Семейные истории

народ приветствует смиренными поклонами и со страхом в глазах, ибо правитель был известен своим резким нравом – мог убить за любой малейший проступок. При виде него, народ расходится, оставляя ему и знати всю широту дороги. Но, на изумление этой гордой кучки и народа, на пути правителя встречается препятствие. Босой и одетый в лохмотья нищий сидит на обочине дороги и, кажется, даже не собирается отойти. Видя, такую наглость, правитель приходит в ярость.

- Ты, видимо, нищий, жизнью не дорожишь?! -проговаривает сквозь зубы разъяренный владыка.

- Отчего же? –поднимает глаза нищий.

- Если бы дорожил, убрался бы с моей дороги заблаговременно, -еле сдерживая гнев, отвечает вельможа.

- Ты видишь, я сижу на краю дороги и тебе не мешаю.

- Кто ты такой, чтоб мне дерзить? За твою наглость, нищий, я тебе жизни могу лишить, и глазом не моргнув. Ты знаешь, кто я?

- Нет, не знаю.

- Я правитель этого города, и все живущие в моем городе обязаны подчиняться мне беспрекословно, - говорит изумленный такой наглости владыка.

- Что ж, правитель… скажи, а есть ли кто-то выше тебя?

- … (шокированный владыка) Естественно. Выше меня – нахарар (глава области/края).

- А кто выше нахарара, владыка?

- Выше нахарара – Царь наш великий! Неужто ты разума лишен, проходимец? –злится правитель города.

- Ну а кто есть выше Царя?

- Выше царя только Боги наши, глупец.

- А кто выше наших Богов, о, владыка?

- Выше Богов? … … Выше Богов? … Никто!

- …так вот, правитель, я и есть Никто. Обойди меня и иди своей дорогой…

Ошарашенный правитель и его свита, не имея ничего ответить, молча, прошагали восвояси…

Говорить ему не буду, что это даст, он меня не любит всё равно.

Денег у него тоже нет, врача вряд ли найдёт. . И вообще, он пропал, может даже не помнит обо мне, и тут я такая, здрасьте, у нас будет ребёнок. Пошлёт меня да и всё.

Учёбу бросить не могу. Я так мечтала выучиться, стать врачом. Да и родители не поймут, ещё и из дома выгонят, позор такой, в подоле принесла. Девчонки в общаге догадываться начинают, то тошнило меня, теперь аппетит прорезался.

А я ведь даже не догадывалась, что беременна. Думала гормональный сбой, пошла к врачу, он и сообщил. Я в ужасе, конечно.

- Ленка, я не могу помочь ничем, извини. Хоть мы и друзья, но я не одобряю то, что ты хочешь сделать. Это же ребёнок. .

- Ой, я ненавижу то, что в моём животе, он мне всю жизнь испортит. Рано ещё детей мне, я ведь недавно только поступила. .

- Думать головой надо было. . Такое случается, и часто, что девушки беременеют.

- Да я же неопытная совсем. . Пару раз встретились и вот теперь сюрприз. . Родоки меня убьют, если узнают. .

- Поорут и успокоятся, ну не звери же они. Батя твой хоть и подбухивает, но нормальный мужик вроде. А с мамой сложней, конечно. Характер, как у Дзержинского, железный. Это я из твоих рассказов о них сделал вывод.

- Вот - вот, мать церемониться со мной не будет. Ей главное, чтобы я проблем не создавала. Они мне деньгами особо не помогают, сама должна находить где-то. Хорошо, что бабушка часто приезжает, привозит еду и немного денег.

Короче, попала я. . Самсонов, помочь не можешь, хоть языком не трепи нигде, понял? Спрошу у Светки, она ушлая, может посоветует что. . Ладно, пошла я, пока.

Светка жила в соседней комнате общежития. Возле неё всегда крутились разные парни, она пользовалась популярностью, и считалась первой красавицей факультета.

- Ленка, в натуре ты беременная? Офигеть. . Никогда не подумала бы, ты такая тихая и неприметная, повёлся же кто-то. . А кто папаша, уж не Самсонов ли? С виду ботаник такой, как он мог?

- Это не он. Слушай, мне нужен кто-то, кто поможет избавиться от этого. . Деньги я найду. У меня есть цепочка золотая и серьги, продам их.

- Я спрошу у одной знакомой, вроде она делала что-то такое. . Какой срок у тебя?

