Женские истории #квартира

лет это излишне, но человек, запуганный сталинскими репрессиями, имеет право это потребовать. С моей бабушкой мы имели большой торг относительно сроков разглашения - она требовала 100 лет, но я сторговался до 80, уповая на то, что могу и сам не дожить до нужной даты. Точноая дата мне неизвестна, забыл уточнить, а сейчас уже и спросить не у кого... Будем считать, что раз репрессии начались в 1937-м, то 80 лет уже прошло.

Итак, далее от имени бабушки:

Была я поздним и единственным ребёнком, почему - спросить не догадалась и к моим 17 годам родители были уже довольно старыми людьми. Жили мы в трехкомнатной коммуналке вместе с дядей Петей - моряком и Линой, крикливой хабалкой, у которой была дочка, моя ровесница. Но мы с ней не дружили, гуляли в разных компаниях, да и я уже училась в ФЗО и тянулась к людям постарше. В нашей компании я была самой младшей. Меня так и звали - Младшенькая. Относились покровительственно, не давали в обиду на учёбе и на работе с 16 лет. После работы и учебы вместе ходили купаться, гулять и на танцы.

Там-то со мной и познакомился парень. Был он какой-то слишком серьезный, не разговорчивый, улыбался наиграно и одет был не по возрасту, как-то слишком солидно. Про себя ничего не рассказывал, пару раз проводил до дома и один раз пытался поцеловать возле двери квартиры. Мне он совершенно не нравился. Была я девчонка шебутная, без царя в голове, а он какой-то бука, как 40-летний, хотя не было ему и тридцати.

Так бы и вышла я замуж, как и все мои подружки, за какого-нибудь штукатура или грузчика из порта, но дальше была вот такая история.

Отец мой был уже совсем старый, но еще работал на почте. Он еще в царские времена переехал сюда из Белоруссии и был почтмейстером. Пережил мировую войну, гражданскую, зеленых, белых, красных, грабежи и погромы. В разгаре этого хаоса родилась я и родители решили уже никуда не переезжать, хотя из своего большого дома нас "попросили" и дали комнату в коммуналке. (Этот дом я ещё помню - снесли на закате советской власти. Долгое время там был пустырь, а теперь - торговый центр. ) Как-то раз отец на работе что-то буркнул про Сталина и в тот же день за ним пришли, прямо на работу. Больше мы отца не видели и ничего о нем не знали. Но было это в 1935-м и никаких последствий для нас не было. Соседке Лине мы сказали, что отец уехал к родне в Белоруссию, чтобы никаких разговоров у соседей во дворе не было - сплетня Алина была страшная. Дядя Петя пропадал неделями, все ходил мотористом в разные порты и отсутствие отца заметил, наверное, через полгода, но и его наше объяснение про Белоруссию устроило.

Мой молчаливый ухажер с танцев, провожая меня в очередной раз, тоже спросил про отца. Я и ему соврала про Белоруссию. Тогда он спросил, в какой город, а я ни одного города и не знала, пыталась что-то придумать, но только запуталась. Что было потом - я и не помню, несколько месяцев его не встречала, хотя на танцы в припортовый клуб ходили с девчонками постоянно.

Вечером иду я с учебы, как вдруг кто-то хватает меня за локоть и тащит в подворотню, зажав рот ладонью! Можно было и не закрывать рот - я так испугалась, что и пикнуть бы не смогла. Смотрю, а это он - обожатель с танцев. Спросил, не буду ли я кричать? Я кивнула и он меня отпустил. Сказал, что есть очень серьезный разговор, а я дурочка была, подумала, что он свататься хочет, и сказала, что он мне совсем не нравится и замуж за него я не пойду. Он усмехнулся и сказал, что давно это понял, да и не смог бы на мне жениться из-за моего отца... А тут еще новая напасть, похлеще прежней - он кивнул на портфель. Я только тогда обратила внимание на портфель в его руке - в те времена с портфелями ходили важные начальники, директора и бухгалтера, а тут молодой парень и с портфелем.

