сама себя изводит... А та реально отходит! Лежит, в стенку уставилась, не ест и даже уже не встаёт.
Вот тогда-то дочь подруги и пошла на то место под берёзой в саду, где пёсу схоронили, расплакалась, разговорилась с собакой, как с живой, и давай её упрекать: что ж ты делаешь? Как мы тебя любили! Мама ещё такая молодая — жить да жить... Как же мы без неё? Не забирай ее с собою, будь человеком! . . А сама плачет, урыдалась вся. Вечером мне все рассказывает по телефону и говорит, что раз уж сама пошла к собаке на могилу с уговорами, то и у неё тоже крыша едет. Ну, а что я?
Дежурные фразы сочувствия... Что ж мы можем ещё сделать?
Через несколько дней чуть свет — дочери звонок в дверь. Кто там? Мама — собственной персоной: бодрая, деловая, весёлая, помирать вдруг раздумала...
Так, говорит, дети, сегодня ночью ко мне во сне приходила Эвочка. Сказала, что она к нам возвращается. Сказала, что через месяц нужно каждое воскресенье ездить на птичий рынок и искать женщину со щенками. Женщину зовут Эмма, а ее с@ку — Эва. Порода? Не сказала. Главное: хозяйка Эмма, а с@ка — как нашу звали, такая же кличка...
Вывалила моя подруга детям все это, переоделась, собралась, и понеслась по делам, как-будто и не болела, и суицидом не увлекалась... Дети снова в шоке! Дочь звонит мне: помогите мать уговорить психиатру показаться... у неё явно крыша поехала: умершая собака во сне ЦУ раздаёт... А я уж к тому времени всю историю про сон из первых рук услышала, подругу своими глазами вижу — живую и здоровую, слава тебе господи! Ну, и говорю девчонке: вам не угодишь! Умирает мать — плохо. Носится как шувей — опять нехорошо. Уже определитесь! Нормальная твоя мать, угомонись! Не дурнее, чем всю жизнь была...
А дальше, как месяц пролетел, каждое воскресенье подруга с утра и до ночи на десять рядов базар обходит. Когда одна, когда со мною, когда с дочерью... Нет этого сочетания Эмма/Эва, хоть ты стреляйся ... Опять раскисать начала, а я ей: чё ты раньше времени? . . тебе ж особа русским языком сказала: ждать! Думаешь, так легко с того света вернуться? . .
... В тот день пошли мы с ней на последний круг, под конец базара. Все те же самые стоят, а время обеда уже давно прошло ... Я подругу за шкварник и затащила в кафе. Сели, я в меню воткнулась. Глаза поднимаю, а подруга мне за спину смотрит и в лице меняется. Господи, привидение что ли увидела? Глянь, а позади меня на стене объявление приклеено: предварительная запись на щенков Эвы-Эриты-и ещё две строчки имён всяких через чёрточку. А ниже телефон и имя — Эмма. Нас как подкинуло. Какой там обед? Звоним туда сразу: Эмма? Отвечает: Эмма. — А собака Эва? Точно. А щенки уже есть? Нет, говорит, уже всех продали.
Тут у подруги реально начинается истерика:
Как продали? А я? Там была моя... мне моя собака во сне сказала... мой щенок... с того света ... И рыдать в голос.
Я перепугалась, трубку выхватила. Говорю: извините, не обращайте внимания: у нас тут мистическая история, а в объявлении имена — ваше и собаки вашей — совпали как во сне... , а собака в больнице приснилась и сказала ...
Ну, вы поняли — я тоже внесла ясность! Переговорщик, блин.
А трубка помолчала, а потом вдруг говорит: пишите адрес, приезжайте. Есть один щеночек. Себе оставили...
Господи! Не чуя под собою ног, прыгнули в машину и несёмся по адресу. Нашли. Зашли. Стоит дама полтора метра в высоту и в ширину тех же полтора — квадратно-гнездовая такая тётка! , на шее цепь золотая, шириной в три пальца, в парике и темных очках. Ага, в квартире. Ни здрасьте тебе, ни других реверансов. Молча ткнула пальцем в сторону комнаты. В комнате стоял стол и стулья. Мы сели.
... и тут начался допрос с пристрастием: кто такие, откуда, зачем? Тётка вокруг нас кругами носится и орет: Правду говорите! Я знаю, кто вас подослал!
