расселили по два- три человека в комнатах, скрипеть кроватями с панцирными сетками, а мне достался двухкомнатный номер с балконом, цветным телевизором и видом на море.

В ресторане на первом этаже четырёхразовое питание, официантки- студентки кулинарного техникума из Запорожья, скучающие от отсутствия мужского внимания, солнце, плюс тридцать на свежем воздухе. Красота.

В первый же день мне удалось рассмешить местных рыбаков. Устроил под настроение заплыв километра на полтора от берега.

Надобно отметить, что вода в Азове мутновата. Зато тёплая- потому что мелко. Я знал, что там неглубоко, но не думал, что местами до такой степени.

Рыбаки на двух шаландах ковыряются с сетью, недоумённо посматривая на чокнутого пловца-

— Мужики, говорю, пустите в лодку, отдышусь маленько и обратно поплыву.

— Дык это, вставай, да и дыши себе…

Встаю. Глубина- уровень воды слегка ниже плеч. Дно такое вязкое. Приплыл, блин, народ веселить. Мог бы и пешком пройти.

Ну что, постоял минут пять, и двинул обратно. Ещё и скептических взглядов от отдыхающих удостоился- ну как же, на пляже за буйки заплывать не рекомендуется. А что делать, если эти буйки в ста метрах от берега и на глубине чуть выше пояса? Это, блин, купание? Может пенсионерам оно и в самый раз, а мне скучновато.

Телефона в пансионате не было, чтобы позвонить по межгороду, надо было ехать в Бердянск или в Мариуполь. Автобусы ходили редко, да на жаре трястись в этой консервной банке- удовольствие ниже среднего.

Но надо было поговорить – вот и поехал. А на обратном пути перепутал номер автобуса, хорошо пассажиры вовремя подсказали, что не туда еду- выскочил. Итак ситуация- незнакомый посёлок на берегу, до следующего автобуса три с половиной часа, жарко.

Мимо проехала кавалькада легковушек – все в лентах, надувных шариках, гудят, музыка орёт- видать, женится кто- то. Пылищу подняли.

Потом грузовик подъехал рядом к дому, водитель побибикал, хозяин вышел. Говорят между собой, о чём, мне не слышно. Лениво отлепляю задницу от скамейки, иду туда.

— Хозяин, извините, а нельзя у вас водички попросить напиться?

— Та заходь. Откуда будешь? Что, правда из Ленинграда? Занесло. Пансионат Парус? Не дюже гарное место.

Водичка была отменная, чистая, ледяная.

— Вот спасибо, говорю.

Водитель орёт-

— Ну что, разгружаться будем, [м]ля? Мне ещё один рейс сегодня!

Ну как тут не присоединиться? Я помог хозяину- Иван Акимович его звали- разгрузить кухонный гарнитур – как выяснилось, подарок молодым на ту самую свадьбу. Мне всё равно до автобуса три часа делать нечего, а тут- доброе дело, мебель перетаскать. Акимыч-

— Слушай, говорит, а ты по деревьям лазать умеешь?

— А что тут уметь?

— Смотри, говорит.

На самом берегу, над обрывом, стоят рядом два здоровенных не то тополя, не то кипариса – не знаю я, как они назывались. От земли до кроны- метров девять- десять голого, как мачта ствола.

— Ещё батя мой сажал, качелю мне сделал. Потом Ленка, дочка тоже развлекалась – это она замуж сегодня выходит. И дочка и деревья выросли, верёвка подгнила, я её оторвал- не дай Бог, сорвётся кто. Нету больше качели. А давеча купил капроновый трос, думал, сюрприз дочуре сделаю – да видать годы не те, по стволу не забраться, а лестницы у меня такой длинной нет.

— Может попробуешь? У меня кошки.

Кошки – это в данном случае шипастые приспособления, с помощью которых электрики забираются на столбы.

Я залез, мы с Акимычем отмерили длину троса, я привязал его к сучьям покрепче, спустился, залез на другой ствол – привязал и там.

Приладили дощечку посредине – блин, скажу вам, таких качелей я в жизни не видел. Высокий песчаный обрыв, внизу метрах в пятнадцати полоска пляжа – когда раскачиваешься, взлетаешь над пляжем – кажется, что кроме тебя, птиц, и морского горизонта в небе вообще никого нет. Дух захватывает, хоть и страшновато с непривычки.

Акимыч урчит, довольный, как удав –

— От це добре дило…

— Ну, я пошёл? Спасибо за водичку

— Що? Куда? Э, не, брат, не обижайся, ты теперь отсюда не выпивши и не поевши, не уйдёшь. Ты сам не знаешь, якое дело мы с тобой сделали – этим качелям больше сорока лет, сюда пацаньё с трёх посёлков ходило. Достопримечательность местная. Как же я тебя отпущу? Да и до автобуса всё равно больше полутора часов – куда торопиться? Потеть на остановке?

В саду на участке под деревьями уже были расставлены скамьи и столы буквой П. На взгляд- примерно на сотню гостей. Три тётечки торопятся, носят из дома посуду.

Возвращается свадьба. Шум, музыка, часть гостей уже слегка поддавши – праздничная традиция. Аккордеон.

Невеста с широченными радостными глазами-

— Папа! Ты качелю починил?

— Акимыч, в самом деле?

— Ни, то не я, питерский вон подсобил- без него я бы один не управился…

Жених с шафером раскачивали невесту так, что было просто страшно. Она, однако, только визжала от восторга – я никогда не видел более счастливой барышни. Летает, улыбка до ушей, платье белое, фата развевается- феерическое зрелище. Спрыгнула, повисла на шее у отца – тот тоже доволен, улыбается в усы, глаза на мокром месте. Не каждый день дочка замуж выходит.