- 13 недель вроде врач сказал. Уже все сроки на аборт вышли. .

На следующий день Света дала бумажку с названием препарата, который нужно уколоть, и случится выкидыш. Если не поможет, тогда даст адрес женщины, которая делает на дому аборты, бывший гинеколог.

Лена купила препарат в аптеке, сделала сама себе укол, но ничего не произошло.

- Света, мне не помог препарат. Давай адрес той врачихи. Пойду сейчас золото сдам, надеюсь, хватит денег.

Света дала бумажку с адресом и телефоном. Лена позвонила и договорилась на завтра. Было очень страшно. Но ещё страшней было оставлять беременность.

- Проходите. Деньги принесли? Сколько там?

- Вот всё, что есть, возьмите. .

Женщина пересчитала деньги и убрала их в тумбочку. Головой кивнула, что означало, сумма достаточная.

Лену трясло от страха. В комнате было холодно, на столе стояли инструменты в железном лотке.

- Срок у вас приличный уже, могут быть осложнения, понимаете? Всю ответственность вы берёте на себя. Я сделаю всё, как положено, а там, как Бог даст. .

Вы никому не говорили, что пошли ко мне?

- Нет, одна знакомая только знает, которая ваш номер дала. У меня нет выбора, делайте. Я препарат один колола, он мне не помог. .

Лена сказала название.

- Ой, да этот препарат не помог бы, его при родах колят. Я сейчас всё сделаю, готовьтесь, и не кричите, если больно будет, у меня стены тонкие в квартире. .

Вдруг раздался звонок в дверь. Женщина удивлённо взглянула на Лену и пошла открывать дверь. Лена села на кушетку, ей хотелось рыдать.

В комнату ворвался Самсонов

- Илюхина, а ну пошли отсюда быстро!

- Гриша, ты что тут делаешь? Светка адрес дала?

- Да, она. Я её за жабры взял, она и призналась где ты. Фух, успел, я надеюсь? Ничего ещё не делали?

- Уходи, ради Бога отсюда, это тебя не касается, понятно? Рыцарь тут нашёлся!

- Ленка, смотри что нашёл в журнале. Вот так сейчас выглядит твой малыш. Смотри, это готовый человечек, ручки, ножки, он шевелится уже. . Через 6 месяцев родится красивый пацан или девчонка, будешь любить сильно - сильно, вот увидишь.

Просто ты напугана сейчас, но это пройдёт. Материнский инстинкт сработает и ты будешь хорошей мамой, я уверен. И, если позволишь, я готов стать ему отцом.

Я сразу в тебя влюбился, с первого взгляда. . Это ничего, что мы молодые, справимся. Мои родители помогут первое время, а дальше сами. Я на работу устроюсь. .

Лена смотрела на фото ребёнка в журнале, на Самсонова, на женщину в дверях. .

- Пойдём, Самсонов. Я передумала. Деньги верните мне, пожалуйста.

Женщина пожала плечами и достав деньги из тумбочки, протянула их Лене.

- Самсонов, вот я дура. Знаешь, я так боялась делать, и будто бы ждала чего-то, чтобы остановить это всё. И тут ты врываешься. .

То, что замуж позвал, спасибо, благородно, ценю. Но ты мне, как друг, прости, замуж не пойду. А вот крёстным потом возьму. Я решила, будь, что будет. К бабушке перееду, если родители крик поднимут. .

Как ни странно, родители Лены отнеслись к новости спокойней, чем она думала. Мама попричитала сначала, про подол речь сказала, про позор. Но потом растрогалась, и даже слезу пустила. Предлагали сообщить отцу ребёнка, но Лена категорически была против.

Решили, что Лена уйдет из института в академический отпуск, а дальше видно будет.

В назначенный срок родился крепкий горластый мальчишка. Назвала Гришей, в честь Самсонова, заслужил. Фамилию дала свою, а отчество написала Григорьевич, по настоянию Самсонова. Григорий Григорьевич получился.

Самсонов пришёл на выписку с цветами, и все подумали, что он счастливый отец. А он и не спорил, деловито взял свёрток и начал агукать.

Через несколько месяцев они поженились. Дрогнуло сердечко. Лену умиляло и поражало, как Гриша трепетно относится к её ребёнку и к ней. Он оказался очень заботливым, несмотря на молодой возраст.

