Пьяные истории

В марте исполнилось 6, и скоро в школу.

Андрюшин папа курил «Беломор» по-чёрному. Без выходных и праздников, как бессмертный. Щёлкал красивой зажигалкой, выпуская на волю жёлтый огонёк. Магия!

Мальчик шёл с папиросой не спеша. Весь мир обещал подождать, пока Андрюша вкушает запретные плоды.

Но тут из лопухов нарисовался бабушкин петух. Хищник быстро выкатил навстречу недовольную грудь.

Он вытоптал всех кур в радиусе километра, а после взялся за людей. Склочная и крайне общительная тварь! Андрюша рассмеялся в лицо опасности и ускакал галопом, пока не клюнули.

Прикрыв тылы дверью сортира, он отдышался. Петух затаился снаружи. Андрюша щёлкнул зажигалкой, опалил кончик папиросы и левую бровь.

В туалете повис сиреневый туман. Густой, как бабушкин кисель из тутовника.

Мухи сразу всё поняли. Они же не дураки! Побросали имущество, и, в чем были, полетели к выходу.

Но щели для мух 56-го размера оказались маловаты, а снять дверь с петель им мешал ржавый шпингалет.

Андрюша кочегарил, кашлял и много думал о взрослой жизни. В ней было мало романтики. Туалет в это время чадил так, будто его поразила молния.

Парень и рад был вернуться в детство, но снаружи кукарекала дикая природа.

Драчун-экстраверт отложил все дела до понедельника и просто ждал, когда мелочь сама себя выкурит.

Первыми не выдержали мухи. Эта жужжащая тишина сводила их с ума. Они требовали от Андрюши объяснений! «Доколе, ссссударь? » Оккупант махнул на них рукой, и... выронил зажигалку.

Он видел, как папина прелесть улетает в вонючую даль. Её было жаль, но не прыгать же следом! Хотя мухи настаивали.

Оказалось, дымящий туалет - большое событие в деревне. Люди бежали к нему по бабушкиным помидорам с вёдрами. Лили воду куда попало. Затопили гальюн и петуха. Эвакуировали парня, передали в руки удивленного отца.

Мокрый Андрюша тогда подумал, что с сигаретами надо бы повременить.

А подзатыльник бати лишь укрепил его в принятом решении. ..

(автор не указан)

а вот язык подводит, от смущенья заплетается. Товарищ, конечно, с этим агр-рессивно борется, смазывая язык алкоголем. Однако ж тут обратная накладка получается, и после некоторой паузы (читай – оперативно принятой ударной дозы) язык заплетается уже в обратную сторону. Вот и выходит, что минутное просветление длится как-то незаметно, и его не всегда хватает, чтобы найти юную прелестницу и ее до смерти заболтать (гы-ы).

Собрались они, в общем, на пАру в злачное заведение: откушать водофки, да на девок посмотреть/пообщаться. Атмосферу местный обслуживающий персонал топлес поддерживает, да в стеклянных кабинках наяривает. Тем более кабинки забавные: пока кабинка прозрачная, деффка в ленточках, а как только запотевает, барышня оголяется и начинает грудью сквозь туман всякие загадошные символы выводить на стекле. Это присказка была. Сказка следующая.

В моменте несколько захмелевшему ударнику как-то повезло: белокрылая была найдена, примята, обжата и усажена в укромный уголок. И после определенных прелюдий «молодожены» решили познакомиться. Диалог:

— Мур-мур-мур, как тебя зовут?

— Мя-яу, Леночка

— Мур-мур-мур, а меня Дима.

— Мя-яу, а я знаю, Дмитрий Сергеевич, Вы наш декан…

— [м]лять!! (само собой про себя )

Будучи в молодом возрасте деканом (+/- 30лет) хочется иногда побеситься, но при этом основная проблема – не нарваться на собственную студентку. Тем более, если в подчинении дохрена народу, а всех не упомнишь. Проблема всех молодых преподов.

Ладно, беседа продолжается:

— Э-э-э… А еще из… наших… кто-нибудь есть?

— Ну, вон, например, староста наша танцует, – и небрежным жестом в сторону барной стойки. А там, собсна, второй товарищ и бармен. И больше никого!

Проследив более точно за указующим перстом, обнаруживает уже запотевшую кабинку и оригинальный бюст старосты, скрывающий все прелести лика, на стекле.

И хр@н знает, то ли культуру и образование развивать, то ли пить завязывать…

но рискованно – не сколько от семьи разборок можно ждать, там-то всегда можно баиньки залечь, сколько от ГИБДД, т. к. за рулем.

