Лазаревское встретило нас не пальмами, как хотелось бы, а ведром с белилами.
Нас, конечно, не предупреждали. Мы-то думали: стройотряд - это про песни у костра, красные майки с эмблемой и немного романтики под звездопад.
А оказалось - Дом пионеров. Шпаклёвка. И бригада маляров с голосами, как вахтёрши из филармонии.
Мы,
Мы покорно собрали чемоданчики с кремами, французскими духами и несколькими томами Гессе. В общем, приехали.
Первый день.
Жара. Тени почти нет. Мы сидим на скамейке, как персонажи Чехова, только вместо вишнёвого сада - облезлая детская горка.
Заходит женщина.
Из тех, что носят халаты не потому, что им жарко, а потому что так принято на работе. Она - из местных. Щёки пунцовые, руки с узорами побелки.
- Ты, - говорит она и тычет в меня, - пойдёшь со мной. Кисточку возьми.
Кисточка плавает в ведре с белилами. Вязкая жидкость, цвета разбавленного молока.
Я смотрю на неё, потом на свою руку. Ногти только вчера привела в порядок.
Аккуратно, двумя пальцами - средним и большим - за самый кончик, как дохлую мышь, вытаскиваю кисточку. И, видно, делаю при этом какое-то выразительное лицо.
Женщина на меня смотрит. Потом, медленно, с нарочитым спокойствием, произносит фразу, которая войдёт в летопись отряда:
- Ты чего сморщилась? За х[рен], небось, двумя руками хватаешься, да ещё и причмокиваешь.
Мир замер.
Я тоже.
Вокруг - напряжённая тишина. Тонкая, как натянутая струна у виолончели.
И в эту тишину - взрыв. Смех. Пацаны умирают. Один сползает под скамейку, другой кашляет от переизбытка кислорода. Даже наша староста Ирина, которая всегда цитирует Аристотеля, не выдерживает.
А я?
Я выпрямляюсь, улыбаюсь и - не знаю почему - говорю:
- Я предпочитаю изысканные формулировки.
И иду за ней, с этой кисточкой, как в старом фильме, где героиня несёт знамя сквозь строй саркастических одногруппников.
Позже, конечно, мы ещё много смеялись. И даже подружились с той самой женщиной.
А кисточка?
Я её потом засушила и привезла домой. Поставила в банку рядом с ручками. Как памятник. Стройотряду. И моему взрослению.
Как памятник. Стройотряду. И моему взрослению.
Мой племянник учится в американском университете. Студент как студент. Посещает лекции и семинары, сдает экзамены, занимается спортом, подрабатывает грузчиком. Живет недалеко от кампуса в большом доме, который он снимает вместе со своей регбийной командой, восемью молодыми людьми. Пользуясь тем, что дом действительно большой, ребята время от времени устраивают parties (по-нашему вечеринки): покупают кег (ёмкость вроде бочонка) пива, соду, чипсы и приглашают кучу народа. Каждый гость при входе получает пиво, мальчики платят по 5 долларов, девочки проходят бесплатно. Собранных денег хватает на компенсацию расходов, уборку и приведение дома в порядок.
Я интересуюсь, есть ли с этими вечеринками какие-либо проблемы.
- Пожалуй, нет, - отвечает он, - Хозяева в курсе. Если уж очень шумно, соседи могут вызвать полицию. Тогда приходят два полицейских и просят вести себя потише. Они тоже в курсе. Разве что, к нам повадились регбистки из женской команды, которых никто не приглашал. Здоровенные девахи, в большинстве лесбиянки, жутко агрессивные и неприятные. От них все шарахаются, а они все равно приходят.
Где-то через полгода вспоминаю наш разговор и снова интересуюсь, как обстоят дела с регбистками.
- Все наладилось. Девочки немного притерлись и перестали раздражать народ. Мы с них берем за вход, как с парней, а еще они оказались самыми крутыми вышибалами.
Земля обетованная...
Лекция в одном из серьезных учебных заведений. Граждане Израиля повышают свою и без того высокую квалификацию. Среди многих незнакомых друг с другом слушателей есть две наших, сидят как водится на "камчатке".
Дядя в кипе на чистейшем иврите излагает материал, кажется, по менеджменту в медицине. Излагает обстоятельно и с приличной скоростью. Все естессно строчат ака стенографисты. В какой-то момент препод замирает на несколько сек, а потом выдает (на иврите же), типа:
"О! А вот тут я наврал.!"
Стирает какую-то схему и начинает ее перерисовывать заново...
