Лучшие истории

Москве, он пришел на родную Хорловскую ткацкую фабрику "Серп и молот", которая уже называлась ЗАО "Техноткань". Работа была не по специальности, но от дома до фабрики было семь минут хода.

Приняли его сначала помощником мастера в прядильный цех, и пообещали при первой возможности перевести на инженерно-техническую должность. Фабрика работала в две смены. 61 человек в смене.

Заказов было много. Руководство решило организовать ночную смену с 22-00 до 6-00, с перерывом на обед 20 минут, потому что станки не выключишь, и без присмотра не оставишь. Постоянно надо устранять обрывы, менять полуфабрикаты.

Мастером новой ночной смены назначили Славу. Карьера пошла в гору!

Пыли в прядильно-ткацком производстве много. Не реже раза в сутки обметали машины.

С пневмопрядильных машин пыль удалялась вытяжной вентиляцией. Были и вентиляционные каналы в полу, прикрытые массивными решетками.

В то время на фабрике было много сотрудников с соседнего Егорьевска.

Там уже позакрывались предприятия. Пришлось даже организовать специальный автобусный рейс для них. И в этой ночной смене тоже были егорьевцы.

Одна из смен. Конец ноября. Что-то сильный мороз.

Слава раздает задания работникам, и чувствует от одной из них запах алкоголя.

Он категорически не намерен допускать к работе нетрезвого человека.

На прядильном производстве много движущихся машин и механизмов. Высокая пожароопасность. Говорит ей: "К работе допустить тебя не могу. нах[рен]а мне за тебя отвечать, если что случится?! Лучше бы ты вообще прогуляла! "

Он должен был вызвать охрану и выпроводить её с территории завода.

Но было уже около полуночи. Она заныла: "Куда я сейчас? Автобусов на Егорьевск уже нет. На такси денег нет, да и где взять это такси?! Замерзну ночью. Дети сиротами останутся... "…

Теперь Слава говорит: "Сдуру я её пожалел…".

На машину он её нетрезвую поставить не мог, - назначил на чистку. Пыль протирать, подметать, и тому подобное. Оплата за это ниже, но рабочая смена отмечена в табеле будет.

Она с показным энтузиазмом выпившего человека, засучив рукава и подоткнув подол, принялась за работу.

Часа через два Слава проходит по цеху, и чувствует характерный запах тлеющего хлопка.

Пожар хлопка - страшное дело. И на ткацко-прядильном производстве все это знают.

Слава обежал всех. Сказал про запах, велел всем проверить машины, оборудование, помещения.

Стало понятно, что запах идет из вентиляционных решеток в полу.

Слава спустился в вентиляционное помещение.

После выключения вентилятора запах начал рассасываться.

Работу продолжили без него.

А немного погодя Слава увидел, как эта работница протерла полы, и вылила ведро, в котором полоскала тряпку, в вентиляционную решетку в полу. Он спросил: "Ты все время так делаешь? " Она ответила: "Ну, да. А что такого?! "

Стало понятно, что влажные волокна хлопка через вентиляционный канал попали на вал вентилятора, налипли на него, потом разогрелись от трения и начали тлеть.

Слава отстранил её и от этой работы.

Смена закончилась нормально. Дневные потом отревизировали вентиляторы, очистили валы от пыли и волокон хлопка.

А Слава работал на разных производствах инженером, потом и главным инженером, но больше никогда не повторял эту ошибку молодости, - не допускал к работе нетрезвых.

искать.