Лена родила ещё сына и дочку. Гриша был на седьмом небе от счастья. Правда, он вкалывал, как папа Карло, чтобы обеспечивать семью. Родители помогли купить небольшой домик, где Лена, со временем, начала выращивать овощи в теплице, и зарабатывать на этом.

Про историю с абортом они никогда не вспоминали, стараясь забыть, как страшный сон. А первенца, сына Гришу, она любила особенной любовью, и благодарила Бога, что он послал Самсонова на её пути, и не дал совершить ошибку.

костюм на утренник из подручных средств, мы постоянно опаздывали в садик, а потом и в школу, мы вместе учились закатывать огурцы и помидоры на зиму, он никогда не оставлял меня одного. Если мне было страшно ночью, ложился рядом и крепко держал за руку.

Зимой, когда в нашем городе было невыносимо холодно, мы делали небольшой шалаш, брали туда варенье и горячий чай, и брат мне читал рождественские истории. В школе у меня были проблемы с классом и с учителями, брат всегда был на моей стороне. Когда он узнал, что меня обижает целая компания, разобрался с родителями этих детей так, что мне потом и слово боялись сказать. С учёбой всегда помогал, но за оценки никогда не ругал.

В 16 лет начал курить, боялся, что брат будет ругаться, но он лишь сказал, что это моя жизнь и моё решение. Мою первую пьянку встретил с пониманием, с утра приготовил завтрак и сказал, чтобы я отлежался дома. Я всегда знал, что с любой проблемой могу прийти к нему, и мы вместе всё решим. Брат для меня и родители, и лучший друг, и тайный дневник.

Мне уже 19, брат всё также называет меня "мелкий", он недавно женился, а сегодня я узнал, что его жена ждёт ребёночка. И я стану замечательным дядей, ведь мой брат заменил мне всех.

данные и номер вашей машины ему отправила.

- Конечно, мама, как скажете!

Подъехали, все парковочные места перед центральным входом заняты.

Медленно кружим туда-сюда. Людей мало, одиноко стоящих мальчиков нет.

Нервничаем, вот где ребенок? Звоню:

- Мама, мы около центрального уже третий раз проезжаем. Витюшка вышел?

- Да только что Лизе звонил, уже устал за вами бегать.

Тут у мужа лицо вытягивается:

- А за нами правда бежит. . здоровенный амбал с бородой.

- Так, тормозим… Витюшка? ?! !

По дороге познакомились. Виктор, тридцати лет, тренер по тяжелой атлетике:

- Машину в сервис отдал на выходные. Хотел такси вызвать, но ВАША мама настояла, чтобы с вами ехал. А что «сынок Витюшка», ну это уже МОЯ мама. Кстати, я вчера мясо замариновал. На шашлыки остаетесь! Так мама сказала.

Мы с мужем переглянулись:

- Наша. . ? Ваша. . ?

Витюшка расправил плечи, громко хрустнул шеей и мило улыбнулся:

- Да какая разница, не надо спорить с мамой!

какая-то неправильная с точки зрения дворовых модников у меня была куртка… Пользуясь численным преимуществом, они привязали меня к металлическому столбику, к которому крепились бельевые верёвки, и довольно больно отпинали. Особенно буйствовал Димка Совин, который додумался кидать в меня снежками с безопасного расстояния. Отвязавшись, я бросился в погоню за обидчиком. Тот сообразил, что драка предстоит нешуточная и кинулся к своему подъезду. Никаких домофонов в те годы не было, и я легко юркнул в дверь вслед за злодеем. Настиг я его у двери собственной квартиры, когда он изо всех сил давил пуговку звонка. Расправу я учинить не успел - дверь открылась и на пороге показался отец моего мучителя. Увидев ломящегося в квартиру ребёнка, он развернул меня на 180 градусов и, дав мощный подзатыльник, отправил восвояси.

Домой я вернулся в слезах. Однако, моя грустная история сочувствия у отца не вызвала. Он долго орал, что я «не мужчина», раз позволил себя избить, а затем жутко выпорол. Причём, досталось и заступившийся за меня матери, которую отец, будучи «настоящим мужиком», частенько, как он это называл «учил» при помощи кулаков.

Затем, схватив меня за руку, отец потащил меня, совершенно обессилевшего от боли, разбираться с Совиным. Когда на порог вышел Совин-старший, отец, не сказав ни слова, изо всех сил врезал ему по лицу. Тот свалился как подкошенный, но, сделав усилие, поднялся на ноги. Он попытался выяснить причину агрессии, но ответом ему был довольно бессвязный монолог отца про то, что и Димка, дескать, избил его сына. Что-то ещё было про мужскую честь, про трусливых педиков, швыряющихся снежками, и так далее.

