у них не было много денег, но их одежда была опрятной и чистой.
Дети вели себя хорошо, все стояли в очереди по два на два позади родителей, держась за руки. Они возбужденно болтали о клоунах, животных и обо всем, что им предстояло увидеть той ночью. По их волнению можно было понять, что они никогда раньше не были в цирке. Это было бы изюминкой их жизни.
Отец и мать гордо стояли во главе стаи. Мать держала мужа за руку, глядя на него, как бы говоря: «Ты мой рыцарь в сияющих доспехах». Он улыбался и наслаждался счастьем своей семьи. Продавщица по билетам спросила мужчину, сколько билетов он хочет? Он с гордостью ответил: «Я хотел бы купить восемь билетов для детей и два билета для взрослых». Продавщица по билетам сообщила цену.
Жена мужчины выпустила его руку, ее голова опустилась, губы мужчины задрожали. Затем он наклонился немного ближе и спросил: «Сколько Вы сказали? » Продавщица билетов снова назвала цену. У человека не хватило денег. Как он должен был повернуться и сказать своим восьми детям, что у него недостаточно денег, чтобы водить их в цирк?
Увидев, что происходит, мой отец полез в карман, вытащил 20-долларовую купюру и бросил ее на землю. (Мы не были богаты ни в каком смысле этого слова! ) Мой отец наклонился, взял 20-долларовую купюру, похлопал человека по плечу и сказал: «Простите, сэр, это выпало из вашего кармана».
Мужчина понял, что происходит. Он не просил подачки, но определенно ценил помощь в отчаянной, душераздирающей и неловкой ситуации.
Он посмотрел прямо в глаза моему отцу, взял его обеими руками за руку, крепко сжал 20-долларовую купюру и, дрожа губами и слезы текли по его щеке, ответил; «Спасибо, спасибо, сэр. Это действительно много значит для меня и моей семьи».
Мы с отцом вернулись к машине и поехали домой. На 20 долларов, которые дал мой отец, мы собирались купить себе билеты. Хотя в ту ночь нам не удалось увидеть цирк, мы оба почувствовали внутри себя радость, которая была намного больше, чем когда-либо мог дать цирк.
В тот день я узнала ценность «Давать». Дающий больше Принимающего. Если вы хотите быть большим, большим, чем жизнь, научитесь Давать. Любовь не имеет ничего общего с тем, что вы ожидаете получить – только с тем, что вы ожидаете дать, – а это все.
Невозможно переоценить важность даяния и благословения других, потому что в даянии всегда есть радость. Научитесь делать кого-то счастливым, отдавая.
Одри Хепберн