В итоге Мишка в один жаркий летний день вернулся с дачного отдыха совершенно пьяный. Причем, как всегда, на машине за рулем, это его жена подтвердить может. Через неделю история повторилась. После это стало традицией, не всегда, правда, но периодически.

В хорошем настроении Мишка сам раскрыл свою тайну:

- Мужики, но ведь хочется иногда поддать, а мимо поста ГИБДД ехать боязно. Я чё подумал. У нас ведь казаки дачный посёлок охраняют, всегда по двое. Я к ним как-то раз зашел в избушку, другой раз, третий… Со старшИм выпил – моя водка, их закусь. Страховку на машину сделал безлимитную. Младшой казачок потом меня на ней до угла моего дома довозит, я уж оттуда пересаживаюсь и до подъезда рулю потихоньку, моя половина уж видит - сам еду с дачи. А казачку сотню на обратный проезд на тачке даю. Все довольны. Все смены казацкие меня знают.

Как в ворота дачные заезжаю, старшОй ихний мне под козырек:

- День добрый, Михаил Петрович! Отдыхать сегодня будем? Или как?

спросил Дима, увидев занесенную снегом площадь и сцену с воющими на ветру боковыми брезентовыми стенами. Градусник показывал минус шестнадцать. - Мы вам что, дедморозы? Сорок пять минут в тонкой рубашке, в шелковой блузочке и на каблуках - вы нас до весны на бэкстейдж сложите или на кладбище оттащите?! »

Но в таких случаях всё и всегда происходит примерно одинаково. Много ласковых слов. Много тепла и участия. «Понимание» и «взаимопонимание» мельтешат в каждом предложении. Но суть-то всё равно одна: надо, Федя, надо. И неустойка ого-го, и агент старый друг, и реноме жалко.

Дима орал на меня страшно и грозил воспалением легких как лучшим из возможных исходов. Он-то изначально ратовал за идею «послать все к дьяволу, и хрен с ними, с деньгами». Но какой мороз может победить мою страсть к наживе?!

Спектаклей, как всегда в декабре, было натыкано по четыре штуки в день. С одного бока нам привесили обогреватель, от которого на таком морозе толку было ровно ноль, зато тот, кто вдруг оказывался на сцене в определенной точке, мог ненадолго почувствовать теплый дымок, скользящий по правому уху. И хотелось заплакать, окунуться в него целиком и забыться навсегда. Особенным шиком был последний номер, для которого мне за ширмой нужно было быстро раздеться почти догола и, стоя босиком, натянуть цыганский костюм. Не хватало проруби, вырезанной крестом, она бы придала благочестия этому одинокому и бессмысленному снежному стриптизу.

Никогда в жизни, ребята, никогда в жизни мы так не пили - ни до, ни после, никогда. Если бы не ларек с горячим глинтвейном, то Мюнхен стал бы нашим последним приютом. Мы приходили в двенадцать, и первый глинтвейн был - «чтобы пережить этот день». Пили за пять минут до каждого спектакля - «чтобы хоть на полчаса хватило». Пили сразу после - «потерпи, потерпи, сейчас полегчает».

Нам в помощь был, как обычно, выделен юный помощник с невнятными функциями. По задумке он должен был следить, чтобы мы «feel happy». Но поскольку feel happy в предлагаемых обстоятельствах мог только полный олигофрен, то бесполезный волонтер мерз, дрожал, сбивал висящие под носом перламутровые сосульки, глубоко и равномерно синел и уныло советовал не пить на морозе алкоголь, потому что сосуды мозга. Мы бы и рады были ему тоже кое-чего посоветовать, да сострадание не позволяло. Он и так жил прихрамывая - был веганом, облезлым и тощим, как швабра у школьной уборщицы.

Сам арт-директор (кажется, Роберт) нам на глаза старался не попадаться. Посмотрев наше первое «сноу-шоу» и вусмерть закоченев в ветронепроницаемой парке, толстенном шарфе, в нахлобученной аж на глаза шерстяной шапке, он как-то сообразил, что мы не будем рады его обществу. Хау ар ю, пискнул он чисто из вежливости. «Иди сюда, я тебе сейчас расскажу, - обрадовался Дима. - Скидавай давай свою куртку, шапку, ботинки тоже и постой-ка тут в футболочке! И сразу поймешь, how we are». «We are fine, thank you» - перевела я и оттащила Диму подальше.

В последний день мы снова встретили Роберта - зелёного, провалившегося в шарф, распухшего от соплей, со слезящимися несчастными глазами. «Я заболел, ребята» - жалобно прошептал он. «Бедный Роберт» - сказала я. «Бог не фраер» - сказал Дима.

Вы не поверите, но сами мы даже насморка не заработали.

Lisa Sallier