Женились мы с пупсиком сущими голодранцами. Девятнадцатилетними студентами и будущими инженерами-электриками. Ну, то есть, потенциал у обоих явно был, но ещё совсем слабенький, зачаточный.
Вариантов для проживания новой ячейки общества было не густо. Либо с моими родителями, либо с пупсиной
маманей. Но хотелось-то свободы!
И тут свекровь моя Валентина решила сделать нам царский подарок. Она в очередной, четыреста десятый раз, воссоединилась со своим супругом (пупсиным отчимом), освободив нам свою жилплощадь.
Через неделю, правда, передумала и предложила махнуться. По ее новому стратегическому плану мы перебираемся жить в квартиру отчима, а они будут жить в ее апартаментах.
Супруг свекрухин был счастлив. Он о совместном проживании с ненаглядной Валентиной уже и не мечтал, а тут такая пруха.
Переезжали мы с чемоданом трусов, швейной машинкой и двумя подушками. Другим скарбом ещё не обогатились.
И вот занесли мы, значит, свои сокровища в панельную двушку и огляделись. А тааам. Там все, как в лучших домах советских холостяков — шторы не раздвигаются, они посажены на грязь, а линолеум приобрёл несвойственны ему рельеф.
Но зато мы одни и никто не говорит, куда убирать ложки. Их ещё, кстати, найти предстояло.
Десять часов подряд мы мыли, скребли, стирали, чистили и вытирали эти сорок квадратных метров. В три часа ночи пошли выносить мусор. Надо ж доделать! Встроенный перфекционист не спит, он бдит и требует ставить точки в конце каждого предложения.
Спустились посередь ночи во двор с рафинированным в мешки и коробки г? ***ом, зачеркнуто, добром, и встали у подъезда. Куда идти-то? Ни погуглить (Гугл только через пять лет появится, в 1998 году), ни прохожих спросить, ни по запаху сориентироваться. Фонари не горят, помоями не воняет.
Шаримся по дворам, гремим сломанным торшером. Обсуждаем, как теперь обратную дорогу искать будем. Перекрикиваемся в темноте, чтоб хоть друг друга не потерять. И тут такой голос сверху:
— Ойч, молодые, чего ищем в потёмках?
У мужика видать бессонница, он покурить вышел на балкон, а тут мы торшер выгуливаем. Суетимся.
Уж не знаю, что он про нас подумал, когда мы у него спросили про геопозицию помойных баков, но вряд ли заподозрил в нас шпионов. По крайней мере в комментариях мы этого не услышали. Там все больше было сомнений в наших интеллектуальных способностях.
Но инструкцию в шагах и поворотах выдал. Следуя в точности указаниям навигатора, тут опять зачеркнуто, мужика в трусах и с сигаретой, мы благополучно добрались до пункта назначения и наконец-то избавились от неприятной ноши.
А потом гуляли в ожидании рассвета. Дома-то все вокруг на одно лицо. И когда наконец нашли нужный, были счастливы.
И ещё были счастливы целый день, и кусочек следующей ночи. Пока мне попить не приспичило. Свет включать не хотелось, чтоб глаза не резало со сна, но хруст под ногами насторожил.
— Вот ведь свинота, — подумала я про пупсика, — накрошил на пол и не убрал за собой, как будто горничную ожидал.
И включила свет.
Проснулся весь подъезд. Пупс так бежал на крик, что вынес дверь из спальни. Лбом. Хотел присоединиться к моему соло, но увидев кино, передумал. И мне рот ладошкой прикрыл, чтоб связки не сорвала.
Почему-то ни свет, ни мои верхние басы, ни хруст раздавленных соплеменников сильно не напугали богатую на потомство популяцию тараканов. Они продолжили недоуменно метаться в поисках привычной продуктовой корзины.
Ещё позавчера она была полна деликатесов. Тут тебе и проросший картофель, забытый в авоське за батареей, и раскисшая пачка гороха, и прочий гарнир, вытекающий из перемороженного и оттого не закрывающегося холодильника.
В общем, было чем со вкусом поживиться, а теперича вся общепитовская столовка воняет лимоном и непотребно блестит чистым потом. Ещё и в холодильник не зайти — дверь оттаяла и перекрыла доступ к охлажденному комбикорму.
— Где харчи? — напряжённо шевелила усами в нашу сторону орда прусаков.
Закрыв дверь на кухню и подперев ее шваброй, мы тихонько ретировались.
— Откуда они взялись? — недоумевал пупс, — мы же весь дом вычистили и их не было.
— Вернулись с каникул, видимо. Были на море. Вон какие загорелые, — умничала я, мелко подрагивая глазом.
Наутро ни одного таракана в кухне не обнаружилось. Чертовщина какая-то. Но мы на всякий случай прикупили два баллона самой зверской отравы и стали ждать ночи.
Не дождались.
В этот раз на крик пупсик бежал не так прытко. Дверь спальни осталась на месте.
За какой-то страшной надобностью я полезла в шкаф под кухонной раковиной и задержалась там. То ли мусорное ведро инспектировала, то ли вентиль на воду подтянуть решила. И ещё такая удивилась, что трубы водопроводные какие-то не стандартные: толстые и покрашены в коричневый цвет.
Ну, вы уже поняли, да?
Орать я начала, когда коснулась этой "трубы", а она пошла волной и расступилась. Это тараканья рать, впустую набегавшись ночью, стянулась на водопой, на мокрые трубы и тоже мне была не рада.
Чуть позже, выработав оба ядовитых баллона на злосчастный водопроводный узел, мы сидели на улице в ожидании момента, когда наконец-то рассеется химическое облако и в квартире можно будет дышать не только в акваланге.
Первым на разведку ушёл пупсик. Он обещал мне помахать в окно, если не задохнётся. В окно не помахал, вышел ногами во двор.
— Я не смог до окна дойти, — сконфужено лепетал мой храбрый мужчина, — там горы трупов и это, они хрустят. Давай ты их как-нибудь сама утилизируешь? А я подстрахую, если чё! — и взмахнул страховочным утюгом.
Четыре полных совка хрустиков или два килограмма (при переходе на метрическую систему) насобиралось в трехлитровую банку с полиэтиленовой крышкой. В пакет-то ссыпать их страшно было, а ну как оживут и полезут! Тут никакая страховка не спасёт.
Банка была снесена на уже известную нам помойку и выставлена отдельным экспонатом. Вслед нам неслись ругательства. Бабка орала, что мы испортили прекрасную банку, а мужик возмущался, что такой клёвый (в смысле, клюёт на него хорошо) прикорм для рыбалки потравили! Ироды.
Зато мы были совершенно довольны. И тараканы к нам больше не приходили. Даже соседские к ужину не заглядывали.