Взял он меня за руку и повел к черному ходу одного из домов. Наверное, он заранее все продумал, т. к. там горела лампочка (в советские времена лапочки в подъездах постоянно воровали, а уж в довоенные времена лампочка на лестничной площадке черного хода - это как Мерседес у чукчи-оленевода)а стекло окна заклеено газетой. Молча достал из портфеля листок бумаги и велел читать молча. Я сразу обратила внимание на то, что сверху, в углу, стоял фиолетовый штамп и внизу тоже были какие-то печати и подписи другим почерком и чернилами, но была в таком волнении, что не могла собраться с мыслями. Тут мой молчаливый собеседник спохватился, выхватил листок у меня из рук и загнул верхнюю и нижнюю часть листа, оставив только текст по центру. Его-то я и начала читать. А там - что мы с моей мамой хотим отравить тов. Сталина и тов. Калинина яблочным пирогом с мышьяком и на 7 ноября готовимся отправить его в Москву почтой через папу, работника почты.

Прочитала я это несколько раз и сказала, что это неправда, что никого мы травить не хотим и папа на почте уже не работает, он сейчас в Белоруссии, что это какая-то ошибка. На это мне мой таинственный собеседник ответил, что это письмо, судя по всему, написала моя соседка, чтобы занять нашу комнату после ареста и про моего папу он тоже все знает, что папа мой сейчас в такой Белоруссии, что оттуда он уже никогда ничего и никому не отправит. От этих слов мне стало так жутко-жутко, лишь сейчас я повнимательнее начала смотреть на него и мне вообще ничего стало непонятно: кто он, почему мы здесь, зачем?

Выжав паузу, наверное, чтобы я успокоилась, он положил на подоконник лист бумаги из портфеля, чернильницу и перо и велел писать про Лину и ее дочку, что они хотят отравить тов. Сталина и тов. Калинина яблочным пирогом с мышьяком и отправить его по почте в Москву. Сверяясь с тем листом, он говорил, где делать переносы строк, писать крупнее, и даже заставил меня сделать несколько ошибок, как на доносе, хотя я была в ФЗО хорошистка, много читала газет и писала грамотно. Испортив несколько листов, я смогла написать как надо. Тогда он достал еще один лист, на котором уже стояли штампы, подписи и печати и попросил переписать туда уже буква в букву по середине этот текст еще раз, опять сверился, убрал листок в портфель и остальные листы смял и поджег на полу, прикурив от них. Когда пепел и сигарета потухли окончательно, он их растоптал, оборвал с окна газету и выкрутил лампочку. Я боялась, что он ко мне будет лезть с поцелуями, но он лишь подвел меня к выходу и сказал: "Ты не сможешь удержать эмоции, поэтому домой не иди, а зайди к маме на работу - она еще там, и скажи, что ночевать будешь у подружек в общежитии. Туда и иди, дома до завтрашнего вечера не появляйся".

Я развернулась и пошла в сторону порта, прочь от дома. Пройдя пару шагов, я услышала его оклик и обернулась. Из темноты дверного проема черного хода я услышала фразу: "Я не смог подарить тебе сердце. Зато подарил жизнь! "

Больше я его никогда не видела.

Следующим вечером, вернувшись домой с занятий в ФЗО, я застала дома только встревоженную мать, которая сказала, что вчера вечером приехал "воронок" и арестовали Лину с дочкой.

Потом мы переехали в N-ск, там я через год вышла замуж за офицера-артиллериста, но это уже другая история, как у всех: роды, еще роды, война, похоронка из-под Ленинграда...

Вот так.

дверей дым коромыслом: вопли, истошный женский крик "пшел-нафиг-отсюдова-ветеран фигов"... Поняла я, что и меня с конвертом запросто пошлют. Вошла с трепетом. Под столом сидели ноги лет сорока все в комариных укусах, снявши босоножки, с натертыми насквозь пальцами. А над столом- торжествующая лет 30 брюнетка с длинными люминесцентными пластмассовыми ногтями.

Я сказала, откашлявшись- мол, нужен паспорт. Срочно. Она спросила: почему срочно? Я говорю: хочу ребеночка на море везти, сумку всю потеряла, загранпаспорт без российского не сделают и тп. Тетка мрачно процедила: на чьи деньги на юг везешь? Я кратко но выразительно пересказала свою жизнь на тот момент.

