Женские истории #машина

не знали, что делать. Мамаша этой твари была такая же, только опытнее и ещё хабалестее. Директор заняла нейтральную позицию, боялась, что мамаша будет жаловаться, натравливать на школу вышестоящие инстанции, которых хлебом не корми, дай провести проверки и обвинить школу и учителей. Поэтому директор говорила, что во всём виноваты мы, учителя, которые не могут найти подход к девочке. Ага, ко всем можем (а сложных учеников было много, но мы справлялись), а к этой прям все работающие в её классе 14 учителей не могут. Дотянули её до 9 класса, выпустили. Она собиралась в 10 класс, но директор отговорила чудом. Все вздохнули, когда она ушла. Я ненавидела два дня, когда её класс приходил на уроки. Радовалась, когда она болела, а позже уволилась из школы.

А вот недавно еду я по улице. Грязь, после дождя всё мокрое, сырое, везде лужи. Вижу, идёт по тротуару та самая ученица и мамашка её. Одна в светлом пальто, другая в светлой куртке, в светлых шапках обе. Прям возле тротуара была грязная мерзкая жижа, я проехалась на скорости и от души обрызгала их обеих грязью. У них даже лица были в грязи, вся одежда в грязевых брызгах. Я притормозила, выглянула из окна, назвала их с@ками тупыми, добавила ещё пару ласковых. Я не уверена, что они меня узнали, потому что у меня другая причёска, цвет волос. Хотя кто знает. Номер машины тоже был не очень виден из-за грязи, да и улица это была проездная, точнее, переулочек, там нет камер. Пока они орали и, Показать ещё видимо, хотели сфоткать машину, я уехала.

Я не мстительная, не злая, я спокойный рассудительный человек, езжу аккуратно, никогда не позволяю себе ничего такого. Но какое неземное удовольствие я получила, обрызгав этих гадин! Надеюсь, они не отмоют свои вещи.

аристократически относящимся к женщинам. Не удивительно, что он пользовался у них большим успехом. С этой чертой его личности связано много анекдотов и историй. Вот одна из них.

Конец апреля 1945 года.

Утром на аэродроме под Берлином приземлился самолёт, который из Москвы прислала Ставка Верховного Главнокомандующего, чтобы забрать Рокоссовского на совещание по финальному разгрому фашистского логова.

Но не просто самолёт, а самолёт с сюрпризом в виде официальной жены Юлии Петровны. Поскольку командующий 2-м Белорусским фронтом был занят управлением войсками, Юлию Петровну встретил и сопровождал его адъютант.

В штабе фронта начался переполох. Многочисленные фронтовые жёны Рокоссовского – машинистки, переводчицы, связистки, врачихи – решили, что он решил исполнить своё давнее обещание показать им Москву, начали собирать свои вещи и заспешили к самолёту. Ну кто откажется впустить в салон женщину, уверенно заявляющую, что она жена командующего фронтом?

Со своей задачей – держать Юлию Петровну подальше от штаба – адъютант справился блестяще. Рокоссовский встретился с женой в столовой во время обеда, расцеловал, начал осыпать комплиментами. Подошло время отлёта, и они сели в джип.

Возле воздушного корабля, в котором сидело полтора десятка фронтовых красавиц, предвкушающих прогулки по столице со своим кумиром, их встретил лётчик в комбинезоне и шлемофоне и, вытянувшись в струнку, доложил:

- Товарищ командующий, лететь не можем, самолёт оббляденел.

- Как это может быть?

- Совсем оббляденел, товарищ маршал.

Кто-то другой, наверное, вышел бы из себя, начал орать, типа «что это за ерунда, льда уже месяц как нет и т. д. ». Но Константин Константинович не такой человек. Он посмотрел на солнышко, пригревающее с неба, на буйно пробивающуюся траву, на первые одуванчики, и на минуту задумался. «Лётчик прошёл войну. Дослужился до работы у Жукова. Дослужился до майора. Значит, не дурак. Значит, хочет сообщить то, о чём сказать нельзя. Но что именно? ».