Нее говорю, дорогой, дед Мороз он только к тем, кто в детский сад ходит - прилетает. А ты уже школьник, так что извини, не могу замолвить словечко. Старый ты уже, взрослый. Поплакал наш мужчина и пошел себе собираться на поезд. Дело в том, что мы именно в ночь 31 декабря едем к бабушке в Минск (это не традиция, а просто такая у нас с мужем работа). Что-то не сложилось, едем мы в плацкарте. Муж вверху, мы с сыном на нижних полках. Выпили за Новый Год шампанского, укладываемся. И тут к Руслану подходит проводник и спрашивает - мальчик, а как тебя зовут. - Руслан. Все правильно. К машинисту прилетал дед Мороз и просил передать мальчику Руслану подарок. И дает нашему мужчине коробочку. Там не было ни квадрокоптера, ни десантников, а был набор конфет и мягкая игрушка. Но надо было видеть потрясение Руслана. Мама, папа, а вы выговорили, что дед Мороз не прилетает к старикам. Блииин. Оказывается у РЖД была акция - вот они и дарили детям подарочки. Спасибо вам, проводники. - Знаешь Руслан, говорю, дед Мороз он очень добрый, а ты так горько плакал, вот он взял и прилетел к тебе. Добро оно всегда помогает тем, кому плохо. Так и уснул наш Русланчик, счастливый, прижимая к себе коробочку от РЖД. Не всегда и нужны эти десантники для счастья.

2. Деды Морозы.

Отцу Руслана с коллегами на работе подарили сувенирных оловянных солдатиков - мельчайшие детали, яркие цвета, опушка, ружья которые одевались на крохотном кожаном ремне, бархатная коробочка - красота необыкновенная. Руслан не расставался с коробочкой и всегда носил ее с собой в рюкзачке. Это так, преамбула. Гуляем мы по новогоднему Минску. Рядом с минским ГУМом в стеклянном переходе сидит группа украинских рабочих, гастарбайтеров. Видно, что добираются домой откуда-то из Прибалтики. Черные от усталости и похоже что-то случилось. Может обманули, может ограбили. Двое спят, точнее просто упали на мешки от усталости. А третий никого не замечая сидит понурившись, свесив черные натруженные руки с колен. Кто это, спрашивает Руслан. Рабочие, едут домой. А почему они такие грустные. Наверное плохо им, может ограбили, или потеряли зарплату, или заболел кто-то. Руслан задумался. Снял рюкзак. Достал заветную коробочку, отдал мне рюкзачок и подошел к сидящему мужичку. Что то спросил и протянул ему своего солдатика. Мужик ошарашенно смотрел на мальчика на коробочку опять на мальчика опять на коробочку. Медленно взял ее дрожащими руками. Русланчик счастливый подбежал к нам, взял свой рюкзачок. Пошли - говорит.

Ну человек принял решение. Сам. Пошли. Уже на входе в арку мы слышим - Хлопчик, хлопчик. И нас догоняет тот самый работяга и дарит Русланчику литовскую или латышскую куколку в национальном костюмчике. Будь ласка, говорит ему. А нам виновато - Нічого іншого немає. И пошел назад. Чувствую муж сильно напрягся.

Идите, говорит он, вон в ту кафешку, я вас догоню. А сам пошел к этим мужикам. Убью, думаю, если отнимет солдатика у трудяг. Гляжу муж кому-то звонит, передает телефон мужику, тот обратно, опять друг другу. Что то пишут. Жмут руки и разбегаются. Довольный подходит к нам. Чего стоим - говорит, кого ждем? На немой вопросотвечает - Михалыч дом строит, вот я их и сосватал ему. Оглядываюсь- мужики проснулись, что-то довольные обсуждают, разглядывают нашу коробочку и машут нам руками. Жизнь налаживается. А мужики мои довольные вышагивают рядом. Теперь я знаю, откуда потом берутся деды Морозы.

3. Пошли мы на новогодний концерт. Оказался концерт классической музыки. Мы сидим на антресолях (галерке) практически одни. Руслан посидел на всех стульях. Очень хорошее интермеццо. Он полежал под стульями. Очень красивая ария из оперы. Он оторвал ковер у входа - пианист прекрасно исполняет концерт №21 Брамса или еще кого-то. Публика в восторге. Пианист раскланивается. Руслан радостно бежит к выходу. И тут пианист начинает исполнять этюд Шопена на бис. Руслан - ну почему? Понимаешь, говорю, пианист так хорошо играл, что его публика попросила исполнить еще раз. Это называется исполнение на БИС. Руслан в слезах -Я! НЕ ПРОСИЛ!