Совин-старший, вытирая с лица кровь, снова попытался внести в диалог какой-то конструктив, хотя бы выяснить что произошло. Время от времени он кидал удивлённые взгляды на меня, который, белый как мел, и совершенно не мигая, стоял рядом с бушующим отцом. Все попытки окончились ничем, моего отца было не успокоить. Завязалась новая драка. Выяснилось, что Совин существенно уступает моему отцу в физической подготовке. Его лицо уже было в крови, из разбитых губ стекала кровавая юшка, глаз заплыл, а отец всё бил и бил его. Его жены дома не было, зато был Димка, который пытался что-то кричать, но вмешиваться в драку взрослых людей боялся. Несмотря на пережитый шок, на то, что воспалённая от ударов спина жутко саднила, я чувствовал, что происходит что-то чудовищное. Казалось, отец вошёл уже в какой-то зверский раж, чувствовалось, что ещё немного, и он просто убьёт несчастного мужика. Я уже тысячу раз пожалел о том, что пожаловался отцу. Надо было где-то спрятаться, переждать, вернуться домой попозже, когда отец будет ложиться спать - тогда бы не досталось и мне, и не было бы этой жуткой драки. Когда Совин в очередной раз свалился на пол, а отец принялся нещадно бить его ногой, я бросился к отцу и, повиснув у него на руке, стал с плачем умолять оставить свою жертву в покое. Отец отвлёкся чтобы сбросить меня с рукава, Совин воспользовался этой передышкой, кинулся на кухню и вернулся оттуда с ножом. Неизвестно, чем окончилось бы это, но тут к своему отцу бросился Димка. Вцепившись ему в руку, он начал плакать, что-то громко кричал… Я в свою очередь снова бросился к отцу.

Мужики какое-то время рвались навстречу друг другу, но мы не отставали, плача и умоляя их разойтись. И отец, кажется, утоливший свою жажду насилия, и Совин, понимавший, что если в дело пойдёт нож, то эта история окончится тюрьмой, некоторое время смотрели друг на друга. Затем оба отступили назад и, наконец, разошлись.

Я чувствовал, что только что мы избежали трагедии, что отец сделал ошибку, за которую, казалось бы, должен был винить себя. Но он, шагая домой, только самодовольно улыбался, и, то и дело поглядывая на меня, произносил свои тирады о том, каким должен быть мужик, о том, как он уделал этого п***ра, и так далее. Мне он в этот момент казался сумасшедшим, просто вот настоящим психом из фильмов про дурдом.

После этой истории отца чуть не посадили. Совин-старший обратился в милицию, и чтобы умаслить его, мать продала бабкину золотую брошь и одолжила денег у деда. Отец себя нисколько не чувствовал виноватым - мол, наше, самцовое дело - драться и доказывать своё превосходство, а побочным ущербом, связанным с существованием в обществе всяких нелепых институтов, вроде правосудия, пусть занимаются женщины.

Ещё долго они с Совиным-старшим ненавидели и избегали друг друга. А вот мы с Димкой подружились. Эта история как-то сблизила нас, мы начали вместе ходить в школу, потом поступили в один институт - МИСиС. Даже женились на сёстрах, правда двоюродных. Помня опыт отца, я никогда, ни разу не ударил никого из близких. И совершенно не стал от этого в меньшей степени мужчиной.

Алия. – Муж давно ушёл, дети выросли и разъехались. Если хочешь, к твоему приходу я сделаю своё коронное блюдо чак-чак.

Такой практичный подход Оладьев одобрил.

"Живёт одна – это хорошо, – подумал он. – Муж сдул – ещё лучше. Дети разъехались – совсем замечательно. Да ещё и чак-чак наклёвывается. По всем приметам, я для Алии – "последний поезд", и она торопится в него запрыгнуть. Не будем тянуть хвост за кота. Берём! "

Оладьев и Алия условились о встрече. Юра пришёл. Алия Закировна встречала его при всём параде и выглядела гораздо моложе своих лет. Первое впечатление было превосходным.

— Идём за стол? – спросила Алия. – Или сначала посмотришь, как я живу? Небогато, но для жизни хватает.

