Женские истории #мама

А надо было - «языковой». И эта ошибка аналитического отдела стоила победы. Беседуя в одном баре о девичьей чести, Полине не хватило слов. Она вскочила на стол и в вихре танца подчеркнула нужное. И сразу получила ряд серьёзных предложений.

Полина выбрала молодого инженера Эндрю. Он работал на военном заводе. Его уволили раньше, чем он закончил фразу «моя русская невеста».

Он допускал, у Полины может быть мать. И она может приехать. Возможно даже, останется на ночь. Никуда не денешься, за красивыми ногами всегда следует какая-то неприятность. Во-вторых, канал Дискавери уверял: русским душно в Лондоне. Через день мать сбежит назад, к родным берёзкам и ручьям. Вот такой вот доверчивый человек Эндрю.

Он ожидал увидеть усталую женщину с добрыми глазами. Реальная мать оказалась крупней и глаза скорей безумные. Её не интересовала история страны. Она не хотела возвращаться в тайгу. Она превращала в тайгу всё, во что приехала. Начала с мелочей. Приготовила ряд блюд из несовместимых продуктов и заставила съесть. Высадила помидоры во дворе. Переставила мебель нелепейшим образом. Отодрала модные серые обои, прилепила оранжевые дули на зелёном фоне. Сказала, интерьер должен внушать оптимизм. Эндрю хотел спросить иронически, чем отличается мамин оптимизм от паранойи, но не решился.

Ещё мать пыталась сажать берёзы силами зятя. Канал Дискавери не говорил, насколько душно бывает Лондону вокруг одной единственной мамы.

Эндрю спросил у Полины:

– Как твоя матушка выдерживает тоску по отчизне? И стоит ли так себя мучить?

- Дорогой, не сердись на неё – ответила Полина. И закинула ногу на ногу. И дорогой перестал сердиться. За эти колени не жаль было ни Родины, ни принципов.

Стояла жара. Премьер-министр просил экономить воду. Англичане перестали поливать траву. Мать клялась, что тоже не поливает. Но мокрый шланг и счётчик воды уверяли: врёт! Отрицание фактов в её культуре считалось не враньём, а гражданской позицией. Полине всё чаще приходилось закидывать левую ногу на правую и наоборот. Эндрю с трудом выносил изумрудный позор перед своим домом.

- Завтра патрульный вертолёт будет расстреливать всех, кто поливает газоны – сказал зять за ужином. – Так решило правительство.

- Как это мудро! – ответила мать. Ей не жаль было автоматической поливалки. Что угодно за радость укрощать зятя.

Английский муж считается у нас скорее пакетом акций, чем мужчиной. И как ни глупо мыть посуду государственной облигацией, мать не могла сдержаться. Ибо зачем ещё оно, если его нельзя перевоспитывать?

Наслаждение могло бы длиться вечно. Но вдруг закончилась виза. Мать приготовила праздничный ужин. Вдруг наколдовала хреновуху. Хрен английский, сказала, водка тоже.

Несмотря на общую атмосферу горя, Эндрю много шутил. После первой рюмки вспомнил как ему не нравились обои, вначале.

После второй спел песню «ложкой снег мешая, ночь идёт большая»

После третьей угрожал застрелиться, если мать не останется в стране нелегально.

Утром он вёз маму в аэропорт, не тормозя на светофорах. Он готов был сесть в тюрьму, лишь бы счастье улетело. Потом, конечно, писал трогательные письма, называл маму мамой. Холодца просил прислать, лицемер.

Практика показала, 2501 километр – прекрасное расстояние для родственной любви.

жопой вперёд. Мужик втаскивает тело в коридор, кладёт на пол и протягивает мужу мокрые и перепачканные в песке трусы и лифчик жены, со словами – «Это тоже вам», разворачивается и уходит от ох[рен]евшего от всего этого мужа. Представили?

Ну так вот, однажды мне пришлось в этом поучаствовать, в качестве мужика доставившего жену.