Я уже начала потихоньку поглядывать в сторону входной двери, когда тётка, заметив мой взгляд, рявкнула слово, и из соседней комнаты вышла огромная собака и молча легла поперёк дверного проема в коридор. Я поняла, что живыми нам отсюда не выйти...
И вот когда в сотый раз в мельчайших подробностях мы, каждая по очереди пересказали всю историю, включая сон, и с топографической точностью описали птичий рынок изнутри, квадратная хозяйка встала, сделала одно движение, и огромная собака также молча ушла, как мне показалось, с некоторым разочарованием.
Вторым движением тётка достала бутылку коньяка из бара, налила нам по рюмке, плеснула полстакана себе и сказала, что хоть она не верит ни в бога, ни в черта, но другого объяснения этому нет.
Короче: хозяйская Эва оказалась пёса жутко дорогих кровей, которых на весь мир по пальцам можно пересчитать. Сводится всегда только с одним кобелем, у которого в родословной все короли, принцы крови и ниже герцога даже челяди нет никого.
Специально за кучу денег этого пса привозят к ней из ... и всегда все в идеале! Щенки все как на подбор, стоит каждый целого состояния, все бэсты забэбэсты, запись за год вперёд ... И вот, как положено, три месяца назад собака ощенилась, и . . ?
Та-даам: среди всех тёмных щенков вдруг оказалась одна белая девка. Это как? Это невозможно! Никак! Наука опровергает!
С их кровями не может быть белого цвета нигде, даже если их наизнанку вывернуть...
Что делать? Если кто-нибудь узнает, что такое произошло, собаку лишат всех званий и исключат из разведения, щенков её прошлых тоже. Решили молчать. Но что же делать с этой белой?
Тётка снова махнула полстакана конька, как я сорок капель корвалола, и покаялась: хотела усыпить, даже доверенного ветеринара вызвала... Да только ночью снится мне сон: иду я по пустой улице, на которую выходят много дверей. И все они закрыты. Вдруг одна открывается и и в проёме стоит собака — не моя, не знаю такую. Посмотрела на меня, зубы страшно оскалила и исчезла, а с этого места ко мне на дорогу выпрыгнул белый щенок, а во рту мячик. Щенок мячик передо мною положил, сел и смотрит на меня серьёзно, по-взрослому. В этот момент та дверь захлопнулась, да так громко, что я и проснулась...
Утро уже. Целый день из головы сон не идёт. А сама жду, должен вот-вот коновал приехать. А тут дверь из соседней комнаты открывается и шлепает ко мне это белобрысое чудо, хвостиком виляет, мячик во рту несет, кладёт прямо передо мною, садится и смотрит мне в глаза. Один в один как во сне. И взгляд такой же — не щенячий. Меня мороз по коже продрал, аж заколотило всю, молитву никакую вспомнить не могу, а сердце из груди чуть не выскочит...
Схватила я щенка, унесла в дальнюю комнату. Ну, думаю, будь, что будет. Чувствую, нельзя щенка усыплять.
Не зря та чужая собака во сне зубы скалила. Веринару заплатила за ложный вызов, что-то наплела, благо, про усыпление предварительно разговора не было.
Ну, думаю, ладно, завтра утром решу.
А тут под вечер ваш звонок... Ну, а как эта — кивок в сторону подруги- рыдать начала, что ей щенок должен достаться, да про сон, да про собаку свою умершую...
Стало мне ясно, — здесь голос хозяйки обрушился на нас как Ниагарский водопад — Ясно мне стало, что это из-за вас мне там (пальцем в небо! ) брак в мою красавицу засунули.
Женщина резким движением плеснула себе ещё коньяк и рявкнула:
— Щенка вы сейчас забираете и про меня навсегда забываете.
Тем более, что я через несколько дней уезжаю с собакой и сюда уже точно не вернусь.
Все, что я вам рассказала, считайте вашим ночным бредом про вашу умершую собаку. Тётка шарахнула кулаком по столу и заорала:
— Знакомиться будете? Или просто заберёте свою посылочку с того света?
Она махом вылила в себя оставшийся коньяк и выскочила в другую комнату.
Мы с подругой ошарашено переглянулись. Теперь я знаю, как выглядят волосы, вставшие дыбом. Услышанное не лезло ни в какие ворота, но с точки зрения сна подруги — все было вполне логично, особенно цвет щенка. Уж это была гарантия, что его никому не продадут и даже не покажут, кроме нас...