долю секунды ты можешь быть унесён в открытое море волнами. Спасателей как таковых на этом полудиком пляже особо не было, только время от времени по выходным приходили местные ребята-волонтёры.

Через какое-то время мы услышали крики "помогите" и визг со стороны моря, но, подумав, что кто-то балуется, уже собирались пойти домой, когда заметили вдалеке две головы и размахивающие, бьющиеся в панике руки двух людей, которых продолжало уносить в открытое море. Мы срочно побежали домой и убедили жалкого соседа-алкоголика (скорее всего, ещё и сидевшего) дядю Витю, которого недолюбливали, помочь утопающим.

Дядя Витя, придя на пляж и осознав всю степень серьезности ситуации, не раздумывая, бросился в морскую пучину и поплыл ко все удаляющимся тонущим людям, коими оказались девушка и её отец средних лет. До сих пор помню свой страх за них и за самого дядю Витю, так как мы очень переживали, что он тоже утонет, так и не доплыв до них. Но он доплыл и спас девушку, хотя сам так выбился из сил, что был чуть живой.

К тому моменту на пляж прибежала мама девушки, а также подоспели другие отдыхающие и спасатели, которые поплыли искать отца. Сейчас мне за 30, но иногда мне до сих пор снится мама этой девушки, бьющаяся в истерике на пляже, когда поняла, что отца так и не нашли. Через несколько дней его тело прибило к пляжу волнами. Надеюсь, с этой девушкой все хорошо, и она ценит каждый день своей жизни. А дядю Витю я зауважала, и, хотя никогда его больше не видела, часто вспоминаю его храбрый поступок настоящего мужчины, рискнувшего собственной жизнью ради спасения незнакомых ему людей.

повезло, ты такая не такая».

А вы представляете, каково быть рыжим конопатым ребенком с разными глазами, который на порядок выше всех ровесников, и даже тех, кто старше? Этот ребенок изгой. Меня и чмырили, и гоняли, и в туалете запирали, и бойкот объявляли всем классом, и боялись, обзывая ведьмой. Даже били. Нарыдалась я вдоволь в свое время из-за моих особенностей. Спасибо родителям, которые всегда были рядом и поддерживали меня во всем, говорили мне, что я их чудо, которое не всем дано понять. Но друзей они мне подарить не могли, конечно же.

И вот я взрослая и давно уже люблю себя такой, какая я есть. У меня есть друзья, близкие люди, замечательный муж. А все равно посторонним людям лишний раз стараюсь в глаза не смотреть. В маршрутках сразу утыкаюсь в книгу или в телефон. Не потому что стесняюсь, а потому что постоянное разглядывание и шептание очень утомляют, отвлекают. Некоторые бывают настолько бестактны, что даже комментируют вслух, что они обо мне думают.

На днях был случай, который на мгновение вернул меня в детство. В маршрутке напротив меня присела девушка моих лет с мальчиком лет 5-ти. Я интуитивно отвлеклась от книги, взглянула на них. Мальчик уставился на меня с интересом и на весь салон спрашивает у мамы: «А что у тети с глазами? ». На что мама отвечает так же громко: «Тетя болеет, не смотри на нее». И пересела. Вот такой вот 21-й век.

Варвара, хотя понятия не имела, кто ей звонил.

— А я была уверена, что ты меня сразу узнаешь, — радостно продолжала женщина. — Как хорошо, что я тебя застала. Ты сейчас можешь разговаривать?

— Могу.

— Отлично. Мы с мужем и детьми уже на вокзале. Час назад сошли с поезда. Меня хорошо слышно?

— Хорошо.

— У тебя голос какой-то тихий. А у тебя точно всё в порядке, Варенька?

— У меня всё отлично.

— Очень за тебя рада. Мы сначала хотели остановиться в гостинице. Думали, что в этом городе у нас никого из родственников нет. А потом вспомнили, что у нас ведь здесь есть ты. Понимаешь?

— Понимаю.

— Как хорошо, что мы о тебе вспомнили. Ты даже не представляешь, как мы обрадовались. Особенно дети.

— Представляю.

