Женские истории #дом

а всегда немного затягивался.

И тут наступила весна. В один из рабочих дней, зарывшись в груду бумаг, думаю, вот сегодня уйду точно во время. Погода хорошая, солнце. Найду чем заняться и никакие директорские задания меня сегодня не остановят.

Ближе к концу рабочего дня смотрю на офисные часы и вижу желаемое! У меня рабочий день закончился. Я встаю, выключаю компьютер, собираю сумку. . В этот момент входит директор. Ну знаю я, зачем ты пришел. Не дав ему открыть рот, говорю: завтра, все завтра, а сейчас я домой. Он стоит в тихом ступоре, не возражает. Ухожу, не забыв попрощаться.

Прихожу домой. Включаю фоном телевизор, так привычно. Делаю свои дела по дому и вдруг понимаю, что программы какие-то странные по ТВ. Вроде не то, что всегда в это время показывают. Какие-то новые для меня программы, для домохозяек. Смотрю на часы. Время 15. 20! ! Ушла раньше окончания своего рабочего дня, а еще и нахамила директору. Я увидела на офисных часах то, что хотела увидеть, 16 часов, а не то, что было на самом деле.

На следующий день с поджатым хвостом явилась на работу. Рассказала директору ситуацию и извинилась. Спрашиваю его:

- А чего ты мне не сказал, что я ухожу в середине рабочего дня?

Директор задумчиво так:

- Ты знаешь, я сам офигел. Смотрю на часы, на то, как ты собираешься. Думаю, может так и надо? ...

Не уволили.

он от меня ушел. И не просто ушел, а опозорив перед всеми моими коллегами.

Я работаю в школе учителем русского языка и литературы. Если бы он ушел: а) к любовнице; б) потому, что я изменяла; в) потому что мы плохо жили; мне было бы гораздо легче и понятнее.

А он ушел без видимой причины. Самое обидное, что за десять лет мы ни разу не поссорились. Мы жили душа в душу тихой размеренной жизнью. Я, как могла, создавала ему семейный уют и облегчала быт.

Я никогда не заставляла его помогать мне по хозяйству, потому что:

1. Он все равно все сделал бы не так.

2. Мне проще и быстрее было все делать самой.

3. Я привыкла к порядку, а он не помнил элементарных вещей, например, какой губкой можно мыть чашки, а какой тарелки.

Мне также обидно, что 10 лет своей жизни я ограждала его от всех бытовых проблем и ухаживала за ним, как за ребенком. А он, в благодарность, опозорил меня перед всем коллективом.

Я подробно расскажу, как это было. Мы отмечали свой юбилей свадьбы в субботу. Накануне я все приготовила, убрала дом. Утром мы поздравили друг друга. Я подарила своему мужу зеленые комнатные туфли в цвет его махрового халата, а он подарил мне шелковый шарф какой-то невообразимой расцветки, не подходящей ни к моему пальто, ни к плащу, хотя я много раз просила его не дарить мне вещи, если у человека нет элементарного вкуса. Но в то утро я поблагодарила своего мужа, чтобы не портить нам обоим праздник. Однако мой муж, видимо, почувствовал, что я недовольна и решил мне досадить: вместо комплекта 6 он вдруг взял и надел комплект 4, для четверга.

Я сдержанно напомнила мужу, что сегодня суббота, и он должен надеть комплект 6, а вот вечером он наденет свой праздничный комплект 8. Дело в том, что у моего мужа нет элементарного вкуса и я, чтобы не краснеть за его нелепый вид, раз и навсегда навела в его вещах порядок, распределив все по комплектам на каждый день недели, подобрав, естественно, галстуки к рубашкам, носки к брюкам.

У него есть комплекты на лето, на зиму и на межсезонье. В комплект входит также нижнее белье, носовой платок, ремень, перчатки (если нужно) и так далее. А в карман рубашки я всегда кладу ему записку, где по пунктам написано, что ему делать дальше. Я отличаюсь пунктуальностью и аккуратностью, я считаю, что в любом деле успех зависит от правильно составленного плана. Так вот, я всегда составляла мужу план:

1. Каким одеколоном освежиться после бритья.

2. Какой комплект верхней одежды, в зависимости от прогноза погоды, надеть сегодня.

3. И какие ботинки обуть к этому комплекту.

В то утро он, после сделанного мной замечания, не переоделся молча, а вдруг спросил, может ли он сегодня по случаю субботы надеть дома нижнее белье от комплекта 6, а верхнее от комплекта 4. На что я ему, естественно, сдержанно ответила, что так делать не нужно, потому что в четверг у него могут возникнуть проблемы с носками от четвертого комплекта и ботинками от шестого.