Тут с камчатки раздается приглушенное (на русском):
"Ах ты старый 3.14здунишка!"
Далее зарисовка "штрихом" старой схемы сопровождается прысканьем и хихиканьем с разных концов аудитории...
Но общий мор начался тогда, когда хитромордый лектор выдал: "Мдаа.! Я такой.!"
"Мдаа.! Я такой.!"
Я pаботаю сейчас в сектоpе некнижных носителей кpаевой наyчной yнивеpсальной библиотеки, известной в наpоде под именем Леpмонтовка. Я всегда знал, что сpеди людей много идиотов, но чтобы столько... и таких...
Заходят два паpня, спpашивают:
- Вы pефеpаты пишете?
- Hет.
- А почемy?
- Что значит "почемy"? Мы не пишем pефеpатов. Hет такой yслyги в нашем меню.
- Hо Вы же библиотека? - Hy? - В библиотеке должны писать pефеpаты.
- Hy?
- В библиотеке должны писать pефеpаты.
Sparke- (16:57:56 2/09/2008)
Сегодня в универе. Препод спрашивает у аудитории, мол "Сколько теорий появления человечества вы знаете?". Какой то чел (не сильно обремененный интеллектом) говорит мол "две". Препод ему, ну мол иди, запиши их на доске. Чел выходит и с каменным лицом, будто так и надо, пишет в пол-доски - "ДВЕ". Аудитория под столом....
Один мой друг закончил Первый Медицинский, тот, что на Большой Пироговской. Сдавали они как-то судебную медицину. Препод у них был дядька просто золотой, и они нисколько не сомневались, что зачеты он им проставит если не автоматом, то весьма легко. Однако, они решили подстраховаться. Купили они накануне экзамена и скромно ему вручили бутылочку коньяка "Арарат". Он от нее не отказался и ушел восвояси. На следующий день вместо него пришел какой-то злющий мужик, завалил и отправил на пересдачу больше половины группы. Как выяснилось, их "золотой" дядька был тот еще хроник, и их коньяк послужил просто стартовым зарядом - препод глухо ушел в запой. Его и заменили...
Реальная история из нашего советского прошлого, когда со свободой мнений и их изложением, считается было очень сложно. Всесоюзное учебное заведение, где учатся представители всех республик, причем, у них уже есть одно высшее образование. На этаже, где происходит действие, неподалеку от аудитории находится кабинет секретаря парткома всей конторы. Он часто проходит мимо и нередко останавливается перекинуться парой слов. Состав курса конечно многонациональный. Возле аудитории стоят несколько человек, среди которых серьезный солидный мужик из кавказского региона. Держит в руках свернутую в трубочку газету. В России это было не актуально, но среди кавказцев тогда считалось довольно престижным, не ходить с пустыми руками, а держать свернутую газету. Секретарь поинтересовался: Какую газету читаете? Ее держатель пояснил, что "Известия". Видимо это ваша любимая газета? Вообще-то предпочитаю "Комсомольскую правду. Партийный вожак естественно решил углубить тему: А что в ней вас привлекает? Бумага мягкая! Секретарь задумчиво покивал и пошел дальше. После этого рухнули все. Кстати, автору этого неординарного мнения вообще ничего не было.
История реальная, живые люди могут обидеться, поэтому слегка сотру опознавалки. Но видел и слышал своими глазами. (фраза на радость суровым критегам). Итак, международный грантовый комитет раздавал довольно крупные бабки на биомед. Защищались научные светилы-претенденты. В их речах пели и сияли фанфары, сулились огромные морковки. А в углу дремал дед. Самый старенький член комиссии. Он уже редко вступал в дискуссии. Но посреди очередной защиты вдруг встрепенулся и не спал вплоть до той минуты, когда защищавшиеся ушли. Началось обсуждение за закрытыми дверями. Он терпеливо ждал, а скорее всего опять уснул, пока все бодрые члены комиссии не высказались. Вполне довольные представленным проектом. Но все-таки он вовремя проснулся и встрял под конец.
- Могу я сделать небольшое замечание? Спираль ДНК, которую они показали на слайде, повёрнута не в ту сторону.
В стенограмме далее написано вежливо: "общий смех". А я его слышал - это был всеобщий ржак. Потому что этот дедушка - бывший руководитель глобального проекта по расшифровке генома человека. Расшифровав его до конца, он стал самым счастливым человеком на свете и мог теперь проспать хоть все заседание. Но перевернутую ДНК - да никогда в жизни! : )
Вспомнил один студенческий эпизод, когда читал нам теплотехнику очень пожилой преподаватель П. (это было более полувека назад). Мы его звали "теплодед".