— А муж так сразу и сказал: «Звони Варваре. Варвара не подведёт».

— Правильно сказал. Не подведу.

— Значит, ты пустишь нас к себе погостить? Я правильно поняла?

— Правильно. Пущу.

— Мы ненадолго, — радостно продолжала женщина. — Всего на пару недель. Город посмотреть и обратно. Домой. Потому что и дел дома невпроворот, да и, как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. Согласна?

— Согласна.

— Мы так и думали. Особенно муж. Он так сразу и сказал, что не может такого быть, чтобы Варенька не приняла нас к себе. Ведь мы же родственники. Пусть дальние, пусть виделись последний раз лет десять назад, но родственники ведь. Правильно?

— Да.

— А ты сейчас одна живёшь?

— Одна.

— В трёхкомнатной?

— Да.

— Так, значит, мы сейчас едем к тебе?

— Приезжайте.

— Через час мы будем у тебя. А ты всё там же живёшь?

— Там же.

— Тогда жди. Мы скоро подъедем.

— Жду, — ответила Варвара.

Варвара выключила телефон, положила его на тумбочку, повернулась на другой бок, укрылась с головой одеялом и уснула, особо даже не беспокоясь о том, что так и не поняла, с кем она только что разговаривала по телефону.

А через час в дверь позвонили.

Варвара посмотрела на часы, закрыла глаза и повернулась на другой бок. Звонки продолжались. Варвара спала. Через некоторое время по двери стали стучать ногами. Варвара — ноль эмоций. Наконец снова зазвонил телефон.

— Да, — не открывая глаз, произнесла Варвара.

— Варенька? — радостно кричала всё та же женщина.

— Да.

— А это мы. Мы приехали. Звоним, звоним, а ты дверь не открываешь.

— Звоните?

— Да.

— А почему я не слышу?

— Не знаю.

— А позвоните ещё, — попросила Варвара.

В квартире раздался звонок в дверь.

— Звоним, — сказала женщина.

— Нет, — сказала Варенька, — не слышу. А постучите теперь.

Раздался стук в дверь.

— Стучим, — произнесла женщина.

— Нет, — ответила Варвара, — не слышу.

— Кажется, до меня дошло, — произнесла женщина.

— Что? — спросила Варвара.

— А ты сейчас где, Варенька?

— Как где? У себя.

— Где у себя?

— В Новосибирске, — ответила Варвара первое, что в голову пришло. — Где же ещё мне быть?

— Как в Новосибирске? А почему не в Москве?

— А я девять лет назад переехала, — наводила Варвара тень на плетень. — Сразу, как развелась.

— Зачем?

— Зачем развелась?

— Переехала зачем?

— А надоела Москва, вот и переехала. Слишком много неприятных воспоминаний.

— А в Новосибирске разве лучше?

— Конечно. Ещё как лучше.

— А что там лучше-то?

— Да всё лучше. За что не возьмись. И никаких неприятных воспоминаний. Да чего я говорю. Приезжайте, сами увидите. Вас сколько сейчас?

— Так четверо нас. Мы с мужем и двое детей. Старший Павлуша и младшенький Андрюша. Андрюша в этом году хочет в университет третий раз поступать.

— Вот все вчетвером и приезжайте. У нас здесь тоже замечательный университет есть.

— Когда приезжать?

— Да хоть сейчас.

— Сейчас не получится. В Москве дел много. Андрюша хочет учиться только в Москве. А мы на работу приехали сюда устраиваться. Рассчитывали годик у тебя пожить. А оно вон как вышло.

— Значит, сегодня не приедете?

— Нет.

— Жаль. Я уже настроилась.

— А уж как нам жаль. Ты не представляешь.

— Представляю.

— Нет. Не представляешь. Я как подумаю, что нам теперь предстоит, так мне просто жить не хочется.

Варвара решила, что пора заканчивать разговор.

— Ну, ладно, — сказала она, — если сейчас не можете, то приезжайте, когда сможете. Я вам всегда рада. А вы когда в Москве устроитесь, сразу сообщите мне свой адрес. Я к вам в гости приеду. Тоже на пару недель. А там посмотрим. У меня ведь теперь в Москве никого, кроме вас, и нет. Договорились? Пришлёте адрес?

