в виде двух белоснежных линкоров, стоявших нос к носу.
И на фоне этих ослепительно огромных корабельных бортов разворачивалось действие бурных рррреволюционных лет.
И в аккурат в этот период из театра за пьянку выперли то ли машиниста сцены, то ли бутафора….
И он решил ОТОМСТИТЬ ! За все !
По задумке режиссера-постановщика спектакль начинался с полного затемнения.
Затем раздавались корабельные склянки, медленно включался свет – и начиналось представление.
Наш изгнанный из театра страдалец решил использовать эти несколько минут полной темноты для осуществления своей благородной мести.
Вооружившись банкой с черной краской и кистью, он в полной темноте вывел на белоснежном борту линкора те ТРИ заветные буквы, которые волнуют сердце каждого русского человека.
Буквы были – с человеческий рост, и прекрасно читались с любого места, будь то ложа-бенуар или галерка.
Короче, когда дали занавес, нашего героя уже и след простыл.
Зато публику ожидало незапланированное яркое развлечение в виде знакомого до боли слова на борту корабля.
Начался смех, переходящий в хохот, и «под это дело» дали занавес. В смысле – закрыли.
И стали срочно замазывать черные матерные буквы белой краской. Замазали, дали занавес ( в смысле – открыли) и начали спектакль.
Ну, поначалу публика еще какое-то время обсуждала происшедшее, но потом втянулась в спектакль, и затихла.
Спектакль идет, красочка белая под лучами прожекторов подсыхает, и настает момент, когда из-под белой полезла ЧЕРНАЯ … и вот уже заветное слово буквально пылает на борту линкора.
И как тут актерам играть революционную трагедию, когда за спиной — ТАКОЕ !
И опять в зале – ржачка ! И опять дают занавес.
И зритель слышит, как за сценой заработали молотки.
И когда занавес открыли в третий раз, зал не то, что заржал – зал задохнулся от хохота .
То место, где были БУКВЫ, было … забито ДОСКАМИ. Крест-накрест.
Понятно, какая могла быть в тот вечер «Оптимистическая трагедия» под стоны «умирающего» от хохота зала, под рыдающих от смеха актеров…
И занавес закрыли в третий раз.
Насовсем.