Ещё раз посмотрел на солнышко, на травку, на жену, и всё понял.

- Товарищ майор, даю вам 30 минут, чтобы ликвидировать оббляденение.

И повез жену на «виллисе» на другой конец аэродрома, чтобы показать ей рощицу, где уже защёлкали соловьи. Рассказывал ей, что голосами птиц по ночам можно заслушаться, что недавно его бойцы освободили посёлок Фогельзанг, что в переводе с немецкого означает «птичья трель», короче, нёс всю ту милую чушь про пестики и тычинки, которая так нравится женщинам.

А летчики тем временем вызвали по рации из штаба грузовик и пять солдат из комендантской роты. Женщинам объявили, что они уже никуда не летят. Поднялся шум, гам, гвалт, возмущение, протесты. Но их кого добрым словом, а кого и сапогом под зад пересадили из Ли-2 в крытую машину и отвезли в расположение части.

Юлия Петровна вернулась в Москву в приподнятом настроении.

Семейную идиллию четы Рокоссовских удалось сохранить.

не очень обрадовались. Дело в том, что Сема был еврей, а Галя – нет. И родители совсем не горели желанием делать многонациональную семью братских народов еще более многонациональной за счет собственных внуков. Галя-то своих быстро поставила на место с использованием различных выражений ридной мовы. А вот Сема своих – нет, не сумел. Видимо, мамэ-лошн в этом плане менее выразителен.

– Семочка, – ласково, но властно сказала мама, – Или ты забыл, что мы собираемся в Израиль? Что твоя шикса будет там делать? Петь в ресторане «Червону руту»?

Тут мама попала в точку. Галя была знатная певунья. Сема любил ее слушать, но репертуар предпочитал другой. Не Ротару, а еврейского поэта Визбора, про ночную песню еврейской буквы шин. Хотя разницы по сути никакой. Тут «ты у мене едина», а там «ты у меня одна».

Вышло, однако, что не едина. Сдался Сема, пряча глаза расстался с Галей и женился на хорошей еврейской девочке, которую указала мама. И стал собирать манатки.

– Ах, так? – сказала Галя и дернула эдак плечиком. – Да я в этом Израиле раньше его окажусь!

И она стала ходить на танцы в дом интернациональной дружбы. Где на нее немедленно запал без пяти минут дипломированный физик, араб-христианин из библейкого города Вифлеема. Каковой город, как известно, входит в состав государства Израиль под названием Бейт-Лехем. Хотя несколько кривовато входит. И действительно, Галя со своим арабом приземлилалсь в аэропорту Бен-Гуриона даже раньше, чем Сема со своим семейством. И стали они осваивать землю, текущую молоком и медом, а чаще потом и кровью, ничего друг о друге не зная.

И так они жили, ничего не зная друг о друге, верных двадцать лет. Пока не явился на свет великий ворошитель былого, склеиватель черепков и проворачиватель фарша вспять, сайт «Одноклассники».

Неизвестно, да и неважно, кто из них кого нашел первым. Вроде бы Галя сказала себе: «Я только посмотрю, каким он стал». Увидела, что Сема облысел, заматерел, но уши торчат по-прежнему. Работает по специальности, которую они с Галей получили в вузе. Специальность редкая и уважаемая, но называть я ее не буду, живые все-таки люди, вряд ли они обрадуются, узнав себя в моей писанине. Сема любит маленькие спортивные машинки, меняет их каждый год в поисках идеальной. С женой давно расстался, дочь-студентку обожает, но видит редко. Живет с мамой. Мама почти не встает с постели, но властности не утратила, дает прикурить и сиделке, и Семе.

Что касается Гали, то она почти не изменилась. Те же черные глаза, те же брови вразлет. Даже похорошела слегка, потому что похудела. С физиком тоже рассталась, тоже дочь студенческого возраста. Работает по той же специальности, весь Вифлеем ее знает и здоровается на улицах.