А начиналось всё великолепно, в пятницу часа в три на работе был устроен небольшой банкетик, в честь дня рождения заместителя главного бухгалтера. В начале, на мероприятии присутствовало человек двадцать, к шести часам вечера народ в основном разошёлся, осталось восемь человек, бухгалтерия в полном составе, начальник ПТО, сметчик из его отдела, девушка геодезист и я главный инженер. Видно не сильно торопясь домой, пьяненькая разведенная сорокалетняя главбух предложила продолжить мероприятие на природе. Было начало июля, погода стояла жаркая, и проведение данного мероприятия было почти единогласно одобрено.

Рассевшись по машинам, благо у меня и главбуха имелись служебные авто с водителями, решили ехать на бывший песчаный карьер, где имелось великолепное озеро с чистейшей водой. Заехав по пути в магазин и затарившись спиртным, мы приехали на берег озера. Расположились на песчаном пляже и продолжили пить и закусывать. Народ всё больше раскрепощался и пьянел, решив охладится главбух, сняв юбку и блузку в симпатичном нижнем белье плюхнулась в воду, несмотря на отсутствие купальников девчонки из бухгалтерии последовали за своей начальницей, затем и остальные полезли в воду. Вдоволь наплескавшись и наплававшись и сняв в кустах мокрое бельё, наша компания тронулись в обратный путь. Так как все жили в разных частях города, то по машинам расселись с учётом места проживания. Со мной поехали птошник и две девчонки из бухгалтерии.

Так получилось, что последней мне пришлось доставить домой совершенно пьяную бухгалтершу Юлю, молодую двадцатисемилетнюю женщину с очень хорошей фигуркой, одетую в лёгкий сарафанчик на голое тело, которая заснула по дороге и ни в какую не желала приходить в себя. Вытащив с водителем из машины отключившуюся даму и открыв магнитный замок в подъезд ключами взятыми из её сумочки, я скомкал и засунул в карман её мокрое бельё валявшееся на полу машины, взвалил на плечо Юлю и прихватив её сумку направился к лифту.

В понедельник, несмотря на страшную жару, Юля пришла на работу в брюках, водолазке и в больших тёмных очках закрывающих половину лица. Так ей пришлось ходить на работу недели две, видимо пока не прошли поставленные мужем синяки на лице и теле.

мама раздобыла копию наших ключей, пришла днем и переложила вещи какие-то, в кухне выбросила из шкафов продукты типа устричного соуса (и все, что ей незнакомо), заменила дверной коврик (что? ) и залила моющими средствами сантехнику, чтобы моя "ленивая" женушка наконец-то прибралась.

Успокоившись, звонить и ругаться маме она не дала, отжала у меня запасной ключ от родительской квартиры и на следующий день вместо работы пошла туда. Не знаю, что за порядки она там навела, но вечером звонила мать в истерике, которую пытался успокоить хохочущий отец. После этого почти 2 года я ходил к ним один, потом родился сын и родители наконец-то пришли к нам в гости.

Все прошло хорошо, но под конец вечера мама не удержалась и начала говорить ребенку в духе: "Твоя мама то-то не делает и это не делает для тебя, ай-яй". Жена тут же повернулась ко мне, говорит: "Видишь, твоя мама о младенцах знает все лучше, давай на пару недель внука ей отдадим! Как раз отдохну после родов, и ты поспишь спокойно". Мама тут же сказала, что все идеально и внук в полном порядке, и с тех пор она достает всех, кроме жены и сына, хоть он уже школьник, видимо, боится, что его мама что-то опять выкинет. Люблю эту больную!

двое детей, с которыми мы быстро нашли общий язык.

За несколько дней было объезжено и осмотрено всё, что полагалось видеть неорганизованному советскому туристу. Надо сказать, что роскошь царских дворцов и убожество быта узников Петропавловки мало взволновало наши детские сердца. А вот, что "Аврора" с её пушками, это да - вещь, были согласны все четверо.

Неосвоенным оставался лишь Эрмитаж. Уже не помню отчего, но младшую часть нашей группы из всех богатств и шедевров этой сокровищницы мировой культуры больше всего интересовала восковая фигура Петра Первого. Говорили, что она сделана в натуральную величину, одета в настоящий царский камзол и даже лицо сделано с посмертной маски царя! Класс! Ну и какой там Леонардо да Винчи?

