыдущих абзаца – эдакий короткий позитивный рассказец из цикла "полезные советы". Типа, каждой старой ненужной вещи или человеку может спустя годы найтись свое применение. Ну и как классно печатать на машинке на даче, когда есть сканер. Но для такого пятиминутного рассказа я был слишком ленив или занят. Я рассказал эту историю только потому, что недавно обнаружил — этот удивительный парень умудрился найти еще одно неожиданное применение своей любимой машинке.

Время от времени, уже довольно редко, мы собираемся дружеской компанией у него дома. Когда длинный наш разговор уходит в воспоминания, бывает, что он касается его отца. В такие минуты его лицо иногда делается каменным, и спустя несколько минут он незаметно уходит в свою комнату, откуда начинает доноситься стремительное шлепанье клавиш и звон машинки.

Что поделаешь, вдохновение или бизнес – думаем мы и продолжаем разговор уже откровенно, не боясь задеть нежные чувства парня. Но однажды, проходя мимо его двери, я понял, что 1003-й по внутреннему счету этой истории нестандартный способ использования машинки – это постановка разумной шумовой завесы. Сын моего приятеля, несмотря на ранний успех, еще совсем мальчишка, ему всего 18 лет.

Сквозь частый как дождь барабанный шум клавиш и привычный перезвон каретки я вдруг услышал, что он плачет.

Я не думаю, что в такие минуты он печатает какую-то абракадабру – в шуме клавиш слышны осмысленные секундные паузы. Мне почему-то кажется, что он, как и тогда четырехлетним ребенком, продолжает иногда печатать на машинке письма своему отцу – туда ведь тоже не доходят электронные письма…

мне было лет 6-7, появился папа Денис. Брутальный, байкер, бунтарь, рокер. Маму обожал, меня называл Кнопкой, воспитывал, помогал. Я понимала, что он мне не родной, но любила его очень. Так вышло, что с мамой они расстались, когда мне было 13. Поругались, виноваты оба. Не простили друг друга, но он меня не бросил. Давал деньги, помогал с уроками, учить играть на гитаре, звонил, дарил подарки.

Когда мне было 15, объявился биологический отец. Он просветлился, так сказать, увлёкся восточными практиками, и его гуру или кто там, велел ему узнать, как дела у женщины, которую он бросил. Удивился, узнав, что у него есть дочь. Стал активно пытаться наладить отношения. Каждый раз просил прощения, говорил, что лучше поздно, чем никогда, и я смогла его принять. Он очень умный, тонкий, философ. Он отвозил меня в путешествия, рассказывал про мир, много читал, учил мыслить.

А потом, когда мне исполнилось 18, у мамы появился новый мужчина, это мой папа Лёша. Он бывший военный, но давно ушёл со службы. Очень хозяйственный, прозорливый, заботливый. Неразговорчивый, но всегда знает своё дело. Надёжный простой мужик. Всегда молча встречал меня после второй смены из университета, когда было темно или холодно. Молча мог купить мне лекарство, если видел, что я приболела.

Сейчас мне 26. И три папы присутствуют в моей жизни. Родной папа Дима помог деньгами купить квартиру. Папа Денис помог с риэлтором и сделкой, а ещё сделать дизайн и выбрать материалы и мебель. А папа Лёша своими руками отремонтировал её. Со всеми папами Показать ещё общаюсь, всех поздравляю. У папы Димы новая семья, у папы Дениса тоже скоро свадьба. С мамой они не особо общаются, а со мной охотно. Когда у меня будут дети, у них будет три дедушки. Я надеюсь, все трое доживут до этого времени.

с ними не соскучишься. Один случай особенно запомнился.

Пришел я к одной из наших сотрудниц с подарком для ее дочки Юли. Очень приличная семья, — интеллигентная мама, непьющий папа, благообразная бабушка. И в центре всего этого – Юленька. Чувствуется, что все в ней души не чают и вкладываются в Юлю изо всех сил. И Юленька развита не по возрасту. Речь правильная, слова выговаривает старательно, а песенок и стишков знает – любого школьника за пояс заткнет. Понравилась мне эта девочка. И Дед Мороз ей понравился. Знаете, так бывает, что есть у людей контакт. Она уже и песенку спела и стишок рассказала, и станцевала, ну, вся программа выполнена, пора бы мне дальше идти, а ей не хочется, чтобы Дед Мороз уходил, да и мне общаться с ней приятно. И вот Юленька вспомнила что-то:

— Дедушка Мороз, а хочешь, я тебе частушку спою?