на метро и автобусе до Пулково уже не успеваем.
(кстати, про каждую копейку на учете: ... через полгода, мой друг Дима, заработал свой самый-самый первый миллион долларов, и что самое интересное — нашу дружбу это никак не испортило... но то уже другая история). Стоим в десяти метрах друг от друга, чтоб быстрее поймать
«тачку». На все, про все у нас полтинник — это более чем достаточно, чтобы любой повез нас не торгуясь.
Возле Димы останавливается «шестерка», и одновременно около меня тормозит желтое государственное такси.
Я только открыл дверь, а Дима уже успел сговориться с Жигулями и зовет меня. Я извиняюсь, захлопываю дверь и сажусь в шестерку.
Не успели мы тронуться, как таксист обогнал и прижал нас к обочине.
Сдали назад, но и тут таксист не отставал. Он прижался слева, открыл окно и стал орать на нашего бомбилу:
— Э! Ты что не видел, что я остановился? Какого же ты хрена у меня из под носа воруешь клиентов? Выгружай, я их повезу!
Наш водила тоже был парень не робкого десятка: здоровый, мордатый, с золотым перстнем:
— Ты, чувырло! убирай свою колымагу, а то я сейчас выйду и тебе рога пообломаю! Будут еще всякие таксисты учить меня жизни. Ты у себя там в таксопарке наводи свои правила, а я кого и куда хочу, того и повезу... поэл! ?
Вдруг откуда не возьмись рядом проезжали два таксомотора, они сходу вникли в ситуацию и молча встали: один впереди нас, другой позади.
Соотношение сил кардинально изменилось.
Таксист показал монтировку и сказал:
— Ну что, я их везу, или у тебя есть в запасе лишняя лобовуха... ?
Наш водила загрустил, повернулся к нам и говорит:
— Ладно, ребятки, перегружайтесь к нему, от этих уродов всего можно ожидать...
И тут мы с Димой как-то огорчились: почему кто-то все решил за нас и мы как два мешка с органическими удобрениями должны сейчас перегружаться куда нам укажут, а может быть нам веселее на шестерке... ?
Дима:
— «Перегружайтесь к нему» — это все, что вы можете нам предложить... ?
Ладно, пойду покажу ему, кто в доме хозяин...
Дима вылез из машины, подошел к таксисту, и в течение десяти секунд перекинулся с ним парой фраз.
После чего, таксист убрал монтировку и с пробуксовкой покинул поле боя.
Двое его коллег, видя, что инцидент исчерпан, тоже разъехались по своим делам.
Едем.
Наш водила как-то съежился весь, говорил мало, и перешел с нами на «ВЫ».
По пути, то и дело изучал Диму в зеркало заднего вида, но вот набрался храбрости и спросил:
— А если не секрет, что вы ему сказали?
Дима:
— Я просто обрисовал его незавидную перспективу, если он будет продолжать в том же духе...
Мужик вздохнул:
— Все правильно, в следующий раз будет знать, что «быковать» опасно для здоровья, неизвестно на кого нарвешься...
Примчались в Пулково, выгрузили из багажника сумки, я протягиваю полтинник, мужик отодвигает мою руку с деньгами и смущаясь говорит:
— Я вижу, что вы умеете «решать вопросы» и хотел бы спросить: не могли бы вы «сделать» одного человека... ?
У нас с ним война за гараж... этот черт все со мной судится и судится и никак не поймет, что гараж я ему все равно не отдам... Вы не подумайте, не насмерть, а так... покалечить его, что ли...
Дима:
— Нет ничего проще. Хоть насмерть, хоть покалечить... но, уважаемый, а почему вы решили, что наши услуги обойдутся дешевле вашего гаража?
Ладно, дело ваше, но сказали «А», говорите «Б», давайте адрес, имя и фамилию, а сами для алиби завтра же уезжайте из города...
У мужика округлились глаза, он извинился за свой нелепый вопрос, вскочил в машину и умчался, так и не взяв с нас плату за проезд...
Мы с Димой проржались и тут уж я, сгорая от любопытства, пристал к нему, чтоб наконец без свидетелей узнать –как же он так быстро разогнал тех троих свирепых таксистов с монтировками?
Дима:
— Подхожу к зачинщику и говорю:
— Да, ты прав, эти частники совсем обнаглели, у вас — государственных таксистов хлеб из-под носа выхватывают.
Таксист:
— Да и не говори... так куда едем?
— Едем в Пулково.
— Сколько платите?
— Десять рублей...
— Какие десять рублей! ! ? Туда минимум полтинник!!!
— Я знаю, но мы бедные студенты, думаешь просто было найти такого, кто сам бы туда ехал? Часа полтора ловили пока этого не поймали... Ну так что, повезешь... ?

Первый семестр. Идет лекция по чему-то серьезному, вроде матанализа в большой аудитории — 150 человек первокурсников, которые с деканатом еще никогда не сталкивались, поэтому о Шевлякове просто ничего не знают.
Андрей Юрьевич заходит в аудиторию и просит преподавателя сделать небольшое объявление. Естественно, преподаватель представляет замдекана свежеиспеченным студентам со всем присущим официозом. Андрей Юрьевич выходит за кафедру и говорит где-то такой текст:

— Итак, у нас есть некоторые нерадивые студенты, на которых деканат поставил жирный крест. Я зачитаю список: (тут идет список из приблизительно 50 фамилий). С приказом на отчисление можно ознакомиться в деканате. Спасибо за внимание.