— Это самый лучший подарок, спасибо, папа!

А над обрывом уже очередь — покачаться.

Ну, после этого, от приглашения никак не отвертеться- перезнакомился с кем успел, усадили за стол, трудно поддерживать беседу, когда все говорят и кричат одновременно. Нормальная свадьба – музыка, гости орут "Горько", так что уши закладывает.

Домашний хлеб, утренней выпечки- тёплый ещё, с хрустящей корочкой, копчёное сало с прожилками тает во рту, колбаса своего же приготовления, помидоры с два кулака размером, и такого фантастического вкуса и запаха, что зубы сводит- у нас на рынках такого не купишь, в магазинах и подавно. А как та вкуснейшая янтарная рыбка называлась, мне узнать не удалось- не докричался. Арбузы солёные- я раньше подобных яств не пробовал. Лукуллов пир.

Отец жениха с хитрой физиономией встаёт, и они с Акимычем, удалившись к сарайке, выкатывают оттуда на тачке пять здоровенных глиняных кувшинов.

— Дорогие гости! Кричит свёкр. Эту сливовицу я выгнал, когда у меня сын родился- и зарыл в землю- ему на свадьбу. Сегодня этот день настал — двадцать три года выдержки. Открывай!

Кувшины равномерно распределяются по столам, аккуратно вскрываются. Напиток разливается по стаканам.

— За здоровье молодых! Счастья вам, мира и согласия! Горько!

Акимыч со свёкром подали пример, хлопнув сразу по три четверти стакана – сколько было налито.

Пахнет сливой, прозрачно, как родниковая вода- с лёгким золотисто- розовым туманом, крепость чувствуется, но пьётся, как слеза Божья. Ни сивухи, ни горлодёра – исключительный мягкий напиток. Я тоже маханул залпом свою порцию...

— О, питерский очнулся! Штрафную ему!

И добродушный хохот.

Уже вечер – темнеть начинает. Я отключился намертво на несколько часов – и разумеется, проспал автобус. Кто же мог знать, что эта сливовица такая ядрёная? Там наверно не меньше восьмидесяти градусов. На удивление трезвый Акимыч-

— Выспался? Ну добре, зараз мы тебе доставку организуем.

Мне собрали с собой сумку какой- то еды, налили ещё бутылку этого сказочного самогона – отказаться было просто невозможно. Попрощался с гостями, с Акимычем. Номер своего телефона в Ленинграде оставил.

В пансионат меня отвёз на милицейском УАЗике слегка выпивший лейтенант ГАИ. Всю дорогу рассказывал анекдоты.

Такая была эпоха, такие были люди, приятно было просто и бескорыстно сделать что- то доброе совершенно незнакомому человеку.

подкатывает к миловидной кошечке. При этом обычно грозный хищник и охотник ведет себя необычно: наклонив голову, мелко семенит, по спирали приближаясь к ней, и нежно воркует без остановки:

— Мур-мур-мур...

Ну, правда, кошка действительно была такая вся из себя кошачья барби.

Тут Мурзик видит меня, погромыхивающего ведром. Он преобразился мгновенно: вздыбился, выгнул спину, зашипел, угрожающе бочком шагнул ко мне и поднял лапу.

Ну, думаю – подыграю котейке. Почтительно обошел его шагов за пять, подмигнул. В ответ, показалось, подмигнул и он, и снова к кошечке:

— Мур-мур-мур...

Через минуту иду назад, смотрю: они лапа-об-лапу уже удаляются на соседнюю заброшенную дачу – кто устоит перед таким ласковым, но грозным зверем?

Сготовили ужин, сели с братом есть, покормили Вольфа. Вдруг слышим истошный, полный тоски прощания с жизнью кошачий вопль: кто-то убивает нашего кота!!!

Говорят, в экстремальных ситуациях открываются сверхвозможности: через секунду, не сговариваясь, мы вырвались из дома спасать Мурзилу. При этом неизвестно как, но в руке у меня оказалась мотыга, у брата – топор.

Впереди, естественно, выскочил Вольф.

Воображение рисовало извращенных садистов, пытающих нашего кота.

НО! Оказывается, со всех окрестностей собрались претенденты на эту прекрасную кошечку. Их было реально около дюжины. В самый напряженный момент, когда Мурзик понял, что сейчас его будут бить, возможно, даже ногами, он и издал этот вопль.

На мордах и в выпученных глазах котов явно читалось полное и абсолютное офигение: через считанные секунды на "стрелку" ворвались мурзиковы "братки".

Первым, сиганув через калитку, на заброшенную дачу влетел Вольф и сходу кинулся в атаку, следом с боевым криком, размахивая мотыгой и топором, ворвались мы с братом.

Вольф никогда не кусал кошек, так как дружил с Мурзиком. Поэтому, догоняя замешкавшихся "женихов", он поддавал им под брюхо носом. Те, совершив в воздухе сальто или более крутой акробатический кульбит, смачно шмякались метрах в трех или врубались в заборы и кусты.

Посредине всего этого побоища сидел Мурзик. Он был спокоен, глаза сияли гордостью за свою "бригаду".

Через несколько минут все было окончено. Мы, смеясь, отозвали Вольфа, пошли в домик. Кот остался насладиться плодами победы.

P.S. Ночью ему все-таки набили морду. Видимо, ушел далеко от дачи.

Кошечка навещала его еще почти две недели, пока однажды ее не выследил и прогнал Вольф. Все это произошло на глазах Мурзика. Он два дня гнобил за это собаку – как только тот пытался прилечь поспать или просто отдохнуть, Мурзила, противно мяукая, сгонял его. На ночь приходилось выставлять кота из дома, чтобы пес (да и мы) могли спокойно выспаться.

Через два дня Мурзик познакомился с другой кошкой и простил друга.