Но ответа Варвара не услышала, потому что связь резко прервалась.

Автор: Михаил Лекс

так ты еще и пропитал ее своей вонью, скотина! Ты посмел не принять душ перед началом смены? » – не унимался хозяин фабрики. «Сейчас я провожу уважаемых людей и живого места на тебе не оставлю! » – скрипя зубами, подытоживал он. И тут же расплывался в улыбке офицерам «еврейского отдела» гестапо, наблюдавшим за этой сценой. Приглашая их в свой кабинет на рюмочку чая, он рассказывал, как трудно порой сдержаться, чтобы не заколотить работавших на него евреев до смерти. Проходя мимо душевой, отведенной «для этих еврейских свиней», морщил нос и передергивался от отвращения. Провожая гестаповцев, уже на пороге доверительным полушёпотом фабрикант прибавлял: «По правде сказать, навряд ли я успевал бы выполнять заказы вермахта, не имея их здесь. С кого еще можно спустить три шкуры и заставить работать с утра до ночи, как не этих евреев?! »

Расшаркавшись перед офицерами, Отто Вайдт возвращался в производственный цех и шел прямиком к обруганному рабочему. Чтобы рассыпаться в тысячах извинений. Впрочем, они были излишни: десятки работавших на него евреев понимали, что без этой театральности им не выжить. «Мы обступали его в круг, он раздавал сигареты, все облегченно вздыхали и смеялись. После очередной проверки Вайдт устраивал задушевные вечера, чтобы на какое-то время заставить нас забыть про наши беды и горести. Для этой цели он добывал где-то на черном рынке мясо или вино – и подливал нам снова и снова. Но никто из нас не пьянел – уж слишком напряжены были у нас нервы», – вспоминала одна из его работниц. Сегодня на месте фабрики в центре Берлина находится музей Blindenwerkstatt Otto Weidt – «Мастерская слепых Отто Вайдта». Мемориальная табличка гласит: «В этом доме располагалась фабрика слепых Отто Вайдта. На ней в 1940–1945-е годы работали слепые и глухонемые евреи. Вайдт посвятил свою жизнь тому, чтобы защитить их от верной смерти. Многие из тех, кто смог пережить войну в Берлине, обязаны этим ему».

Отто Вайдт родился в Ростоке на северо-востоке Германии. Его отец был мастером по обивке мебели. Этим же занялся вскоре и Отто: ремонтируя и продавая мебель, он вскоре переехал в Берлин и расширил дело до небольшой мастерской. Правда, неудачная женитьба привела к разделу имущества и продаже бизнеса. К тому же у Отто стало ухудшаться зрение. Решив в связи с этим освоить более тактильное ремесло, он занялся изготовлением обувных и одежных щеток. Это было предусмотрительно: уже через несколько лет Вайдт с трудом мог различать очертания предметов. К тому моменту его ремесленная лавочка превратилась хоть и в небольшую, но фабрику. К началу Второй мировой войны ей присвоили статус «важного для обороны» предприятия – ведь в армии, тем более немецкой, сапоги должны блестеть известно как.

К слову, проблемы со зрением у Отто начались прямо после прихода к власти нацистов. Все было прописано в медицинских документах и никогда не вызывало сомнений, но, как отмечали многие, «то, что надо было увидеть, он видел всегда». Примерно похожая история была и с его глухотой: ее обнаружили прямо на пороге Первой мировой, причина – «ушная инфекция». Отто тут же освободили от призыва в армию. Как предполагали многие, глухоту он симулировал, так как был убежденным пацифистом. А затем стал и слепым антифашистом. Как-то само собой вышло, что вокруг него было много евреев. Может, потому что поначалу, переехав из Ростока, он в Берлине никого не знал – и расширяя круг общения, примкнул к рабочему движению, внутри которого было много евреев. Как только в Германии вступили в силу нюрнбергские расовые законы, Отто стал набирать в штат своей фабрики исключительно евреев. Адрес его мастерской передавали из рук в руки – это был островок для самых слабо защищенных евреев: слепых и глухих.