И вот, терпеливо отстояв километровую очередь, мы в музее. Вокруг изумлённые взрослые люди подолгу стояли у картин, разглядывали великолепные скульптуры, восхищались работами из стекла и фарфора. Детвора же, каждый раз медленно переходя из зала в зал, лишь разочаровано вздыхала. Фигуры не было. Ещё через пару часов этих бесполезных перемещений младшие начали потихоньку роптать. И в конце концов были услышаны. Изрядно подуставшие мамаши решили осуществить-таки детскую мечту и активизировать поиск заветной цели путём опроса служащих музея.

Смотрительницы Эрмитажа того времени заслуживают пары отдельных слов. Это были в большинстве своём преклонного возраста дамы, с печатью врождённой питерской интеллигентности на лице. Родившиеся и получившие начальное воспитание ещё в той, не тронутой революциями России. Державшиеся с каким-то особым достоинством, они безусловно вписывались в сам интерьер музея и были неотъемлемой его частью. Вот к одной из таких благообразных старушек и обратилась тётя Мария. То ли от некоторого смущения, то ли подумав, что пожилые люди обычно плохо слышат она довольно громко произнесла:

- Уважаемая, скажите пожалуйста, а где у вас тут находится чучело Петра Первого?

Меня словно током пронзило. Боже мой! Я не ослышался, она сказала "чучело"?! Чучело великого императора? Дальше как во сне. Рядом стоящие люди стали улыбаясь поворачиваться к нам. Те, кто помоложе, прикрыв рот ладошкой, откровенно ржали. Люди постарше смотрели строго и осуждающе. Такого позора в моей жизни ещё не было!

На старушку-смотрительницу было страшно смотреть. Лицо её побелело, руки дрожали. Держась за сердце и судорожно, как рыба на льду, хватая воздух она только и смогла пропищать слабым старушечьим голоском:

- Да как Вы можете! Как, как вам не стыдно!

А что наша тётя Маша? Так и не поняв, что она сморозила, поморгав глазами на сумасшедшую и окружающих её идиотов, пожимая плечами с достоинством удалилась. Надо ли говорить, что далеко-далеко впереди неё галопом к выходу уже мчалась вся наша команда.

множество разнообразных симптомов и просила посоветовать что-нибудь поэффективнее и подешевле.

Я понял, что стоит она тут давно, и невольно залюбовался аптекаршей - та с безграничным терпением и добродушием назубок произносила названия медикаментов, выразительно описывала их характеристики, отличия и противопоказания, быстро их находила и показывала.

Иногда в глазах ее мелькали чертики смеха, если старушку особо заносило на биографические воспоминания, как и отчего началась та или иная болячка, но она тщательно сдерживалась и улыбку сохраняла добрую.

Разглядел я, и как очаровательна аптекарша, девушка лет 25 - тихая русская красота, но тонкая и безупречная, походила на Белохвостикову в молодости. А когда она еще и выбежала из прилавка, согнулась над нижними полками, я понял, что и вся аптекарша тонка, стройна и гибка, как горная лань! Был бы я помоложе и свободен, непременно бы влюбился.

Но тут мне оставалось только ее как-то развлечь в награду за безграничное терпение, а старушке помочь дельным советом. Когда та стала показывать на своем теле места раздражения кожи и пролежни, я посоветовал ей сходить в баню, побиться дубовыми вениками, кратко пояснил, чем это полезно для кожи.

- Какая еще баня! - возмутилась старушка - 97 лет!

- Хорошо выглядите! - ответил я совершенно искренне.

Бабулька совсем обиделась:

- Это не мне, а моей маме!

Аптекарша и тут героически удержалась, чтобы не расхохотаться. Когда я совершил свои немногочисленные покупки, сказал ей тоже искренне:

- Вы самая красивая и терпеливая аптекарь из всех, кто встречался мне в жизни!

Вот тут она не выдержала, просияла и рассмеялась. Хором со всей очередью, которая успела скопиться за моей спиной - залюбовавшись девушкой, я просто не заметил людей, подошедших сзади.