"Квартирка приятная, просторная, – думал Юра, разуваясь. – Ремонт сделан. Окна на юг. Из кухни чак-чаком пахнет. Вот сюда можно своё барахло поставить. Сюда гитару повесить. Чего не жить-то? Вполне…"

Они прошлись по комнатам, как новобрачные. Ванна, пианино, цветы. Лоджия, гардероб, аквариум. Нигде ни пылинки, чувствуется хозяйственная женская рука. Чистота и красота!

"Да, – думал Оладьев. – Есть где приклонить буйную голову. Пожалуй, я здесь остановлюсь. Поживу, пока Алия со своим чак-чаком не надоест…"

Они стояли в гостиной. Взгляд Оладьева упал на фотографию на полочке. На фото мужик громадной комплекции держал в руке топор и загадочно щурился.

— Кто это? – спросил Юра неприязненно. – На маньяка похож…

— Мой старший сын Айнур! – Алия с гордостью протёрла фото страшилища. – Какой же он маньяк? Айнур на мясокомбинате работает, на доске почёта висит. Мастер – золотые руки. Может так разделать бычью тушу – в чемодан поместится! Виртуоз.

"Видели мы таких виртуозов, на фарш искрошат и не заметят! " – подумал Юра и пошёл дальше. Вид мрачного мясника не внушал ему оптимизма.

— Айнур тебе не понравился? – огорчённо спросила Алия.

— Признаться, я несколько смущён… – почему-то на старомодный манер ответил Оладьев. – Больно грозно выглядит.

— Но характер у него ангельский, – сказала Алия. – Пальцем никого не тронет… если не злить.

В следующей комнате Юра остановился как вкопанный. На стене висело фото мужика с винтовкой.

— Это что за коммандос?

— Мой второй сын Тимур, – пояснила Алия. – Служит снайпером в спецназе, ордена имеет. Тимур всегда говорит: "Мама, если кто тебя обидит, знай – лишний патрон у меня всегда найдётся. Застрелю то, что Айнур топором не дорубит".

"Очаровательная семейка! – подумал Юра, отворачиваясь от фото снайпера Тимура. – Человеколюбие из этих мальчиков так и прёт".

— Тебе не нравится? – встревожилась Алия.

— Признаться, я несколько смущён, – снова сказал Юра. – Сыновья у тебя один другого стоят. А кто-нибудь менее кровожадный в роду есть? . . Доченька, например.

— Конечно, есть! – воскликнула Алия. – Вот моя отрада, моя дочка Гуленька. Мила, как незабудка, скромна как фея.

У Юры отвисла челюсть. Гуленька оказалась крупной плечистой девицей с перебитым носом и в боксёрских перчатках. Смотрела с портрета так, словно вот-вот зарядит Оладьеву хук слева – и с копыт долой.

— Милейшая дочурка! – пробормотал Оладьев. – Признаться, я несколько смущён. Девочка-снежиночка, блин. У неё удар правой, небось, килограммов двести пятьдесят…

— Двести семьдесят, – поправила Алия. – Наша Гуля чемпион Татарстана по женскому боксу в тяжёлом весе! Её даже братья боятся. Все, кроме Дамира.

Оладьев почувствовал противную дрожь в поджилках. Квартира Алии перестала ему казаться такой уютной, как раньше.

— Ах, у нас ещё и Дамир есть? – сказал Оладьев иронично. – Какая прелесть. И то верно, в семье не без Дамира… Алия, скажи сразу: сколько у тебя детей?

— У меня их четверо, разве я тебе не говорила? Вот мой Дамирчик. Младшенький.

Юра сглотнул. Младшенький Дамирчик был сфотографирован рядом с гробом.

— Признаться вам, я несколько смущён, – в который раз сказал Оладьев. – Он что, гробовщик?

— Нет, работник крематория, – пояснила Алия. – Работа у Дамира тяжёлая и нервная. Вечно какую-нибудь неучтёнку сжигать приходится…

— Чак-чак, – сказал Оладьев. – Чак-чак…

— Что? – переспросила Алия. – Ты сказал "чак-чак"? Проголодался, а я тебя гоняю. Пойдём скорее кушать.

Но Оладьев не говорил "чак-чак". Это просто чакали его зубы.

— Алия, ты нарочно? – спросил Юра, чакая зубами.

— Нарочно что? – не поняла женщина.

