Давно дело было. Постоянно играли с Александром Владимировичем, моим преподавателем по теории обработки металлов, в шахматы. С переменным успехом. Перед экзаменом он мне и говорит:
— Ну что, давай так, на экзамене играем партию, выигрываешь, ставлю 5, ничья — 4, ну а проигрываешь — 3.
Надо сказать, что я был круглым отличником с повышенной стипендией, и вполне возможный трояк мне никак не улыбался. А препод — человек слова, как сказал, так и сделает. Но и я не трус. Соглашаюсь. Экзамен, первые 5 студентов готовятся, а у нас партия идет. Очегь напряженная. Но, вроде, шансов уже у меня побольше. Тут заходит другой препод — по электротехнике. Ничего не говорит, только смотрит, позицию изучает. Тут Александр Владимирович наклоняется над доской, и говорит шепотом: значит так, правила меняются: проигрываешь — пятерка...

Забежала к брату, а он с барышней. Вся из себя гламурная блондинка, только очень не богатая. Волосы желтые, лицо блестит. Выбежала в коридор, начала руками махать как курица крыльями и верещать: "Это, бл@, кто? " Когда узнала, что сестра, натянула улыбку на кислотно розовые губы.
Сидим, пьем чай. Брат сказал, что я продавец.
Она: А я, вообще-то, институт магистров окончила!
Я: Да ладно!
Она: Да. И у меня IQ больше, чем у всей группы был.
Я: Ого! Такой большой! Это сколько? 20?
Она: 30!

которые иначе чем странными не назовешь. Зачем он это делал? Не знаю. Пока отец был жив мне не приходило в голову спросить, а теперь поздно. Может быть ему не хватало адреналина. А может быть им двигало любопытство. Похоже он не мог устоять перед искушением закинуть удочку в тихий омут и увидеть что за черта он вытащит на этот раз. Ему, конечно, везло, что черти попадались не очень злобные.

В то спокойное субботнее утро отец оторвал листок календаря и увидел, что сегодня день рождения Брежнева. После завтрака он оделся потеплее
(на дворе стоял декабрь), пошел на почту и отправил по адресу — МОСКВА, КРЕМЛЬ, ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС — телеграмму следующего содержания: "ДОРОГОЙ ЛЕОНИД ИЛЬИЧ ДВТ ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ ТЧК ЖЕЛАЮ ЗДОРОВЬЯ И ДАЛЬНЕЙШЕЙ ПЛОДОТВОРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НА БЛАГО СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА ТЧК" — Подписался полными именем и фамилией, Марк Абрамович Быков, и заполнил адрес отправителя в самом низу бланка.
Телеграмму в конце-концов приняли, правда после того как начальник отделения сверила паспортные данные.

Во вторник отца вызвал парторг института, человек по общему мнению неподлый. Работали они вместе много лет и относились друг к другу хорошо.
— Отправлял телеграмму?
— Отправлял, — подтвердил отец.
— Ты что с Брежневым знаком?
— Естественно нет. Был бы знаком, что бы я здесь делал?
— Ну, как дети малые, — возмутился парторг, — Леонид Ильич человек занятой. Представь, что все отправили бы ему телеграммы. Он что их прочитать сможет?
— Не отправили бы, — возразил отец, — не все относятся к Леониду Ильичу правильно. Некоторые даже анекдоты рассказывают. А остальные пожалели бы два рубля на телеграмму. А я не пожалел.
— Ладно, — не стал спорить парторг, — дело не в этом. Завтра утром поедешь в райком. С тобой будет беседовать инструктор отдела идеологии. Пропуск тебе заказан. — и добавил когда отец был уже в дверях, — Пожалуйста не выноси сор из избы.

Инструктор райкома поначалу показался отцу человеком милым и внимательным. Долго расспрашивал о здоровье, семье, квартирных условиях, отношениях c начальством. Затем перешел к телеграмме и стал редкостным занудой. Раз за разом, немного меняя формулировку вопросов, он пытался выведать каким боком отец знаком с Брежневым. Похоже ему казалось, что отец темнит. А когда разговор зашел в тупик, с той же дотошностью стал вытягивать зачем было посылать телеграмму. Отец настаивал на изначальной версии:
— Увидел в календаре, захотелось поздравить и поздравил. Что здесь непонятного?
— Но с днем рождения обычно поздравляют родственников, друзей, людей близких, — объяснял инструктор свои жизненные понятия.
— А Леонид Ильич и есть близкий человек. Я его вижу чаще чем моих сестер. По телевизору, конечно, но разница небольшая. Когда я вижу сестер, они тоже говорят, а я молчу.
Отцу показалось, что этот ответ очень не понравился. Тем не менее на прощание инструктор предложил воспользоваться райкомовским буфетом и попросил не выносить сор из избы, если дело пойдет наверх.

На работе отец появился уже после обеда с авоськой полной пакетов, которые источали нездешние ароматы. Только уселся за свой стол – сразу зазвонил отдельский телефон. Отец взял трубку и услышал командирский и в то же время елейный голос начальника первого отдела:
— Марк Абрамович, зайди ко мне, тут один человек с тобой поговорить хочет.
Отец зашел. Желающим поговорить оказался майор госбезопасности с незапоминающимися именем и фамилией. Заглядывая в бумажку и делая пометки, он скрупулезно прошелся по отцовской биографии. Потом положил на стол чистый лист.
— Марк Абрамович, пожалуйста напишите когда и при каких обстоятельствах Вы встречались с Брежневым.
— Я уже сегодня в райкоме вспоминал, но так и не вспомнил. Теперь, боюсь, тоже не получится.
— Да Вы не нервничайте, — вполне миролюбиво сказал майор, — когда вспомните, позвоните нам. А если не вспомните, тоже можете позвонить. Услышите, что кто-то порочит Советскую власть или анекдоты нехорошие рассказывает, — и позвоните.
— Ничего из этого не выйдет. Я не справлюсь.
— Как это не справитесь? Столько людей прекрасно справляются, а Вы не справитесь!
— Дело в том, — попытался объяснить отец, — что на трезвую голову никто такие разговоры не ведет, а я, если выпью, то на следующий день даже не помню с кем пил, а о чем беседовали и подавно.