Дальше мой муж понес какую-то совершенную околесицу, что в четверг он обует ботинки от четвертого же комплекта и никак не нарушит мой шизофренический порядок.

Так и сказал: шизофренический. После чего мы поссорились впервые в жизни и до самого вечера не разговаривали друг с другом. К приходу гостей я накрыла стол, переоделась, а муж все сидел в комплекте 4, но я специально молчала и ничего не говорила! И переодеваться мой муж пошел только тогда, когда в дверь позвонили гости всегда приходят к нам точно в срок, зная о моей любви к пунктуальности. Переодевался он очень долго. Мы все успели сесть за стол. Но я специально не заходила в спальню, чтобы его поторопить, потому что обиделась на шизофренический порядок.

И вот мы сидим за столом: я во главе и все мои коллеги рядом, ждем. Я стараюсь показаться веселой, шучу, говорю, что мой муж сам накрывал на стол, поэтому я успела переодеться, а он нет. И тут вдруг выходит мой муж. Вы не представляете, но он специально надел на себя по одной вещи от каждого комплекта, а не праздничный комплект 8!

Я, конечно, сделала вид, что все в порядке, но когда он сел рядом, сказала ему шепотом: "Мы прожили с тобой 10 лет, и я не подозревала, что ты такой изощренный садист". И тогда мой муж вышел из-за стола, встал посредине комнаты и совершил абсолютно хулиганский поступок. Он снял с себя пиджак и крикнул:

Пиджак от будничного комплекта 1, надевается по понедельникам! "

Потом он снял с себя галстук, отшвырнул его в сторону и крикнул:

Галстук от будничного комплекта 2, надевается по вторникам".

И так он дошел до воскресенья. То есть остался в одних трусах.

Если бы он на этом остановился, может быть, я смогла бы его простить, но он снял трусы, бросил их в меня и сказал: Трусы от праздничного комплекта 8, надеваются на юбилеи, свадьбы, дни рождения и Новый год".

После чего мой муж взял ключи от машины, документы и вышел из квартиры голый, даже не хлопнув дверью. Вот поэтому я и пишу вам, дорогая редакция, потому что никак не могу понять: как, прожив 10 лет вместе, можно:

1. Так оскорбить близкого тебе человека.

2. Так внезапно измениться.

3. Бросить жену без всяких причин и без всякого повода.

А самое главное, я не понимаю, почему он так поступил.

С уважением, Алла Павловна N. из города М. "

Ехай стоя, жируха.

— Езжай, а не ехай. В школе не проходили?

— Я не училась в школе.

— То и видно.

На этом диалог мог бы закончиться, но… Это хамство пробудило во мне невиданную ярость. Я решила проучить с@ку. Сделала вид, что звоню, а потом машу рукой в соседний вагон. Потом наклонилась к ней и говорю: "Сейчас тебя ребята проводят. Расскажешь им и про жируху, и как стоя ехать. Береги брекеты". Дамочка поднапряглась. Едет, а щека дёргается, по лицу сбегает пот. Но из вагона не выходит. Потом выходит на своей станции, а мне тоже выходить. Так она подбежала к мужику и начала орать: "Проводите меня, мне эта девушка угрожает расправой! " Мужик смотрит на меня, я улыбаюсь и говорю: "Девушка, Вы в своём уме? Я Вас впервые вижу". Потом наклонилась к ней и шепчу:

— Только не обоссысь.

— У меня ребёнок больной!

— А если у тебя больной ребёнок, зачем ты незнакомым людям хамишь? Никогда не знаешь, на кого нарвёшься.

Всё кончилось тем, что на станции она побежала к дежурному, а я спокойно прошла мимо в ТЦ. Не жалею. Не стыдно. Думаю, этот случай ей Показать ещё запомнился надолго, и больше она не будет оскорблять людей. Даже на пользу ей: ведь если бы она оскорбила настоящего психопата, он бы её не пугал, как я. А молча бы проводил до дома и там проломил голову.

Кавасаки. Девушка из серии хрупких, тоненькая вся такая, в мотоциклетных ботинках, штанах, и куртке. На голове шлем full face, то есть шлем закрывает голову до плеч, из-под защитной маски видны только глаза и нос. Девушка едет спокойно, правил не нарушает, полосы не меняет, газовать ей особо некуда в плотном ряду машин.