Для нас теплотехника был непрофильным предметом и мы стремились его как-нибудь "спихнуть". Начиная экзамен, препод приглашал первого же студента, давал 3 руб. (напоминаю
Приносят, П. вскакивает, потирает руки и тревожно глядя на принесшего спрашивает:
- Вот спасибо, водичку принесли! С сиропчиком! Как я и просил?
Но по ходу этой тирады менялось выражение лица от радостно-возбуждённого до тревожно-подозрительного, на лице так и было написано: "Неужели гады, и в самом деле воду принесли? " Вынимает пробку, принюхивается, наливает стакан, пьёт и вдруг лицо расплывается в улыбке:
- Опять мне эту гадость подсовываете? Сколько раз прошу – купить газированную воду, а мне всегда несут одно и то же!
К концу экзамена выпускать "теплодеда" из аудитории было небезопасно, он сидел в обнимку со старостой и варнякал:
- Друзья, я тоже был студентом! Люблю молодежь! Я никого стипендии не лишил? А отличников не лишил повышенной стипендии? Я же всё понимаю, я вас люблю!!! М-М-м-у!!! – так он целует старосту в приступе уважения.
Экзамен — вещь неизбежная, мы понимали, что его надо как-то сдать, и стремились сделать это «малой кровью». Самый популярный метод был — создать библиотеку шпаргалок, на все экзаменационные билеты.
Билет, вернее, вопросы из него раздавали каждому курсанту в группе, он тщательно прорабатывал ответы и писал их микроскопическим почерком
Техника была отработана и отточена. Заходивший на сдачу экзамена громким голосом докладывал: «Курсант такой-то на сдачу экзамена прибыл! » А взяв билет с экзаменационного стола, столь же четко объявлял: «Билет номер такой-то! »
В неприметной щели двери уже торчало чье-то ухо, которое исчезало, как только номер был услышан. Следующий за ним входил и таким же громким голосом объявлял свое имя, брал билет и так далее, но между первым и вторым уже шел многозначительный обмен взглядами: второй принес первому шпору на его билет.
С военной кафедрой было сложнее, билеты засекречены — видимо, чтобы врагу не достались. Экзаменационные вопросы хранились в сейфе, ключ от сейфа лежал в письменном столе начальника кафедры, стол запирался и опечатывался в конце дня. Кафедра с тяжелой стальной дверью запиралась на ночь на три замка, опечатывалась бумажной лентой с печатью и ниткой с пластилиновой пломбой. Иногда скопировать билеты удавалось через сердобольных сотрудниц, но это получалось редко.
В тот год перед нами стояла мрачная перспектива: до экзамена три дня, а вопросов нет. Промедление было подобно смерти — ни науку выучить не успеешь, ни шпоры написать.
На нашем курсе учился Коля, высокий, веселый и открытый парень. Он откровенно рассказывал, что в детстве попал к ворам, которые научили его своему ремеслу. С годами он стал мастером квартирных краж, пользовался авторитетом, являлся вором в законе, жил по понятиям и правилам воровского мира.
Коля мечтал стать моряком. Окончив школу с хорошими результатами, он обратился к ворам с просьбой отпустить его учиться. Дело это было рискованное. Во-первых, могли не отпустить, а во-вторых, могли посчитать предателем и отдать на «правеж», на расправу.
Сходка выслушала Колю, который, выражаясь современным языком, провел презентацию блестяще, убедительно и обаятельно, воры дрогнули сердцем и порешили: пущай пацан учится. Так Коля оказался в училище.
В группе все знали прошлое Коли. Он сам этого не скрывал, и хоть неловко напоминать человеку о его бывшей профессии, с которой он клятвенно покончил, но выхода другого не было.
Коллектив на пороге большой беды попросил бывшего вора-квартирника совершить ради товарищей взлом военной кафедры, не оставив следов. Коля долго не соглашался, но потом, поняв безвыходность положения, молча кивнул головой.
Я помню, как в два часа ночи он встал, оделся в спортивный темный костюм, взял с собой какой-то сверток и исчез. Вернулся он под утро, часам к пяти, с пачкой листков бумаги, на которой быстрым почерком написаны были вопросы из билетов. «Все время на это ушло! » — со слегка виноватой улыбкой сказал он.
Печати и пломбы на двери военной кафедры остались нетронутыми, письменный стол начальника закрыт и опечатан, а уж про сейф и говорить нечего — его даже и не проверяли. Экзамен группа сдала на «хорошо» и «отлично», что было отмечено в приказе по училищу.