Евреи в те годы в Германии уже не имели права самостоятельно устраиваться на работу. Они состояли на специальной «еврейской бирже» и ждали распределения на самые низкооплачиваемые позиции. Штат фабрики Вайдта был «раздут» в три раза – Отто подкупал начальника биржи и получал квоту на большее число сотрудников, чем требовалось для нужд фабрики. Почти все рабочие были бывшими постояльцами еврейского приюта для слепых, разгромленного нацистами. На фабрике Вайдта эти евреи не просто нашли приют, они погрузились в почти домашнюю атмосферу и вновь стали надеяться на лучшее. Отто бился за их благополучие каждый день. В 1942-м, когда начались массовые депортации евреев из Берлина, к мастерской Отто подъехал полицейский фургон. Всех работников загнали в него и увезли на сборный пункт для отправки в концлагеря. Весь день Вайдт обивал пороги гестаповского начальства, не скрывая ярости. Правда, гнев свой он объяснял «стратегической важностью» своего производства. Ну, и подкреплял доводы щедрыми дарами. Не удовлетворившись обещанием выпустить работников в ближайшее время, Вайдт отстоял у сборного пункта долгую зимнюю ночь – пока все его евреи не вышли за ворота. Они до последнего не верили в свое спасение, пока не услышали голос Отто. И взявшись за руги, друг за другом пошли, ведомые им, сквозь пургу к мастерской.

Конечно, не все истории заканчивались так безоблачно. Открыто Отто мог держать на производстве лишь евреев-инвалидов, но не членов их семей. Их он либо размещал в потайной комнате на фабрике, либо пристраивал в укромные квартиры, снабжая поддельными паспортами. Кстати, в 1942-м Отто встретился с сыном от первого брака, прибывшим на побывку из армии: хотел попросить его помочь достать документы погибших солдат, которые были бы крайне полезными для сокрытия евреев. Это была их последняя встреча – услышав от сына слова поддержки Гитлера, в том числе касательно еврейского вопроса, Вайдт прекратил с ним всяческое общение. Временами полиция с помощью доносчиков выходила на скрываемых вне производства евреев. В полицию попадал и сам Вайдт, но говорят, что начальник берлинского гестапо Франц-Вильгельм Прюфер получил от фабриканта столько взяток, что уже был вынужден оберегать его, дабы тот ненароком не проговорился. В ходе одной из полицейских облав на тайной квартире была задержана семья Алисы Лихт – одной из работниц Вайдта. Самой ей удалось скрыться на производстве, но разыскивавшие ее гестаповцы как бы ненароком обмолвились, что если она явится к ним добровольно, то они отправят всю семью не в Освенцим, а в Терезиенштадт, считавшийся более привилегированным. Алиса даже не раздумывала.

На протяжении полутора лет Вайдт еженедельно направлял ей посылки, которые в Терезиенштадте можно было получать. По словам Алисы, эти посылки поддерживали жизнь не только ее семьи, но и еще нескольких десятков человек. В итоге Алису все же направили в Освенцим. Но она успела сообщить об этом Вайдту. Отто тут же отправился в Освенцим – якобы чтобы наладить в лагерь поставку своей продукции. Бизнес-сотрудничества не получилось, зато Отто передал Алисе записку, сообщив, что готовит ей побег. Там же был адрес расположенной неподалеку квартиры, где девушку уже ждали документы, одежда и деньги. Алисе удалось сбежать, найти все припасенное для нее Вайдтом, добраться до Берлина и пережить войну.

Отто Вайдт после войны вложил все свое состояние в строительство сиротского приюта и дома для престарелых в районе Нидершёнхаузен. Одним из первых в Германии он заявил об ответственности каждого считавшего себя «чистокровным арийцем» за миллионы погибших евреев, истерзанных и сожженных в концлагерях. Вайдт умер в 1947 году. В сентябре 1971 года музей Холокоста Яд ва-Шем признал его Праведником народов мира.