Опять же неизвестно, кто первый предложил встретиться. Вроде бы Сема сказал себе: «Я только посмотрю на нее». Час чинно сидели в кафе на набережной Тель-Авива, обменивались новостями. А потом Галя достала кошелек, чтобы заплатить за свой кофе, а Сема накрыл ее руку, показывая, что заплатит сам – и этого касания оказалось достаточно. Оказалось, что тела все помнят, и не было ни этих двадцати лет, ни Семиного предательства, ни Галиной мести, и очнулись они в каком-то мотеле под утро от пения птиц, и с трудом вспомнили, что Семина машина стоит под окнами, а Галина осталась на набережной, и ее, наверно, оштрафуют.

Что дальше? А ничего. Сема предлагал переехать к нему, но как быть с работой? Специальность редкая, больше одного человека на город не нужно, а в Семином городе один уже есть – это Сема. Потом, дочь. Галина дочь – арабка, и мальчик ее араб, и все друзья арабы, куда она поедет из Вифлеема? И Галя без нее не поедет, вот-вот внуки пойдут, кто будет их нянчить? О том, чтобы Семе переехать к ней, нечего и говорить. Еврей может приехать в израильский город Бейт-Лехем в двух случаях – если он либо танкист, либо самоубийца.

Почти каждую пятницу, закончив работу, Галя садится в маршрутку и выезжает из города. За КПП ее ждет маленькая спортивная машинка. Они бегло целуются и едут в заранее снятый мотель, обычно на Мертвое море. В салоне играет музыка, иногда Ротару, иногда Визбор. Гудит форсированный движок, ложится под колеса серая нитка израильских дорог, штопает ранения души. Заштопает ли?

вредного для здоровья, - как-нибудь расскажу. Сейчас поделюсь небольшим, надеюсь, не скучным эпизодом тех времен.

Перевели на новое место работы. Располагались тогда в Москве в Центре, на Рождественке, недалеко от рекоструируемого «Детского мира». Длинное старое двухэтажное здание. Говорят, до Октябрьской революции там был знаменитый бордель. А сейчас – строгое государственное учреждение. Такие усмешки истории…

Нужно сказать, что живу не в Москве, поэтому из дома во избежание пробок приходилось выезжать совсем рано. И ключ от нашего этажа имел свой. Так что в «контору» приезжал практически всегда самым первым. Но!

Уже в первый день, когда осваивал свой новый кабинет, в дверь постучали. И входит Уборщица (да, да – с большой буквы! ): плотная невысокая женщина, возрастом за 60, точнее не скажу, решительная и смелая, с командирским голосом.

«Здравствуйте! Я – Ольга Петровна, убираюсь здесь. Давайте знакомиться. Кто? Откуда к нам? ... ». И еще десяток вопросов. Контакт установили, и продолжалось наше общение долго, даже когда уволился. Спасибо, Ольга Петровна, долгая Вам память!

Потом познакомились ближе. Узнал, что была раньше начальником поезда. И ездила аж во Владивосток. Действительно, командиршей была. Любой серьезный ремонт, переезд или уборка – в пять минут организует местных работяг, грузчиков-помощников. И успевала убираться не только у нас в «конторе», но и еще в нескольких местах. Знала всё про всех: кто болеет, кто ворует или взятками кормится, кого проверяют на предмет увольнения или затребовали личное дело для рассмотрения на повышение. Со мной делилась, пользовался доверием.

Утречком придет, пока спокойно и нет суматохи. И беседуем.

Вот, например, так.

- Петрович, а ты обратил внимание, что Люська из твоего отдела неровно по тебе дышит?

- Да ладно!

- Нет, присмотрись: юбка всё короче, блузка все роскошнее и прозрачнее. И парфюма с косметикой не жалеет!

- Не может быть, не обращал внимания.

- Петрович, я знаю, я вижу! Я ей замечание сделала, мол, Люська, гляди, из твоего декольте до пупа уже твои сиськи богатырские скоро вываливаться начнут! Это же надо – на такой серьезной работе! ... Хихикает…

- Ольга Петровна, правда, не замечал. Бегает, докладывает, предлагает. Активная, не глупая. Даже подумывал её на зам. начальника отдела рекомендовать.

