При царе построили три трехэтажных дома в одну линию. В середине двадцатых их объединили и перестроили в Дом-Коммуну.
Дом-Коммуна это забытая ныне концепция пламенных коммунистических прожектеров. Концепция предполагала, что гражданин
в своей комнатушке будет только спать и переодеваться. Ну, может, "отправлять половые потребности", как называла ceкс [бах]нутая на всю башку и писю Саша Коллонтай. Она же утверждала, что это все, как стакан воды выпить. То есть если пролетарий просит пролетарку дать, то не фиг делать трагедии, нагибайся — понеслось. Нужду половую справили — все довольны. А детей коммуной воспитаем.
Гражданин должен был мыться в общественной бане (подвал второго подъезда), питаться в общественной столовой (первый этаж шестого подъезда) вкусной и здоровой пищей, приготовленной дежурными жильцами в общественной кухне (первый этаж пятого подъезда). А после ужина здоровый и сытый коммунар должен был идти с прочими коммунарами и коммунарками в общественную читальню изучать труды Основоположников и публично обсуждать оные в общественных дискуссиях. За личный примус и мещанство в виде обережения собственной жены от посягательств желающих половой потребности пролетариев — публично порицали на общем собрании.
Такие дома быстро превратились в обычные коммуналки. Концепция сдохла в середине тридцатых. Говорят, с подачи НКВД (так до 1944 называлось МВД). Постоянная необходимость наблюдать одни и те же рожи на работе и дома привела к повышенной нервозности обитателей коммун и, как следствие, к резкому увеличению числа бытовых убийств и банальных драк на почве ревности в таких объединениях. К тому же граждане быстро поругались на почве того, кому сегодня дежурить по бане, далеко не все умели варить вкусные щи, а уж про диспуты и говорить нечего — кто это посмеет сказать, что Ленин в своем "Эмпикриционизме" неправ? На Соловки его, вражину!
Бани и прачечные закрыли, в столовою вселили магазин "Продукты" № 11, библиотеку разбили на комнатушки, куда поселили тех, чьи комнаты перестроили в кухни.
После войны дом расселили, откапиталили, заселили заново, еще раз расселили в восьмидесятые, разбили коммуналки на отдельные квартиры и пустили туда новых страждущих многоквартирного уюта. Но кое-что от коммуны дом сохранил. Спрятал и сохранил.
Слесарь-сантехник (пусть будет Вова) приходит по вызову на первый этаж четвертого подъезда. В квартире поддатый мужик и наглухо забитый унитаз. Володька пробует тросом — авотхренвам — фаянс надо снимать. Пока слесарь мудохался с унитазом, хозяин продолжал отмечать отсутствие жены до вечера. Когда Вова вышел из туалета, дядя уже был в самое главное содержимое канализации. Фокус заключался в том, что дверь за Вовой хозяин запер на ключ и ключ спустил в барсетку. Заветная вещь оказалась под брюхом храпящего в беспамятстве алкаша.
Попытка разбудить мужика привела к расквашеному носу — отмахнулся урод резко и метко. Вова мстительно проставил в квитанции тройную сумму, положил листок на полочку к явно женским флаконам — баба найдет — и направился в ванную. Окон в ванных там нет, зато есть люк. Такие люка образовывали когда-то шахты через весь дом — в них проходила вертикальная пожарная лестница. После переустройства они оказались где на кухнях, где в ванных, где в комнатах. Многие из них, естественно, заложили, но на первых этажах хитрый народец оставлял возможность юзать подвал для личных нужд.
В соседнем подъезде на первом в квартире ремонт — работяги там, выпустят. Вова спрыгнул в подвал, повязал головной платок-арафатку...
Тут, граждане, поясню. Подвалы полны разной живностью, сколько ни трави. Чтобы эти сволочи не лезли за шиворот, кто-то наглухо застегивает воротник и носит кепку, а кто-то применяет головные повязки. Арафатка — хорошая штука — защищает роскошную гриву и прикрывает шею с плечами вместе. И шьется быстро. Из любой подходящей старой наволочки. Обладатель седой львиной гривы Вова шил арафатки за полчаса. Старая истрепалась — в помойку её и новую. Его и прозвали в свое время — Арафат. Вова-Арафат.
Люк поддался легко. Вова шагнул в коридор, дивясь — как быстро ванную-то ребята отделали и дверь уже навесили, молодцы! Но вместо удивленного матерка сантехник чуть не обоссался от дикого визга. Бабка, закладывающая белье в стиралку, никак не ожидала, что из ванной полезет что-то в черном с пятнами и арабском платке — АААААА! ИГИЛ! Террористы в доме!! Телевизор нагнетает, понимаете ли.
Старуха метнулась в комнату и защелкнулась на щеколду, а Володька рванул к входной двери, сообразив, что ошибся направлением и сейчас не в третьем подъезде, а в пятом. Но не тут-то было. Эта дверь тоже запиралась на ключ изнутри. Между тем бабка орала в комнате "Але! Милициииияяя! У меня тут террорист в квартире! "Вова лихорадочно осмотрелся в поисках ключа — нету. Между тем, судя по звукам из комнаты, бравые парни приняли вызов и сейчас от ГУВД должен был уже отъезжать козлик с люстрой.
Володя сообразил, что его ждет гнилой базар до поздней ночи и кинулся к спасительному люку. Через окошко над дверью за ним следили бдительные глаза в толстых очках.
Пролетев меж труб, как заяц по бурелому, сантехник все-таки попал в искомую хату, получил по [дол]бальнику ведром за легкий испуг штукатурщицы — та тоже не ждала, что из крохотной глухой кладовки в веере летящего во все стороны барахла выскочит сумасшедший мужик в спецовке.
Следующий тур балета Володя наблюдал с противоположной стороны улицы, избавившись от улики — арафатки.
Сначала у подъезда отормозился бело-синий козлик с противно визжащей сиреной. Из машины в дом рванули трое ребят с автоматами. На угол аккуратно вылез заштореный ПАЗ с синими номерами.
"О [м]ля. Вот бы щас огреб! " — мелькнуло в башке у Вовы. Он тихо ретировался в глубину двора, зная как битая морда притягивает ментов, сел на лавочку и занялся удалением следов побоев с фейса.
Через пятнадцать минут один из ментов вышел, махнул автобусу и встал у подъезда. ПАЗик отравил пол-улицы выхлопом и прекратил облагораживать пейзаж своим видом. Зато на сцене появилась новая группа — подкатила скорая.
"Инфаркт?! " — ужаснулся Володя, сдерживая благородное рвение подойти и сознаться в непредумышленном убийстве.
Но когда два крепких парня выводили бабку, та была живее дедушки Ленина и орала на всю улицу, что в округе спрятался целый полк ИГИЛа и надо срочно вызывать самолеты бомбить город.
Санитары засунули жертву пропаганды в машину и захлопнули дверцы. Скорая отвалила в сторону психдиспансера, а Вова дворами помчался в контору, пока его битая морда не привлекла внимания ментов.
Через пару дней в РЭУ зашел участковый, покосился на вовкины синяки, поговорил с начальником участка и свалил. Вова получил устный выговор без последствий и новую кличку — Террорист.