В зеркало заднего вида вижу приближаются четыре молодца на Харлеях. Типичные такие харлейщики, здоровые ребята в кожаных безрукавках, банданах, татуировках и прочих атрибутах. Ныряют туда-сюда, тарахтят моторами, не терпится им вырваться вперед. Но пока некуда. Перед девушкой две машины берут вправо на второстепенную дорогу. И тут один из харлеев газует между машинами по разделительной полосе и проносится мимо девушки на Кавасаки чтобы занять место перед ней. От неожиданности она резко уходит вправо, а там железное заграждение. Если она сейчас в него врежется, то ее отбросит всем нам под колеса. Народ матерясь тормозит.

Пока мы все тормозим, харлейщики вырываются вперед и теперь тарахтят впереди нас. Девушка выровняла мотоцикл, все вздохнули, и вроде все устаканилось. Через пару-тройку светофоров мы догнали харлейщиков на перекрестке. Пока все встали на красный свет, девушка слезла с мотоцикла, поставила его на подножку, и направилась к харлейщикам, снимая по дороге свой шлем.

Ребята на Харлеях стояли через пару машин впереди. Девушка подошла к тому, кто ее обогнал по разделительной полосе, что-то ему сказала и с размаху звезданула ему по морде шлемом. Те водители, кто был не в теме оху… сильно удивились, те кто были в теме, стали показывать большой палец вверх в знак одобрения и сигналить. Загорелся зеленый, харлейщики рванули вперед, машины на левой полосе стали трогаться с места, машины на правой полосе стояли и ждали пока девушка тронется, никто не сигналил и не возмущался.

А я улыбалась до самого дома. Хоть одна хрупкая девушка сегодня сумела постоять на себя. Пустячек, а приятно.

к окружающим. И на работе относился к ним соответственно, как к гусеницам – не замечал, и не общался. А вот однажды все повернулось...

Хотя нет, пожалуй начну с другого конца.

Началось все с болезни Джима года два назад. А был Джим главный менеджер, люто ненавидимый за его скотский тип обращения с подчиненными.

Однако, когда после инсульта Джим превратился в мычащее растение, вдруг все стало сыпаться. Оказалось, что мистическим образом он, имевший образование токаря, контролировал все – от уборки снега до чертежей прототипов и заключения контрактов. И делал это эффективно, находясь на работе по 16 часов, включая выходные.

Ему нашли замену, но новый человек не справлялся, добавили еще двоих – результат стал еще хуже, потому что эти трое начали офисные войны и стали бояться сделать хоть какой-нибудь поступок вообще. Наш завод, прооизводящий автомобильные детали, впервые за 35 лет стал срывать сроки поставок. Однажды в обед, на своем рабочем месте умер главный бухгалтер, за полчаса до этого весело трепавшийся по телефону. Он, работавший больше десяти лет, унес очень важное в бизнесе – связи. Завод затрясло сильнее.

И ко всему еще смутно стал обозначаться кризис. Каждый день доходили вести о закрытии похожих фабрик. Владелец и основатель нашего завода крутился, как мог. Хватал кредиты, заложил здания, отправлял людей в неоплачиваемые отпуска, и все надеялся, что станет лучше, как бывало раньше.

В первый вторник марта 2009 года был обычный день. Грохотали пять-шесть прессов, роботы бешено кидали и сваривали детали. Я с напарником работали на подъемнике, прокладывая под крышей кабели для новых машин.

Ближе к обеду, в главном цехе появилось с десяток незнакомцев. Войдя, они очень деловито разошлись: кто - в офис, кто - к складу, а несколько, которые принесли с собой чемоданчики, заняли позицию у дверей и стали ковырять замки. Еще через несколько минут из офиса последовал указ остановить все машины. Перестали грохать прессы, скрипеть конвейры, замерли на пол-пути роботы. В огромном цехе наступила небывалая, мертвая тишина. И в этой тишине вышедший менеджер буднично сказал, что решением суда наш завод объявлен банкротом. Всем предписано оставить рабочие места немедленно, переодеться, ехать по домам и ждать дополнительной информации. Менеджер ушел, а толпа стояла и молчала. Еще оседал масляный туман возде прессов. В тишине был слышен только слабеющий зуд какого-то мотора. Потом, в такой же музейной тишине, разошлись.

Дома ждал второй сюрприз. Мой банк известил, что из-за банкротства оплата последних двух недель недействительна, и денег, которые я ждал от завода, не будет. Я прикинул, на сколько еще хватит оставшихся. Больше трех месяцев не получалось.

Весь следующий день я провел возле компьютера. За 12 часов было составлено два десятка резюме, которые разослал по всем мало-мальски подходящим позициям. Еще через три дня число отосланных резюме достигло восьмидесяти. Я стал бомбить даже дальние районы, до которых езда занимала бы час-полтора. Ни ответа. (Я пишу эти строки через шесть месяцев после событий. Отправлено уже сотни четыре резюме. Кроме пары вялых интервью в агентствах – ничего. )

Потом позвонили из компании, занимавшейся продажей моего завод. Они предлагали поработать оператором, чтобы завершить один из неоконченных контрактов. Срок не определен. Зарплата прежняя. Я был счастлив.