- Петрович, поверь мне, старой. Люська – это стерва! Будет тебе задницу лизать и угодничать, будет коллег закладывать, будет свои женские прелести предлагать, - попадешься, не дай Бог! Станет тебе близкой – тебя же и сдаст начальникам! По головам вверх пойдет, ничто ее, бесстыжую, не остановит!

Я после таких разговоров присмотрелся, и дистанцию установил. Права Ольга Петровна оказалась: устремилась после меня Люська к новому Руководителю, получила должность, взлетела…. И рухнула потом. Но это, как говорил Каневский, совсем другая история.

Ольга Петровна была разносторонним человеком. Благодаря связям на Дальнем Востоке, открыла свой маленький бизнес. Как-то приходит утром: «Петрович, белок брать будешь? ». «Чего-чего? ».

Оказывается, регулярно ей самолетом привозят на реализацию красную икру, банок 40 или шестьдесят. Без наклеек, без сертификатов. Но распробовали, качество всегда отличное, да и дешевле магазинных или рыночных процентов на 15-20. И коньячком приторговывала. Могла в компании выпить, и анекдот с матерком рассказать. И послать любого, даже начальника, далеко-далеко, - если по делу. Не боялась, не угодничала, своё мнение имела. И озвучивала.

Как-то поинтересовался: «Ольга Петровна, откуда взялось «икра» - «белок»? ». Рассказала. От ее имени дальше.

Я ведь, кроме вас, еще в Театре убираюсь неподалеку. И там меня свели с одним известным Балеруном (к этому бывшему танцору отношусь с уважением, он где-то преподает, и на ТВ часто мелькает в жюри, дает интервью, так что без имен). Он попросил икры пару банок на пробу, потом заказал шесть, а недавно попросил привезти на юбилей еще 12. Нам, говорит, работникам балета, белок очень нужен! Вот с тех пор белком и зову.

Так вот, звонит Балерун, говорит, что ждет завтра с икрой в таком-то месте. Привезла, рассчитался, говорит, что сильно благодарен и предлагает домой подвезти. Я, с радостью (машина у него роскошная! ), - только к самому подъезду, чтоб соседушки от зависти со скамейки попадали!

Не вопрос, говорит Балерун, подвозит точно к моему подъезду. Выскочил, дверку открыл и ручку подал! Соседки в ах… (скажем, в отпаде)!

Он прощаться, а я ему, дура старая, и предложи: «У меня, мол, внучка приехала: красавица, умница, в теле, скромная и послушная. А как готовит! У тебя же, Балерун, вроде нет никого. Познакомлю? ».

А он приобнял меня за плечико и шепчет в ушко: «Ольга Петровна! А меня женщины не интересуют. В смысле – никак».

Развернулся, сел и уехал. А я рот закрыть не могу, столбом, не двинусь.

Такая вот история про «белок».

все носились, кричали, заламывали руки, а я сидела в своём кабинете и пялилась на грязные стены. Вот тогда-то и родилась эта дурацкая идея с ЕВРОРЕМОНТОМ и мною во главе. Ну и что, что у меня бригада из... целой одной меня! Я так загорелась, ведь у меня ж какой опыт, тут же составила смету (копейки! ) и накатала жалобное письмо биг-боссу: Мол сразу после НГ выйду на работу и буду совмещать её с окрашиванием стен, я супер профессионал, тупее предложения (практически на халяву ремонт кабинета! ) вы в жизни не получите - дай денюжку на материал. Мой босс пришёл в полный восторг, обещал любую помощь, ну в виде лестницы-стремянки, которую мне принесёт, пожал мне ручку и даже полез обниматься. Душевный человек и очень щедрый!

Второго января уже в 4: 15 вооружённая краской, шпателями, валиками и прочей дребеденью, я стояла в своём кабинете - хлебом не корми, дай поработать!

Потолки три метра высотой, четыре стены, две из которых с дверьми, одна с огромным окном и самая страшная, сплошная 18 квадратов. Душевный человек лестницу не припёр. Сдаётся мне, что на почве огромной благодарности он забыл о ней тут же, как только предложил. Я потащилась в пятый раз к машине за своей.