Тетка почесала в голове ногтями и говорит: даа, кругом сволочи, а не мужики. далее она поведала мне всю историю своих взаимоотношений с сыном-подростком, который, пока ее не было (? ), стал наркоманом, тащит все из дома, жизни нет. Говорила она все это со слезами на глазах. А потом вздохнула: вот так сидишь на работе- жрать хочется, и ведь никто не выслушает твой вой... В глазах у тетки стояли слезы. Давать после этого деньгииз конверта было решительно невозможно. Отрастерянности, желая ее утешить, я достала из сумки пластырь, нитки с иголкой и пирожок с яблоком, который несла на работу. теткины глаза округлились. А это ЧТО? Отступать было некуда. я взяла пластырь. Это, говорю, на палец, мизинец на левой ноге у вас натерт. А это-показываю на нитки- для кофты. Она сзади на правом рукаве рваная. Могу, кстати, быстро зашить. А пирожок, говорю, ешьте- вы же голодная.

Это ты с чего решила, прошептала тетка. Потому что вы на ветерана несправедливо Кричали, сказала я почти в беспамятстве. Так кричат либо мерзавцы, либо очень голодные одинокие люди. Почему ты думаешь, что я не мерзавец, спросила тетка. а я ответила: у вас синие глаза и взгляд колючий. как у новорожденного ребенка. тут тетка расплакалась. Горько так. я протянула ей пирожок. она его заСунула в рот. мрачно процедила Иди говорит, быстрей отсюда. не оборачиваясь. Боюсь я, говорит, за твою жизнь. думаю, все. Не видать мне паспорта. Пошла к двери. А она меж тем в спину мне бросила: а завтра приедешь- заберешь паспорт. Специальный сделаю тебе, именной. Чтобы ты, дура, была счастливой.

При этом тетка плакала.

Ушла я в полном недоумении. Но на следующий день на всякий случай заглянула. паспортный стол оказался закрытым. И через день- тоже. На трети день я нервничая, отправилась в милицию. Там творилось что-то странное. Сказали, что паспортистка исчезла. Попросту пропала. пришлось ради выдачи паспорта вскрывать сейф. Паспорт мой оказался с тремя 777 в конце. Он был выписан вне очереди, с пропуском множества номеров в журнале. Я поняла, что люминесцентные ногти сделали мне подарок.

Так я с ними жила. Прошло три года. В квартире раздался звонок. Звонили с ПЕТровки. Сообщили, что паспорт мой недействителен, и я должна принести его на проверку в МВД.

Пришла. Два следователя взяли мой паспорт. Сказали, навсегда. Поинтересовалась, в чем дело. Мне объяснили: в период когдая получала документ, в отделении работала ложная паспортистка, зечка, выдававшая пенсионерам поддельные документы, а настоящие сплавлявшая налево.

Рассказывают они мне все это, как тетка триста поддельных паспортов навыписывала, расспрашивая параллельно о тетке (не при помню ли чего интересного)- и вдруг замешательство. Один милиционер-следователь другому говорит: слышь? Это паспорт- настоящий. Единственный.

Вызвавшие меня с паспортом следователи решили поначалу, что я состояла в преступном сговоре с паспортисткой. Обращались со мной крайне настороженно. Начали как раз с расспросов (ничего не объясняя) о внешности ее. А поскольку я не понимала, зачем меня спрашивают, подробно описала им все- и цвет волос, и форму ногтей, и коленей- в общем, все. Кроме глаз- они забыли спросить поначалу.

И следователей дико интересовал вопрос, за что мне она выписала паспорт настоящий. Этот момент наводил на меня подозрения. Долго это обсуждалось. Наконец, один криминалист другому говорит: ну, я думаю, это как случай в Доме с рецидивистами, , где дом выселили. Помнишь? Второй следак ничего не помнил. Тогда первый рассказывает: в начале 90-х дом рассеяляли, тут неподалеку. Все квартиры выселили- а одни жильцы остались. В доме поселились рецидивисты- в пустой квартире. Решили ограбить оставшуюся квартиру. Приходят- позвонили. Говорят, мы из милиции. хотя без формы. а Там девушка, дура, в квартире, дверь им открыла не спросясь, поверила, что из милиции, удостоверение не спросив, усадила их обедать, и компот вишневый им тут же предложила. На кухню завела. Положила пирог с яблоками. Так вот, они посидели- поели - и ушли. Ушли, понимаешь? А мы к ней по потом с высунутыми языками заявляемся- а она даже не поняла, что случилось. Мы ей- мы из милиции. А она- от вас уже приходили, пили компот... . Стаканы у нее схватили на отпечатки- и все.