Отец говорил чистую правду. У него была необычная реакция на алкоголь. После какой-то по счету рюмки он мгновенно и полностью отключался и напрочь забывал все события прошедшего дня. Эта рюмка могла быть и десятой и первой. Поэтому он старался не пить, а на случай, когда отказаться было невозможно, разработал хитроумную систему подмены спиртного неспиртным.

— Марк Абрамович, — в голосе майора появились суровые нотки, — Вы не представляете сколько людей хотят помогать нам совершенно добровольно. Не всем мы оказываем такое доверие как Вам. А Вы отказываетесь. Не забывайте, что у вас первая форма допуска по секретности. Заберем – и Вы просто не сможете выполнять свои служебные обязанности. Подумайте хорошенько, одним словом.

Я до сих пор помню каким расстроенным пришел отец домой в тот вечер. Повинился перед матерью. Не успела она начать его пилить, как зазвонил телефон. Звонивший представился инструктором обкома партии и сказал, что ждет отца завтра в десять утра не проходной. Я думаю, что родители в эту ночь так и не смогли уснуть.

На следующее утро отец поехал в обком. На проходной его встретили и передавали с рук на руки пока он не оказался в гигантском кабинете первого секретаря. Первый поздоровался с отцом за руку и сразу перешел к делу.
— Не будем терять время. Я уже знаю, что Вы никогда не встречались с Леонидом Ильичом. Есть только маленькая нестыковка в том, что Леонид Ильич не только встречался с Вами, но и прекрасно помнит Вас. Вот послушайте.

Первый нажал на какую-то кнопку и отец услышал знакомый до боли голос Брежнева:
— Кто прислал? Быков, Марк Абрамович говоришь? Есть такой, я его по Кишиневу помню. Еврей с русской фамилией. Грамотный товарищ и беленькую грамотно употребляет. Я его перепил, но с большим трудом, на грани можно сказать. И как это? Киш мерин тухес? Смотри, не забыл!

Потом Первый взял со стола лист бумаги и продолжил:
— А вот справка, которую я получил из КГБ. Из нее следует, что в то время, как Леонид Ильич был первым секретарем ЦК Молдавии, Вы были главным инженером проекта Кишиневского тракторного завода и регулярно ездили туда в командировки.

И тут отец вспомнил! Как с конвейера завода сошел первый трактор, как приехали гости из ЦК. После митинга в заводской столовой был банкет, а потом узким кругом поехали на какую-то большую дачу с парной и бассейном. Отца, конечно, прихватили по ошибке, но в провинциальной Молдавии, где тракторный был самым большим заводом, случалось всякое.
Вспомнил и симпатичного мужика с густыми широкими бровями, с которым они трепались почти до утра, когда остальные сошли с дистанции. Вспомнил, как выпили на брудершафт. В какой-то момент новый друг заподозрил, что отец мухлюет и стал ему наливать сам. После пятой рюмки отец отключился.
Очнулся он только в гостинице, и последним, что помнил, был сходящий с конвейера трактор.

Пораженный внезапным прозрением, отец немедленно поделился воспоминаниями с Первым. Тот слушал с открытым ртом. Он же прервал наступившую тишину:
— Есть мнение, что товарищ Брежнев может пригласить Вас в гости. Если пригласит, с деталями Вас ознакомят позже. Хочу только предупредить, что не стоит выносить сор из избы. — Первый вдруг задумался, — Марк Абрамович, между прочим, что это за тухес такой? Может Вы знаете?
Никак разобраться не можем.
Отец незаметно вздохнул. Ненормативную лексику он не любил и пользовался ею крайне редко.
— Тухес – по-еврейски ж@па.
— Жопа!? — удивился Первый, — А при чем тогда к жопе мерин?
— Не “мерин”, а “мир ин”. Леонид Ильич попросил научить его еврейским ругательствам. Больше всего ему понравилось “киш мир ин тухес”.
Переводится как “поцелуй меня в ж@пу”.
— А что, действительно хорошо звучит! Нужно запомнить. Может пригодиться?! — Первый явно пришел в хорошее настроение и с удовольствием повторил, — Киш мир ин тухес. Правильно?
— Отлично. У вас получается не хуже чем у Леонида Ильича, — отец снова вздохнул.
— Марк Абрамович, а о чем еще кроме тухеса говорили, если не секрет?
— Если память меня не обманывает, о заводе, о прекрасных дамах, о том что вокруг сплошной бардак...
— Да, бардака хватает... — согласился Первый и вроде даже хотел продолжить, но спохватился, — Марк Абрамович, может быть Вам чем-то нужно помочь?
— Наверное нужно. Меня вчера товарищ майор пообещал допуска лишить.
— Ну, это пусть Вас беспокоит меньше всего. Вы теперь номенклатура лично Леонида Ильича. Без него Вас никто и никогда не тронет.

Распрощались. Секретарь вручила отцу два приглашения на обкомовскую базу. Там за полцены отец купил себе финский костюм и голландские туфли, а мама французскую шубу из искусственного меха. В Москву отца так и не пригласили.