— Нарочно таких детей нарожала, что без валерьянки смотреть невозможно? — выдавил Юра. — И профессии как на подбор. Какая-то казанская ОПГ, а не семья. Одна морды бьёт, другой стреляет, третий рубит, четвёртый в печи сжигает…

— Не смеши, Юра, – сказала Алия. – Они мои любимые славные детки. Тебе-то бояться нечего, ведь намерения у тебя самые серьёзные, правда? Давай скорее пробовать мой чак-чак… а потом меня.

Оладьев подумал, что насчёт намерений надо всё хорошенько взвесить. А то свяжешься с этакой семейкой… они тебя самого на чак-чак пустят, костей не соберёшь.

У самого Оладьева был один только сын Петя. Пётр Юрьевич окончил семинарию и служил священником. Всё, чем он смог бы помочь незадачливому папе — это отпеть его вне очереди…

Дмитрий Спиридонов

ребенок из многодетной семьи.

Гришу очень любили, но рос он как перекати-поле, потому что родители отчаянно зарабатывали на жизнь многодетной семьи.

Гриша с братьями рос практически во дворе. Двор научил Гришу многому, показал его место в социуме. Не вожак, но и не прислуга. Крепкий, уверенный, себе-на-уме.

Гришины родители ждали Семочку не менее страстно. Еще бы! Первый внук!

Они плакали под окнами роддома над синим кульком в окне, который Лиля показывала со второго этажа.

Сейчас Семе уже пять. Пол шестого.

Сема получился толковым, но избалованным ребенком. А как иначе при такой концентрации любви на одного малыша?

Эти выходные Семочка провел у бабушки и дедушки.

Лиля и Гриша ездили на дачу отмывать дом к летнему сезону

Семочку привез домой брат Гриши, в воскресенье. Сдал племянника с шутками и прибаутками.

Сёма был веселый, обычный, рот перемазан шоколадом.

Вечером Лиля раздела сына для купания и заметила ... На попе две красные полосы. Следы от ремня.

У Лили похолодели руки.

- Семен... - Лилю не слушался язык.

- Да, мам.

- Что случилось у дедушки и бабушки?

- А что случилось? - не понял Сема.

- Тебя били?

- А да. Я баловался, прыгал со спинки дивана. Деда сказал раз. Два. Потом диван сломался. Чуть не придавил Мурзика. И на третий раз деда меня бил. В субботу.

Лиля заплакала. Прямо со всем отчаянием, на какое была способна.

Сема тоже. Посмотрел на маму и заплакал. От жалости к себе.

- Почему ты мне сразу не рассказал?

- Я забыл.

Лиля поняла, что Сема, в силу возраста, не придал этому событию особого значения. Ему было обидно больше, чем больно.

А Лиле было больно. Очень больно. Болело сердце. Кололо.

Лиля выскочила в кухню, где Гриша доедал ужин.

- Сема больше не поедет к твоим родителям, - отрезала она.

- На этой неделе?

- Вообще. Никогда.

- Почему? - Гриша поперхнулся.

- Твой отец избил моего сына.

- Избил?

- Дал ремня.

- А за что?

- В каком смысле "за что"? Какая разница "за что"? Это так важно? За что? Гриша, он его бил! Ремнем! - Лиля сорвалась на крик, почти истерику.

- Лиля, меня все детство лупили как сидорову козу и ничего. Не умер. Я тебе больше скажу: я даже рад этому. И благодарен отцу. Нас всех лупили. Мы поколение поротых жоп, но это не смертельно!

- То есть ты за насилие в семье? Я правильно понимаю? - уточнила Лиля стальным голосом.

- Я за то, чтобы ты не делала из этого трагедию. Чуть меньше мхата. Я позвоню отцу, все выясню, скажу, чтобы больше Семку не наказывал. Объясню, что мы против. Успокойся.

- Так мы против или это не смертельно? - Лиля не могла успокоиться.

- Ремень - самый доходчивый способ коммуникации, Лиля. Самый быстрый и эффективный. Именно ремень объяснил мне опасность для моего здоровья курения за гаражами, драки в школе, воровства яблок с чужих огородов. Именно ремнем мне объяснили, что нельзя жечь костры на торфяных болотах.

- А словами? Словами до тебя не дошло бы? Или никто не пробовал?

- Словами объясняют и все остальное. Например, что нельзя есть конфету до супа. Но если я съем, никто не умрет. А если подожгу торф, буду курить и воровать - это преступление. Поэтому ремень - он как восклицательный знак. Не просто "нельзя". А НЕЛЬЗЯ!