— А что, давай!

Юленька одну ручку уперла в бочок, другой повела по кругу и запела, очень мелодично, с окающими интонациями:

— Как пО нашей речке, речке-гавнОтечке…

У взрослых округлились глаза, когда услышали такое неинтеллигентное слово. Ну, и я подозреваю, многие знали концовку этой частушки…

И Юленька не подвела. Она подбоченилась, топнула ножкой и с чувством, я бы сказал – как-то смачно, выдала:

— Эх, #б твою мать, плыли две дощечки!

Все так и ахнули. Повисла неловкая тишина. Мама побледнела, папа покраснел, бабушка позеленела. А ребенок-то стоит, ждет, когда его похвалят…

Положение спас Дед Мороз. Я заржал. Не засмеялся эдаким театральным смешком, а именно заржал совершенно неинтеллигентным смехом. А за мной уже засмеялись все остальные, да и Юленька заулыбалась, довольная эффектом.

— Где же ты эту частушку выучила? – спросил я с трудом сквозь слезы.

— Я летом к бабушке в деревню ездила, там научилась – призналась Юленька.

В общем, как ни оберегай детей от ненормативной лексики, они ее все равно выучат.

автобуса на Масловскую психбольницу. Ехать в противоположную от Тулы сторону. Доехать до автостоянки у психбольницы и там ждать, пока из автобуса выйдут приехавшие на смену сотрудники и посетители. Потом ждать, пока приехавшие сотрудники примут смену. Потом ждать, пока уезжающая смена и посетители соберутся и погрузятся в автобус. А потом уже другой дорогой, не проезжая мимо наших дач, автобус возвращался в Тулу. Долго? Зато на транспорте! И самый-самый надёжный способ!

2. Пешочком идти на ту же остановку "Дачи-2. Окружная". Смотреть, как мимо с воем проносятся пригородные автобусы с направлением уже "в Тулу" потому, что "не положено! "Остановочный павильон есть, но некая многомудрая башка указала, что большинству маршрутов автобусов, едущих в Тулу, останавливаться там не положено ни в коем случае (наверное, чтобы психи не разбежались, а придя на остановку спокойно сидели, ожидая мифического транспорта или сотрудников, разыскивающих беглецов).

После этого уже пешочком идти ещё километр до остановки "Дачи-1. Мясокомбинатовские". И уже там смотреть, как мимо с воем проносятся пригородные автобусы, потому что "и так автобус вами дачниками полный-битком-набитый, а вам до Тулы всего-то пару километров осталось пройти! "

3. Идти тем же маршрутом что в пункте 2 и так же пешочком, сначала до одной остановки, потом — до другой, а затем и до Тулы. Но поминутно оглядываться, ожидая попутку. Любую.

И вот САМА ИСТОРИЯ. Привычно пешочком идём к Туле, периодически голосуя попуткам, и тут к нам на всех парах подлетает и с визгом тормозов останавливается милицейский "бобик"-УАЗ"ик. Из него высовываются дяди милиционеры:

— Женщина-с-ребёнком! Что у вас то случилось!

— Как что? Не видите разве? Транспорта вообще никакого нет. Пешком тяжело и далеко идти. А у вас места на заднем сиденье много. Подвезли бы!

А дальше их совершенно неожиданная реакция, некий вздох облегчения между "слава Богу" и "какое счастье":

— Все бы так! Садитесь! Поехали!

А сами дяди-милиционеры сидят втроём с исцарапанными лицами и фингалами + у кого погон оторван, а у кого ещё и рукав с карманом. Мы к ним тоже со своим вопросом:

— А у вас то что случилось?

А дальше их рассказ и наставления на всю жизнь:

— Едем по шоссе. И тут видим, что по обочине идёт молодая женщина. Голая. То есть совершенно обнажённая. В теории — нарушение общественного порядка, хотя общества вокруг никакого и нет, только птички и ветер. Мы сдуру и решили, что она сбежала из психушки, а раз так.... Тормознули. И начали её тащить в машину, а она — царапаться и кусаться! Как я теперь жене/невесте/сестре/матери покажусь... Так что парнишку своего научите, если где увидит голую женщину, то пусть её лучше за версту обходит. Ибо ни в коем случае не лезь не в своё дело: психами пусть занимаются те, кто на них специализируется... Ибо три мужика на одну "голышку" — это совсем-совсем не достаточные силы для победы.