Утром я увидел бригаду. Одиннадцать человек. Из двухсот пятнадцати. Мы заняли небольшое место в углу нашего огромного и теперь мертвого здания. Свет был только над нами, а в окружающей тьме вокруг только угадывались глыбы непривычно холодных прессов и смутно отсвечивали рулоны металла.

Вдруг за одну ночь в огромном количестве заселились голуби, быстро загадившие полы. Однажды по какой-то необходимости я поднялся на подъемнике и увидел одно из голубиных гнезд вблизи. Почти все оно было свито из золотистых обрезков сварочной проволоки и пластиковых хомутиков. Джэф, напарник пошутил, что не хватает только шнура с вилкой, чтобы сделать яичницу.

Мы не знали, когда закончится заказ. Мы приходили к семи утра, делали очередные тысячи деталей, и уходили. Каждый вторник сообщали о том, что работаем до следующей пятницы, а в каждую пятницу говорили, что нужно прийти в понедельник. Никто не знал точной даты конца, но все видели, как таяла гора заготовок. А еще ходили слухи, что нас за хорошую работу пригласят на другой завод.

Все вечера были заняты поиском работы. Я набирал пачку газет, искал ставшие вдруг очень редкими объявления и рассылал резюме. Газеты же сообщали о кризисе автомобильной промышленности и пугали новыми и новыми сокращениями.

Я работал как оператор. На сварочной машине. Я устанавливал в зажим деталь номер один. Закреплял. Затем деталь два. Отходил на два шага назад. Нажимал кнопку. Стол поворачивался. Роботы начинали сварку. Два шага вперед. Другая сторона. Я устанавливал деталь номер один. Закреплял. Затем деталь номер два... . Тысяча сто деталей в смену.

Ирония была в том, что эту машину создал я. Идею взял частично из головы, частично слизал с других. Разработал схему, заказал матариалы, сделал программы для роботов и процессоров, обвязал все сотнями проводков с наклейками... И еще четыре других машины. И модернизировал прессы. Я работал там шесть лет и наслаждался этой работой. Мне разрешали делать по-своему, а я взамен материализовывал все идеи отдела продукции. Можно было работать столько, на сколько хватало сил. Еще в прошлом году завод имел три смены и работал 7 дней в неделю. В случае ухода я мог бы найти похожую работу за неделю-две.

Деталь один, потом деталь два. Зажать. Отойти. Нажать. Подождать. Подойти. Закрепить... Тысяча деталей в смену.

За соседней машиной работала китаянка. Она уже работала на заводе еще до меня, но я узнал, что ее зовут Синди, только сейчас. Как говорил уже, я не любил китайцев и старался их не замечать. А тут познакомились. Я понял, почему для этой работы вызвали именно ее. Синди была универсальным солдатом. Я видел, что она не стояла ни секунды. Даже если не было деталей, или требовалась настройка, Синди без указаний переключалась на уборку или сортировку. Это поражало. Однажды потребовалась двойная норма, и она, лишив себя обеда, сделала ее (у меня, например, не получилось). Мы стали общаться. Синди рассказала, что ее мужа тоже недавно сократили. Двое детей, две машины и дом в кредит, частные школы. Старые родители. У мужа - игорная привязанность, которая стоила сорока тысяч долларов в прошлом году. И раньше-то почти все деньги уходили на платежи, а что будет сейчас...

Уборщиков не было, и постепенно завод погружался в мусор. Из туалетов устойчиво воняло.

В очередной вторник сказали, что сегодня – последний день. Мотивация – ноль. До конца работы – два часа. В гулком цехе сквозняк гоняет бумаги.

Два китайца лениво пересыпают какие-то гайки, больше для развлечения.

Человек пять поплелось на улицу и читает там газеты. Механик Джэф, быстро смекнув, возложил на работу и бешено скручивает медные и тяжелые детали, и не таясь, складывает в свой пикап. Мне пофиг – каждому надо жить. Я выполняю последнее – отключаю установки для демонтажа. Откусываю кабели, сворачиваю шланги. Первая машина – готово. Вторая машина – готово. Я подъзжаю к последней, на которой все работает и работает Синди. Жду. Она работает. Деталь один, потом деталь два. Зажать. Отойти. Нажать. Подождать. Подойти. Закрепить... . Она ставит и ставит детали... И беззвучно плачет.