В эту минуту в комнату вошёл щенок — абсолютно белый, что, действительно, для этой породы просто невероятно. Щенок стоял перед нами на пороге комнаты и какое-то время внимательно рассматривал нас обеих, переводя взгляд с одной на другую, потом смело двинулся в сторону подруги и улегся у ее ног. Подруга растерянно смотрела на щенка, в котором не было даже отдаленного сходства с ее умершей собакой, потом подняла глаза на меня и робко улыбнулась...
Вышла хозяйка с коробкой, помещённой в сумку. Посмотрела на щенка, на подругу, выругалась под нос, но аккуратно посадила малышку в коробку с уже сделанными дырками по бокам, молча вручила сумку с коробкой подруге и жестом показала на дверь. Подруга попыталась поблагодарить, на что хозяйка издала такой рык, что мы кубарём выкатились из квартиры, и дверь за нами с грохотом захлопнулась...
Сели в машину, едем, а коробка открылась, щенулька вылезла и давай скулить, да так громко! Аж плачет, аж слёзки капают! Типа обидно ей, что ее не узнали. Тут и подруга как схватит ее в охапку и давай ее целовать тоже плакать. Я машину остановила, потому как с таким количеством слез ехать опасно, а эти две дурочки уже смеются, вернее, подруга смеётся и плачет одновременно, а белая щенулька невероятной породы ей слезы языком вытирает. Ну, что, говорю, девушки, встретились? А ты мне не верила, что они всегда возвращаются к тем, кого любят...

новое, всегда туго идет. А где это, Беларусь? — терзали меня по телефону. А почему эта Русь — белая? И дети белые? А глаза у них какие?
— А вы какие ишете? — вскипала я.
— Голубенькие! — расплывались клиенты в улыбке.
— Тогда вам в автосалон, — отрубала я. — Там как раз все под цвет и подберете.
В общем, лицензию на проведение усыновлений Правительство Квебека мне выдало, а клиенты как-то не торопились со мной дело иметь.
... Они пришли ко мне 1 марта. Обычная канадская пара. Он журналист, она — социальный работник. Двенадцать лет в браке. Детей иметь не могут по медицинским показаниям. Пришли. Поговорили. Про цвет глаз не спрашивали, и на том спасибо. Через пару дней перезвонили. Они выбрали меня! И Беларусь! И завертелась бумажная работа подготовки дела будущих усыновителей для отправки в страну усыновления.
Прошло полгода. За это время появились и другие кандидаты в родители. Одна пара из квебекской глубинки утверждала, ну просто клялась, что им пофиг цвет глаз и все такое. Хотим девочку! А первая пара, назовем их Мари и Жаном, тоже рассказали о своих предпочтениях. Как оказалось, Мари была удочерена в Квебеке. И приемные родители скрывали от нее сей факт до ее двенадцати лет. Новость о том, что ее мама с папой ей не родные, стала для Мари шоком. — Я не хочу такого же моему ребенку! — уговаривала она меня. — Выберите нам какую хотите, только на меня не похожую! Пусть сразу знает! Мы ей сразу расскажем. У Мари пышная царская грива рыжих волос. Жан похож на медведя. Ясненько. Будем искать с перламутровыми пуговицами, горько усмехнулась я, положила в чемодан видеокамеру и отправилась в первую поездку на осмотр детей.
В Доме Ребенка мне показали двух девочек с ЗПР, записанных на международное усыновление, и разрешили видеосьемку. Одна из них была похожа на восточную принцессу — смуглая, черноволосая и глаза-блюдца на пол-лица. — У ней мать несовершеннолетняя, — шептали мне нянечки. — От афроамериканца родила и бросила, паскуда. Ни разу к ней не приходила навестить!
— А к этой крохе приходят? — навела я камеру на совсем малипусенькую девчушку, что в свои 10 месяцев и сидеть еще не умела. Рыжая, бледная, кожа да кости, в чем душа только держится...
— К этой мать приходила, — закивали женщины. — Раз-два ее видели. Красивая баба. Постоит молча и уйдет. Хоть бы что-нибудь своему дитяти принесла!
Рыжая, значит. И Мари ведь рыжая! А похожую на себя не хочет. Значит, не быть Мари ее мамой. Отправлю-ка я рыжую в глубинку, а принцессу черноволосую покажу Мари с Жаном. Меня ведь так и просят, верно?