Заместитель декана закрывает папку и не торопясь идет к двери которая от кафедры на значительном удалении. Студенты в шоке — каждый обдумывает, что он успел натворить и за какие грехи его отчисляют. Гнетущая тишина, только шаги замдекана. Тут кто-то опомнился на первой парте и успевает задать вдогонку спине в открытой двери вопрос:

— Андрей Юрьевич, а что нужно сделать, чтобы не отчислили?

Шевляков медленно оборачивается и бросает в обалдевшую аудиторию только одно слово:
— Флюорографию.

работал в ювелирной мастерской, но также брался за любую оплачиваемую работу.
Несмотря на почти безнадежное положение, у двоих детей была мечта. Они хотели развивать свой талант в искусстве, но они знали, что их отец не сможет отправить ни одного из них на обучение в Академию в Нюрнберг. После долгих ночных обсуждений эти два мальчика заключили соглашение друг с другом. Они решили бросить монету. Проигравший пойдет работать в шахты, и на свои заработки будет оплачивать обучение брату. А потом, когда брат закончит обучение, он будет оплачивать учебу своему брату, работавшему в шахте, продавая свои работы, а если будет нужно, то также работая в шахтах.
Они бросили монету в воскресенье утром, после церкви. Альбрехт Дюрер выиграл и поехал в Нюрнберг. Альберт пошел работать в опасные шахты, и на протяжении четырех лет он оплачивал обучение брата, чьи работы в Академии сразу же стали сенсацией.
Гравюры Альбрехта, его ксилогравюры и его картины превосходили даже работы многих его профессоров. К моменту окончания учебы он уже стал зарабатывать неплохие суммы за свои работы. Когда юный художник вернулся в свою деревню, семья Дюрер устроила праздничный обед на лужайке, чтобы отпраздновать триумфальное возвращение Альбрехта.
После долгого и незабываемого обеда, за которым звучало много музыки и смеха, Альбрехт встал со своего почетного места во главе стола, чтобы поднять тост за своего любимого брата, который столько лет жертвовал, чтобы исполнить мечту Альбрехта. В конце своей речи он сказал: «Теперь, Альберт, мой благословенный брат, пришел твой черед. Теперь ты можешь поехать в Нюрнберг за своей мечтой, и я буду заботиться о тебе».
Все повернулись с ожиданием к Альберту, который сидел в другом конце стола. Слезы потекли по его бледному лицу, он покачал головой, всхлипывая и повторяя: «Нет... нет... нет... нет». Наконец он встал и вытер слезы. Он посмотрел на лица людей, которых он так любил, а потом, подняв руки к лицу, мягко сказал: «Нет, брат. Я не могу поехать в Нюрнберг. Уже слишком поздно для меня. Посмотри! Посмотри, что эти четыре года в шахтах сделали с моими руками! Кости на каждом пальце были переломаны как минимум один раз, и недавно у меня появился артрит в правой руке, что я даже не могу удержать бокал во время тоста, а уж тем более я не смогу провести красивые линии на пергаменте или холсте карандашом или кистью.
Нет, брат, для меня уже поздно». Более 450 лет прошло. Сейчас сотни портретов, рисунков ручкой или серебряным карандашом, акварелью, рисунки угольным карандашом, ксилогравюры и гравюры на меди висят в каждом великом музее в мире. Скорее всего, вы знакомы хотя бы с одной работой Альбрехта Дюрера. Может быть, у вас дома или в офисе также висит репродукция одной из его работ.
Как-то, чтобы отдать дань уважения Альберту за всю его жертву, Альбрехт нарисовал загрубевшие руки своего брата, направленные в небо. Он назвал свою сильную картину очень просто: «Руки». Но весь мир почти сразу открыл свои сердца этому шедевру и назвал эту картину «Руки молящегося».