Кое-что из военной науки я помню до сих пор: подводная лодка сокращенно — «пл»; а если их несколько, то «пл пл».
Жил в нашей новосибирской общаге Валера. человек он был хороший и безконфликтный, за что товарищи простодушно называли его тормозом. Неранним утром лежат студенты и досматривают последний сон. Валера включает Лэд Зеппелин и залазит обратно под одеяло. с верхнего яруса раздается просьба:
- Валера, выключи музыку, умоляю.
- Мне вставать неохота - пытается отмазаться безконфликтный Валера.
- Ну выдерни шнур, розетка над твоей головой. - У меня руки заняты. Хм... спать уже никто не хотел
- У меня руки заняты.
Хм... спать уже никто не хотел
Свои 5 копеек на тему списывания.
1995 год, МАМИ, ну тогда то он назывался МГААТМ, то есть автомобильного и тракторного машиностроения. В моей группе профилирующий предмет - это технология мех. обработки. Это про то, как какую либо хитрую заготовку в станок установить, что бы и обработать можно было, и что бы эта самая деталюга в лоб
Сложность в том, что преподавал эту премудрость Зав. кафедрой по фамилии Шандров (фамилии менять не буду - это историческая личность).
Особенность этого преподавателя была в том, что он сам осознавал сложность своего предмета и пересдавать к нему можно было ходить неограниченно большое количество раз (ну не сам же он к себе допуск выписывать будет). Прийдя в первый раз сдаваться всех сажали в общий поток - тут списать еще можно было, а вот дальше... На последующих пересдачах сажал в ряд перед собой не более 3-х студентов и внимательно смотрел за процессом написания ответов на билет. За малейший взгляд куда либо - на переподготовку до следующего раза. Учили мы конечно серьезно, но 2 тома космических по длинне и смыслу формул - не для нежного ума пятикурсников. После нескольких неудачных пересдач выход был найден. В книжном магазине были закуплены обыкновенные шариковые ручки, корпус которых представлял собой в сечении восьмигранник. 8 больших удобных граней, на которые с помощью острой иголки был нанесен полный перечень формул за оба семестра. Расчет был на то, что ручку-то студент всегда вправе использовать свою, да и замена ручки во время экзамена - полное легальное право студента. Для того, чтобы списать формулу, было нужно только поймать свет от окна на грань ручки - и формула как на ладони. В то время, как если световой блик не пойман, то с 40 см уже ничего не видно. Когда Ваш покорный слуга отвечал в личном зачете на дополнительные вопросы - то тоже, выявляя свою нервозность, что на экзамене естественно, сидя перед светлыми очами, то нервно перебирал шариковые ручки и найдя подходящую, крутил ее в пальцах и якобы из памяти выводил соответствующую формулу. Эффект еще тот, когда студент "скрипя извилиной" на глазах преподавателя вырисовывает что либо грандиозное - это не хухры-мухры или динамик под манжетом рубашки, это явная реальная заявка на то, что действительно выучил.
Хотели после получения дипломов подарить Шандрову полный курс "технологии" на ручках - да разлетелись кто куда, так и не сложилось). Паганель.
Паганель.
Сейчас прогульщица сдавала долг по физ-ре. Теорией. Тема олимпийское движение. Завалилась на вопросе "Кто был талисманом олимпийских игр в Москве в 1980" . Дал варианты ответов: Игорь, Стас, Георгий, Миша. Не помогло.
Эта история произошла в 70-х. Один профессор в Киевском Политехе коллекционировал
Эта история произошла
фамилии. Такие как Небейбаба или Похмелкин его уже не вдохновляли. Но
вот один протокол он даже на стену повесил. Подпись была такая: "Ловля, Блох и Комаров." Forester?
"Ловля, Блох и Комаров."
Forester?
Старая-престарая хохма...
Училась у нас одна девушка, Юлия Л. Миниатюрная блондинка с точёной фигуркой и ангельским голосочком. Как актриса была никакая — что по жизни, то и по сцене. Но в амплуа субретки больше и не надо, это же оперетта.
Так вот... Режиссёр однажды рассказал, как её принимали на курс.
— ... Юля, скажите, пожалуйста, кто написал оперу "Евгений Онегин"?
— Чайковский, — отвечает Юля.
— А кто написал либретто к опере? (родной брат П. И. , Модест — прим. моё)
— Они.
В приёмной комиссии лёгкий ступор...
— А... простите... кто это? ... они? ... — Как кто! ... Евреи. Они же всегда либретто пишут.
— Как кто! ... Евреи. Они же всегда либретто пишут.