Оказалось совершенно неверно. Неожиданно так. Сначала мне позвонили из глубинки и заревели белугой в телефон:
— Она же рыжая!
— Ну и что? Вы же сами сказали, что вам все равно?
— Нам все равно! Но она же рыжая! Ну как вы не понимаете?
— Не понимаю...
— Она на проклятых англичан похожа, потому что рыжая! У нас городок-то маленький... У нас рыжих нету!
Ах, вот оно что. Век живи, век учись. Тут звонит мне Мари и дрожашим голосом:
— Мы посмотрели видео. Чудная девочка. Глаза у нее такие выразительные. Мы весь вечер вчера на нее смотрели. Простите нас! Душа не лежит! Это не наш ребенок!
— Ну знаете ли. Наш-не наш. И что мне прикажете делать?
И тут я вспоминаю про отвергнутую, похожую на англичан рыжуху и говорю:
— Приходите завтра, посмотрите у меня другую девочку.
— А когда она родилась? — встревает в разговор Жан.
— 1 марта, отвечаю я, порывшись в бумагах, и замираю от воя в трубке:
— Наша девочка! Мы ее удочерим! — орет Жан
— Пппозвольте, вы же мне сказали, чтобы на вас похожа не была! А вы ее не видели. Она рыжая как ваша супруга!
— Это уже неважно! Спасибо! Большое спасибо!
И все. И все довольны. В глубинке души не чают в восточной принцессе, непохожей на англичан, а в Монреале у меня на плечах лежат две головы, одна медвежья, вторая в рыжих кудряшках и топят меня в счастливых слезах от того, что их будущая рыжая дочь похожа на ее будущую маму, которая полгода назад не хотела никакой похожести.
Через несколько месяцев я проводила их в Минск на суд по усыновлению. Неделю они засыпали меня по электронке фотографиями девочки, как она играет, как она спит... все мне рассказывали. Ребенок был действительно очень болен. Им предложили вернуться за ней попозже. Тогда они устроили в Минске забастовку перед зданием городского суда. Мне звонили сверху и шипели:
— Кого ты, [м]лядь, мне присылаешь? Я им и здоровых детей предлагала взамен! Нет! Сидят с плакатом перед судом! "Отдайте нам нашу дочь", ёпрстэ! Меня уже на ковер вызывают к замминистра! Безобразие!
Ну ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Возвращаются они домой с ребенком. Вся родня собралась в аэропорту их встречать — бабушки, дедушки, тети, дяди, двоюродные братики и сестрички... Жан, передав ребенка деду, упал на меня своей медвежьей тушей и горячо зашептал в ухо:
— А ты знаешь, почему она — наша? Мы к тебе 1 марта пришли. В тот же день решили с тобой усыновлять. И я начал писать дочке книгу ее жизни. А начал так: — Очень возможно, что ты родилась 1 марта, в день, когда твои мама с папой узнали, в какой стране ты родилась... И тут ты сказала про ее дату рождения! Посмотри на нее — вылитая Мари!

» Я отвечаю: «Мама». Но так как вопрос этот обычно задается в череде других вопросов, – к примеру, между: «Каковы ваши дальнейшие творческие планы? » и «Ждать ли продолжения серии „Ну, погоди“? » – то и мое ответное слово скромно теряется в ворохе других. К сожалению. Потому что хоть и простое это слово, всем известное, но у всякого человека так много за ним стоит.
Мама… Первое слово, которое человек произносит, вступая в жизнь, и последнее, которое он шепчет немеющими губами, уходя из нее. Все самое сокровенное, дорогое, святое заключено для нас в этом слове. Я как-то спросил одного нашего известного спортсмена: когда тебе приходится выступать в международных соревнованиях и вокруг тебя спортсмены из других стран перед ответственным стартом молятся, крестятся на счастье, о чем ты думаешь в эти мгновения? Он ответил: «Я шепчу про себя: „Мамочка, помоги мне“». Я не удивился, потому что сам на войне, в самые страшные, решающие минуты, тоже шептал эти слова. А самые частые воспоминания, которые согревали меня в ту тяжелую пору, – о детстве, о доме, о Москве. Закроешь глаза – и вновь окажешься в знакомой восемнадцатиметровой комнатке, увидишь мать, отца, сестренку, и оживает душа, и будто вливается в тебя новая сила.
(с) Анатолий Папанов