Ну что ж - сдулась я уже в тот же день на первой стене. Пока передвинула мебель (тяжеленная зараза! ), мой энтузиазм поДтух, а когда выяснилось, что малевать придётся на второй слой (моющаяся краска, будь она неладна), я и вовсе приуныла. Ко всему прочему выяснилось, что у меня есть мышцы! Много. Болеть начало ВСЁ, даже пятки! На следующий день спуск по ступенькам из дома занял 10 минут. Мне было себя очень жалко, особенно когда я пыталась втащить ноги в салон машины. Я так громко пыхтела, что наш пёс решил, что я обгладываю огромную кость без него и очень возмутился, пытаясь вышибить калитку сада. Доехала я до работы без приключений, а там случилось это.

На работу, которая РАБОТА, я забила напрочь - надо красить! Закрыла на замок обе двери, с горем пополам переоделась в леггинсы с весёлыми завязочками, рванную и уже уляпаную краской кофтёнку, а малярскую обувь я забыла дома. Пришлось напялить ботинки на платформе, в которых приехала. Видок у меня был отпад! Настроение ноль. И по знаменитой женской логике решила "ремонтировать" самую страшную стену. Отодвигая стилажи и комоды с помощью такой-то матери, я разогрелась. Добралась до шкафа - этот стоял намертво - ну и фиг с тобой, подумала я и приняла блестящее решение, просто его обкрасить. Обклеив всё, что можно обклеить, зашпаклевав дыры и неровности и вооружившись кисточкой... я захотела писять. Пришлось всё отложить и нестись в дамскую комнату.

Как назло шлялись рабочие, но терпеть я больше не могла и с высоко поднятой головой, на своих платформах, в стильной блузке, я пошагала гордо ногами с дрыгающимися завязками. Народ с охреневшими глазами и с заиканием выдавил из себя "Здрась-сь-те! "

Я вернулась в кабинет и полезла на шкаф. Тому, кому не приводилось сидеть на шкафу, скажу, дело это гадкое - кошмар как неудобно! Кое как устроившись, я принялась наконец за стену. Тут стук в дверь и входит - дверь же я конечно забыла закрыть - дядька. Который деловой, в пальто и кожаным чемоданом. -Ало, есть кто нибудь?

Я замерла. И тут дядька шуганулся! На шкафу сидит что-то перемазаное белым с валиком в руке и бешеными глазами. Ну он так тоже пару раз хлоп-хлоп и как полагается немцу, взял себя в руки. А я то не немецкий немец. Ёпрст - у меня же сегодня встреча с очень важной персоной! О ф и г е т ь, чё делать? ?

- Это кабинет фрау Кляйн?

- Да. То есть нет! ! Ну то есть да.

- Мне назначено. На ресепшене никого не оказалось. . А как мне её найти?

- Её нет! То есть я не знаю. Я вообще тут гастарбайтер.

- Но может быть вы подскажете, как пройти к руководству?

Я очень заёрзала, потому что одна из ног занемела и я броском свесила её со шкафа. Немец снова забыл, что он немец. Хотя я думаю, он всё же восхитился моей малярской обувкой.

- Руководства тоже нет. Вообще никого нет! ! Только я.

Япона мать! Открывается дверь и заходит мой подчинённый (сарафанное радио сработало, поход в туалет удался). Дядька с портфелем тут же к нему:

- Вы не знаете, где мне найти фрау Кляйн?

У меня от ужаса выпал валик из рук и с грохотом влупил в ведро с водой. У вас когда нибудь было чувство, что вы обоср. . сь?!

Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Теперь подчинённый думает, что он мой лучший друг! Дядечке он сказал, что фрау Кляйн заболела и не вышла на работу, а начальство на выезде и больная обязательно с ним свяжется.

Фрау Кляйн вот пишет вам историю и ДУМАЕТ, ДУМАЕТ, ДУМАЕТ, как теперь выпутываться из ЭТОЙ истории. .. пока лишь одна мысль - менять профессию!