И тут я торжествующе говорю. И происходило это все по адресу Казанский переулок дом 17. Откуда вы знаете, спросил мент.

Я знала потому, что это была я...

Вернули мне паспорт с семерками, а на прощание сказали: а какого у нее глаза были цвета- не помните? И я ответила- как можно это помнить через столько лет? Хотя я знала: они были абсолютно синие.

Сантехник и жадность – два названия одного животного. Наши анекдоты все о том, как кто-то пошёл на халтуру и там потратил больше, чем заработал. Это очень смешно, невероятно. Сантехники падают со стула и не могут встать. Анекдоты же про «нырять в говно» у нас не считаются смешными. Это скорее мелодрама и сериал.

Вот Саша Нитунахин чистил засор. У Саши трос смазан солидолом. Есть поверье, что говно к солидолу не липнет. Это не самая странная сантехническая паранойя, но очень характерная. Саша вращает трос в свободной манере абстракциониста Поллока. Трос бьётся о стены кухни, потолок, мебель и посуду.

– Зато труба чистая, – говорит Нитунахин.

– Зато кухня грязная, – поправляет его хозяин.

– Это не грязь, а солидол, – встречно поправляет Нитунахин.

– А выглядит как говно.

– Точно нет. Говно к солидолу не липнет, – говорит Саша с видом знатока.

Уборка кухни специальной женщиной, устойчивой к солидолу, стоила 30 евро. За чистку трубы – 20. Таким образом, Нитунахин заработал минус десять евро. Уже год весь коллектив катается со смеху от этой потрясающей комедии.

Оля говорит, это не просто пьянка, а день рождения. Надо купить цветы. По отдельности её слова понятны, а вместе нет. Дарить можно перфоратор или пресс для обжима труб. Цветы же, танцы и котов придумали бесы. От них только канализация забивается.

Сантехник Олег, например, получил вызов на чистку водостока. Сосновые иглы с крыши падают, потом вода не проходит. Олег искренне предложил отравить сосну. А женщина ради этой сосны купила всю квартиру с террасой. Растение баюкало женщину, пахло ей и давало приют птицам. В ажурной тени хорошо было читать и пить кофе.

Олег возразил: сосна-читальня это дикий жир. Инструкции к насосу можно читать и под берёзой. Зато два ведра электролита, вылитых под корень, уберегут ливневую канализацию. Вылить он берётся бесплатно, нужно только купить электролит.

С точки зрения женщины, Олег – маньяк и убийца. И у этого же монстра Оля просит денег на цветы.

Сопротивлялись как могли, но проиграли.

– Вот это видели! – сказала Оля и показала голую ногу по верхнюю треть бедра. После чего обошла парализованных сантехников и собрала сколько надо.

Вчера у нас был утренник с цветами и тортом. Так глядишь, и до танцев докатимся. Потом Оля осталась допивать кофе, а сантехники пошли делать то, что все матери запрещают детям – трогать руками чужие каки. И поделом им.

я только с армии пришёл, а ей шесть лет. В гости к будущей жене заходила- они дружили.

- А ты кто, говорит? И смотрит так внимательно. Голову наклонила.

- А ты как думаешь?

- А давай, ты будешь моим папой?

- Ну, это только если понарошку. У тебя же есть свой настоящий папа?

На самом деле родители её были в разводе, девочка жила с мамой. Мама пахала на двух работах, старалась обеспечить дочери достойное будущее. Янке дома было одной скучно, вот она и повадилась в гости к соседке. Мы с ней в шахматы играли, я научил – неплохо сражалась для её возраста, неглупая была.