- К черту такие знаки препинания!

- Лиля, в наше время не было ювенальной юстиции, и когда меня пороли, я не думал о мести отцу. Я думал о том, что больше не буду делать то, за что меня наказывают. Воспитание отца - это час перед сном. Он пришел с работы , поужинал, выпорол за проступки, и тут же пришел целовать перед сном. Знаешь, я обожал отца. Боготворил. Любил больше мамы, которая была добрая и заступалась.

- Гриша, ты слышишь себя? Ты говоришь, что бить детей - это норма. Говоришь это, просто другими словами.

- Это сейчас каждый сам себе психолог. Псехолог-пидагог. И все расскажут тебе в журнале "Щисливые радители" о том, какую психическую травму наносит ребенку удар по попе. А я, как носитель этой попы, официально заявляю: никакой. Никакой, Лиль, травмы. Даже наоборот. Чем дольше синяки болят, тем дольше помнятся уроки. Поэтому сбавь обороты. Сема поедет к любимому дедушке и бабушке.

После того , как я с ними переговорю.

Лиля сидела сгорбившись, смотрела в одну точку.

- Я поняла. Ты не против насилия в семье.

- Я против насилия. Но есть исключения.

- То есть если случатся исключения, то ты ударишь Сему.

- Именно так. Я и тебя ударю. Если случатся исключения.

На кухне повисла тяжелое молчание. Его можно было резать на порции, такое тугое и осязаемое оно было.

- Какие исключения? - тихо спросила Лиля.

- Разные. Если застану тебя с любовником, например. Или приду домой, а ты, ну не знаю, пьяная спишь, а ребенок брошен. Понятный пример? И Сема огребет. Если, например, будет шастать на железнодорожную станцию один и без спроса, если однажды придет домой с расширенными зрачками, если ... не знаю... убьет животное...

- Какое животное?

- Любое животное, Лиля. Помнишь, как он в два года наступил сандаликом на ящерицу? И убил. Играл в неё и убил потом. Он был маленький совсем. Не понимал ничего. А если он в восемь лет сделает также, я его отхожу ремнем.

- Гриша, нельзя бить детей. Женщин. Нельзя, понимаешь?

- Кто это сказал? Кто? Что за эксперт? Ремень - самый доступный и короткий способ коммуникации. Нас пороли, всех, понимаешь? И никто от этого не умер, а выросли и стали хорошими людьми. И это аргумент. А общество, загнанное в тиски выдуманными гротескными правилами, когда ребенок может подать в суд на родителей, это нонсенс. Просыпайся, Лиля, мы в России. До Финляндии далеко.

Лиля молчала. Гриша придвинул к себе тарелку с ужином.

- Надеюсь, ты поняла меня правильно.

- Надейся.

Лиля молча вышла с кухни, пошла в комнату к Семе.

Он мирно играл в конструктор.

У Семы были разные игрушки, даже куклы, а солдатиков не было. Лиля ненавидела насилие, и не хотела видеть его даже в игрушках.

Солдатик - это воин. Воин - это драка. Драка это боль и насилие.

Гриша хочет сказать, что иногда драка - это защита. Лиля хочет сказать, что в цивилизованном обществе достаточно словесных баталий. Это две полярные точки зрения, не совместимые в рамках одной семьи.

- Мы пойдем купаться? - спросил Сема.

- Вода уже остыла, сейчас я горячей подбавлю...

- Мам, а когда первое число?

- Первое число? Хм... Ну, сегодня двадцать третье... Через неделю первое. А что?

- Деда сказал, что если я буду один ходить на балкон, где открыто окно, то он опять всыпет мне по первое число ...

Лиля тяжело вздохнула.

- Деда больше никогда тебе не всыпет. Никогда не ударит. Если это произойдет - обещай! - ты сразу расскажешь мне. Сразу!

Лиля подошла к сыну, присела, строго посмотрела ему в глаза:

- Сема, никогда! Слышишь? Никогда не ходи один на балкон, где открыто окно. Это опасно! Можно упасть вниз. И умереть навсегда. Ты понял?

- Я понял, мама.

- Что ты понял?

- Что нельзя ходить на балкон.

- Правильно! - Лиля улыбнулась, довольная, что смогла донести до сына важный урок. - А почему нельзя?

- Потому что деда всыпет мне ремня...