топор и спросил:
— Это твой топор?
— Нет, это не мой топор, — ответил дровосек.
Господь достал из речки серебряный топор и спросил:
— Может, это твой топор?
— Нет, и это не мой топор, — отвечал дровосек.
Наконец, Господь достал из речки железный топор.
— Да, это мой топор, — обрадовался дровосек.
— Я вижу, ты честный человек и соблюдаешь мои заповеди, — сказал Господь,
— возьми же себе в награду все три топора.
Стал дровосек жить-поживать в достатке, но тут к несчастью в речку
упала его жена. Он снова горько заплакал. И снова ему явился Господь
и спросил:
— Что ты плачешь?
— Как же мне не плакать, ведь в речку упала моя жена.
Тогда Господь достал из речки Дженифер Лопез и спросил:
— Это твоя жена?
— Да, это моя жена, — радостно ответил дровосек.
Господь рассердился:
— Ты солгал мне, как же так?
— Видишь ли, о Господи, — ответил дровосек, — тут вышло небольшое недоразумение.
Ответил бы я, что это не моя жена. Ты тогда достал бы из речки Кэтрин
Зета-Джонс, а я бы снова сказал, что она не моя жена. Тогда ты достал
бы мою жену, и я бы сказал, что вот она и есть моя супруга. Ты бы отдал
мне всех троих, и что бы я стал с ними делать? Я бы не смог их всех
прокормить, и мы все четверо были бы очень несчастны.
Мораль: Когда мужчины лгут, они делают это достойно и к всеобщей пользе.

Занятия по минно-взрывному делу у нас вела "приглашенная звезда" — полковник Вино... дов, которого мы называли "Бонд", за его манеру представляться: "Вино... дов. Полковник Вино... дов". Вообще-то, он преподавал в военном училище, но училище "арендовало" у нашей части полигон, а часть "арендовала"

фигура, и это при росте 190 см (! ). При всем этом девушка носила, как правило, довольно мешковатую и невзрачную одежду и штаны. Это интриговало босса, и он иногда интересовался: «Марина, ну когда же Вы придете на работу в легоньком платьице, когда же мы наконец-то полюбуемся на Ваши стройные длинные ножки? ». Делалось все это в шутливой форме, без нажима. В самом деле, да я сам, да и все остальные мужчины в офисе были бы не против полюбоваться на ее ножки.
И вот однажды, в начале лета, она пришла в офис в открытом легоньком сарафане, ярком и стильном. Еще и на высоких каблуках. При этом она заметно смущалась. Все были потрясены. Босс задумчиво сказал: «Да, как же это, наверное, здорово – быть такой красивой и стройной. Всем ты нравишься, все на тебя обращают внимание».
Марина расстроилась: «Ко мне, пока я до дома доеду, успевают пристать раз десять. И в основном пристают какие-то дебилы или пьяные. Вот сегодня я шла к офису – а мне в спину шишкой кинули. Обернулась – а там рабочие на газоне сидят, нерусские. Ухмыляются: «Дэ-э-вущька, га-а-а! ! га-а-а! ! ». Вот Вы (обращаясь к начальнику), наверное, никогда подобной неловкости, страха, смущения не испытывали, и даже не представляете, каково это».
Босс задумался, а затем помрачнел и рассказал следующее. «После окончания артиллерийского училища меня направили служить в полк, находившийся под Благовещенском. И вот я, молоденький лейтенант, направляюсь со своим чемоданчиком в штаб, чтобы доложить о прибытии. Немного смущаюсь – обстановка-то незнакомая. На крыльце штаба стояла огромная, немолодая пьяная прапорщица, курила. Она тут же притиснула меня к стенке и, дыша мне в лицо перегаром, утвердительно сказала: «мне вечером идти в гости, а еб@ря у меня сейчас нет. Ты пойдешь со мной, а потом ты у меня останешься». Я попытался уйти, но та обхватила меня покрепче и сказала: «сейчас я покажу тебе настоящий французский поцелуй». Мне удалось вырваться, но то мерзкое ощущение шершавого, прокуренного языка в моем рту впоследствии преследовало меня годами». После этого с дурацкими просьбами босс никогда больше к Марине не приставал.