А кличка «папа» так ко мне и прилипла. Она меня иначе не называла.

Мы с будущей женой совместными усилиями, прилагательное «будущая» превратили в «настоящая» и переехали. А Янка осталась.

За следующие годы произошли несколько значимых событий. Я закончил муху (художественное училище им. Мухиной), что на Соляном, факультет «архитектура и дизайн интерьеров», мы своей компанией зарегистрировали фирму- занялись строительством. С женой развёлся- так получилось.

Конец восьмидесятых, перестройка, в стране появляется всё больше состоятельных людей, которых уже не устраивает Советский уровень жизни- хотят, как на Западе. Поэтому услуги нашей фирмы были довольно востребованы- мы приводили в божеский вид частные дома, квартиры, офисы, небольшие кафе- всего не перечислишь.

Неплохо приводили.

Очередная заказчица назначила мне встречу в ресторане. Я взял альбом с фотографиями наших объектов– слева- как было, справа- как стало. Портфолио называется. Сидим, общаемся.

- Молодой человек, не хотите вашей даме подарить цветы? – это мне в спину. Поворачиваюсь – симпатичная такая молодая барышня- лет пятнадцати, с корзинкой- это тогда такой побочный бизнес по ресторанам был. Вдруг радостно-

- Папа!

И барышня вешается мне на шею, отставив корзинку с цветами. Потом сразу берёт себя в руки-

- Ой, извините, говорит моей спутнице. Та смеётся.

Я купил букетик фиалок и подарил заказчице, объяснив в двух словах двусмысленность ситуации. Улыбнулась. Контакт достигнут. Ура. Объект наш – ресторан на Васильевском.

А Янке я просто написал свой номер телефона – я тогда один жил в двухкомнатной на Художников – первая жена к своим родителям уехала. Скучновато было одному по вечерам- я такой себе тест выдумал- вхожу в парадную, вызываю лифт, и бегом через две ступеньки к себе- на четвёртый этаж. Если успеваю, покуда лифт внизу не остановится- значит вечер будет интересный. Если не успеваю- придётся скучать.

В тот раз успел. Только вхожу в квартиру- звонит телефон. Янка.

Поговорили. Назвал ей адрес, где живу.

- Папа, а можно к тебе?

- Да запросто. Приезжай в гости – ужином накормлю.

За ужином Янка рассказывала, как живёт. Невесело в общем. Школу бросила, дома кривой дурдом в лёгкой форме – у матери вдруг завёлся хахаль, держит себя хозяином, общается свысока, нотации читает. И ногти стрижёт прямо на ковёр. Говнюк.

Мать его терпит по только ей понятным причинам. Подали заявления на отъезд – я не говорил, что Янка принадлежала к той самой Богоизбранной нации? Принадлежала.

Но корни Польские – Семитского в ней было- только лёгкая горбинка на носу, и, если присмотреться к глубине голубых глаз – там тихонько сверкает оттенок вековой скорби Еврейского народа. Ну, коли на тех чёртиков, что у неё в глазах постоянно плясали, внимания не обращать. Фигура фотомодели, пепельно- русые волосы, походка танцовщицы.

Нашла себе работу - цветочками, блин торговать – ни учиться, ни заняться чем- то серьёзным не хочет – вот уедем, там видно будет. Хахаль материн о планируемом отъезде не знает- если узнает, будет большой скандал. Чтоб не с мордобоем.

- Папа, а можно я у тебя переночую?

- Да ради Бога. Вон комната свободная, диван, подушка, одеяло. Я уйду рано, ты ещё спать будешь – найдёшь, чем позавтракать в холодильнике- будешь уходить, просто захлопни дверь.

Так и повелось. Примерно с полгода два- три раза в месяц Янка приходила ко мне в гости, ужинала, рассказывала о своих заботах, а утром просто захлопывала дверь. У меня тогда было много работы, приходилось вставать в полшестого. Ну а что? Плохо дома девочке – вот нашла себе отдушину- отдохнуть, перезагрузиться.

Последний раз пришла грустная. Всё, говорит, в понедельник самолёт. Документы оформлены, билеты куплены. Вещей минимум –хахалю сказали, что на три дня в гости к родне в Тулу едем. Да, собственно- и особо тащить- то с собой нечего, не нажили. Квартира продана, письмо с инструкциями ему написано – оставим, когда уедем.

А то он новым владельцам устроит под настроение весёлуху вприсядку, пока поймёт, как его кинули. Так- то мужик вроде ничего, амбиций только многовато.

- Ну ты не грусти, у тебя новая жизнь начинается. Удачи тебе.

Янка потёрлась носом мне о плечо. Улыбнулась.

- Папа, я буду там тебя вспоминать.

Прошло ещё несколько лет. Фирма наша прочно встала на ноги – очередь из заказчиков не пересыхала, к нам записывались заранее и готовы были ждать. У меня появилась новая семья, достаток, дети учились в хорошей гимназии, в отпуск можно было попутешествовать по свету.

Идём с женой по Суворовскому, она домой, а мне ещё в магазин забежать- и вдруг...

- Папа!

Поворачиваюсь – Янка. Похорошела, элегантно выглядит, глазами радостно сверкает – вот ведь какая встреча.

Жена у меня человек деликатный, пробурчала что-то вежливо- доброжелательное и ретировалась. Типа – не портить встречу старых знакомых.

Старые знакомые посидели в кафе, обменялись новостями. Рассказала о себе.

Янке родня приготовила на исторической родине жениха. Постарше её и посостоятельнее. Она, как увидела это субтильное сокровище в роговых очках, и с каплей на кривом носу, послала всех на хер, развернулась и пошла в отдел министерства абсорбции- устраиваться самостоятельно.

Устроилась – кибуц почти в пустыне, домик, как избушка на курьих ножках- на четверых. Три девицы, кроме неё. Одна из Грузии, одна из Эфиопии, и ещё одна из Китая. Китаянка с Уссури - по Русски маленько говорила. А с [мав]ритянкой - только жестами.

А ты не знал, что бывают и Китайские и [мав]ритянские Евреи?

-Соседи- мягко говоря, простоватые. Не то, что бы совсем уж тупые, но деревенщина конкретная. Скучно. Поговорить не с кем и не о чём. Работа – в местном ресторане – это у той местной тошниловки такое гордое название было. Хозяин- бывший Одессит, настолько душный- сил нет. Каждый шекель по три раза пересчитывал. Больше всего жадничал за расход воды- она там привозная, дороже бензина. Посуду мыла.

Кто пробовал перемыть до блеска тридцать тарелок в пяти литрах воды? Чуть пальцы себе не отрезала однажды на овощерезке. Освоилась маленько, стала искать чего получше. У меня ведь даже школьных аттестатов не было.

Нашла какую- то ешиву (школу) полузаочную – сидела вечерами, училась. На меня смотрели, как на чокнутую: вместо чтобы отдохнуть, она зубрит.

Получила аттестат. По объявлению нашла себе место секретарши в небольшой фирме- зато в Холоне, это почти Тель-Авив.

Дальше что? Работала, сняла комнатку с кухней, устроилась, стала осматриваться на предмет дальнейшей карьеры. А потом гляжу- шеф на меня неровно дышит. Ему под сорок, неженат, живёт с мамой.

Короче, кончила тем, с чего начинала. Вышла замуж за довольно обеспеченного мужика, и существую вот теперь без особенных хлопот. Колледж посещаю. Дочка у нас – папа с неё глаз не сводит, и пылинки сдувает. А главное – бабушка растаяла. Ты знаешь, что такое Еврейская мама, если сын настоял, и женился не по её выбору? Ого, не дай бог узнать. Первое время я её просто боялась. А сейчас- живём душа в душу.

Было там ещё обстоятельство. Деликатное, правда- ну да ладно, открою тебе секрет. Я ведь в Израиль девственницей уехала, и так и прожила там в кибуце. Муж нынешний у меня первый. Он, когда маме это рассказал, та полдня довольная ухала. Пирог мне испекла.

Так что сволочь ты, папа Эдик, редкостная. Ты что думаешь, я к тебе ужинать полгода ездила? Хоть бы раз посмотрел, как мужчина.

Ну знаешь, я к тебе как к дочке относился- назвала папой, не удивляйся- я ещё ту козу шестилетнюю помнил, с которой мы в шахматы играли.

А я так надеялась… Хотя, если бы у нас тогда было что- нибудь, я бы сейчас так не жила.

- Вот теперь и думаю, - говорит Эдька, правильно я поступил, или упустил что- то?

- Эдик, а что это у тебя рожа такая мечтательная?

- Хе. Янка вчера звонила. Приезжает в Питер- дня на три. У шефа(мужа) её тут дела какие- то, сам бросить контору не может, вот её посылает. В командировку. Встретиться предложила. Мои на даче- буду реабилитироваться…

она уже помнит, даже на улице здоровается, а про счет — никак.

Ну вот, опять пришла. Здрасьте-здрасьте, вот, пожалуйста, спасибо, где расписаться, и еще вот эта оплата, пожалуйста. Обычный диалог. На родном мне русском языке, на котором я разговариваю без всякого акцента, честное слово.

За мной стоят: сонная девица, крепкий дед лет под 80 и лицо жгучей национальности. В разгар нашего с теткой общения (то есть мы уже дошли до непроводимого счета и она привычно затрепетала) у меня зазвонил телефон. Нет, не слон, а приятельница из Голландии, которая собирается на важное интервью в солидную фирму и просит всех знакомых держать пальцы скрещенными, стучать по дереву, короче говоря, помогать ей телепатически. Разговор короткий, не дольше минуты, но на английском. Уточняю — на моем английском, с моим произношением.

Закрываю телефон, извиняюсь перед теткой, в общем, я вся внимание.

Тетка начинает говорить, отчаянно артикулируя, отчетливо и громко произнося каждое слово:

— Вот! Тут! Расписаться! Писать! Тут! Фамилия!

Стоящий за мной дед вносит свою лепту:

— Шрайбен, слышь? Тут надо шрайбен фамилия! — и тычет сухим пальцем в квитанцию, в то место, где надо шрайбен фамилия.

Лицо жгучей национальности хватает со стойки какую-то бумажку, вытаскивает ручку и своим примером пытается объяснить, что же от меня требуется:

— Суда гляды, да. Видищь? Я — Саркисян. Пишу — “Сар-ки-сян”. Ты — Клинтон. Пиши — “Клин-тон”.

Тут подключается девица:

— Что вы несете? Она сейчас “Клинтон” и напишет. Девушка! Мисс! Райт! Вот тут! Райт. Фэмили. Или нейм. Райт!

Я почувствовала, что не вправе их разочаровать. Я шрайбен фамилию молча. Свою. Не Клинтон.

Я молча отдала мани и взяла чейндж. Не переставая кип смайлинг. Клоузед май бэг энд воз оф.

Когда уходила, дед с Саркисяном обсуждали, как тяжело жить в другой стране без знания языка.

сами собой, но и после я относился к ним, как к бывшим женам. Всегда готов оказать услугу, подставить плечо или оказать материальную поддержку – дать 200-300 долларов на каприз или 2-3 тысячи на медицинские или жилищные проблемы. Плечо бывает даже важнее денег, устроить на работу или учебу. (Она живет в городе, где у нее нет работы, но там есть банк моего бывшего студента – звонок Саша, пожалуйста, помоги человеку или привет, Борис Николаевич, ты сегодня экзамен принимаешь, отнесись с пониманием). Жилищный вопрос – (Костя, ты председатель депутатской группы, замолви словечко в исполкоме). Суд – наметить с моим адвокатом стратегию победы и отыграть ее, иногда это целая шахматная партия. Бывает и отказ – девушка забегала ко мне на несколько минут (ребенок, муж) скрасить мое одиночество, с тех пор 10 лет не общались, даже по телефону или в сети и вдруг сообщение – хочет купить квартиру, но нет денег(! ). Мне показалось. что это слишком, и я не ответил, но какое-то «неприятное чувство осталось». Но, несмотря ни на что – Дорогие Женщины! мы вас любим и вы тоже можете на нас порой положиться, для разнообразия (да, мсье из провинции – первые полжизни в советской Москве). Всех с праздником и всем по бокалу «за счет заведения»